— Впечатляюще, — хрипит Гурон, повышая голос, чтобы он прозвучал над слабым розовым светом остывающего металла. — С кем имею честь?

Ответа не слышно. Гурон напряженно вслушивается. Боевые роботы Кастеланы, если он не ошибается: могучие автоматоны, пожалуй, вдвое выше его ростом, свирепые и хорошо вооруженные. Если он услышит, что они идут за ним, ему придется быть готовым отреагировать в мгновение ока. Вероятно, есть причина, по которой они удерживают эту позицию, а не выходят, чтобы попытаться отразить вторжение его сил в комплекс в целом. Возможно, они пока останутся на месте.

Ответа по-прежнему нет.

— Нечего сказать? — спрашивает Гурон в тихий проход. Нет, не совсем тихий: если напрячь слух, то можно различить очень слабое жужжание механизмов и схем боевых автоматов, хотя оно едва слышно за шумом его собственной брони. — Ты только что пытался убить меня — неужели ты не хочешь узнать, кто я такой?

Он закрывает глаза и обращается к своим чувствам. На его плече Хамадрия бормочет тихие слоги, близкие к словам, но так и не дошедшие до конца. Они освобождают его разум, позволяя части его сознания отправиться на поиски ответов.

Грубые очертания, настоящие и цельные, совершенно свободные от искры жизни, и все же одушевленные. Кастеланы: пятеро, расположившиеся по всему коридору. Гурон чувствует воинственную энергию их машинных духов, прекрасно соответствующих поставленной перед ними задаче. А позади них…

— Вот ты где, — шепчет про себя Кровавый Грабитель, и его мертвые губы кривятся в улыбке.

За ними — настоящая жизнь. Лишь одна душа, в которой страх присутствует так же густо и явно, как захваченные знамена на стенах зала военачальника. Страх — да, но и твердость намерений. Если это просто рабочий, укрывшийся за этими стражами, то нет пути, который не потребует высокой цены за кровь; возможно, более высокой, чем Гурон готов заплатить за столь неопределенную награду. Однако если это инфокузнец Легио Кибернетика — тот, кто контролирует кастеланов, — то возможен и другой подход, а Гурон всегда стремился не упускать возможности. Командир, который слишком крепко привязывает себя к какому-то курсу, оказывается ведомым, а не наоборот.

— Грозная у тебя сила, — говорит он. Слишком грозная, чтобы оставить ее на службе Империуму. Уже сейчас мои воины разрывают этот комплекс на части, чтобы добыть материалы, за которыми мы прибыли. Когда мы закончим, я прикажу своему кораблю сравнять его с землей. У нас есть оружие и достаточная точность, чтобы добиться этого, уж поверь мне.

По-прежнему никакого ответа. Ни слов, ни нападения. Однако Гурон чувствует нарастающий страх. Кто бы это ни был, он еще не настолько продвинулся по пути Культа машин, чтобы избавиться от всех своих эмоций.

Я — Гурон Черное Сердце, повелитель Красных Корсаров, — говорит Гурон. — Кто же тот, кто стоит у меня на пути?

И все равно ничего. Пока…

— Инфокузнец Кибернетики Гриза Даллакс, — раздается в ответ, в словах звучит одновременно страх и гордость. — Я управляю этими машинами, так что постарайтесь получше.

— Получше? — Гурон сдавленно цокает языком. — Если я постараюсь получше, ты превратишься в атомы, а твое бытие сгорит на глазах. Ты когда-нибудь умирал, магос Даллакс? Умирал, или был близок к этому, это не имеет значения. Позволь мне сказать, что твои последние мгновения растягиваются в субъективную вечность. Я вернулся с другой стороны. Сомневаюсь, что тебе так же повезет.

Молчание.

— А что с твоими подопечными? — продолжает Гурон. — Ценные слуги Омниссии, все как один. Смогут ли они выдержать бортовой залп? Сомневаюсь. Я человек практичный и не терплю расточительства. Возможно, я смогу предложить альтернативу.

Магос Даллакс не отвечает, но Гурон чувствует вкус отчаяния в воздухе. Ему хорошо знакома эта эмоция. Даллакс может сражаться вместе со своими кастеланами и умереть во время атаки, но молча стоять и ждать уничтожения? Это совсем другое дело. И все же сражаться насмерть в последнем бою — совсем другое дело, чем броситься на превосходящего по силе противника. Первое — это борьба за продление своего существования как можно дольше, второе — активное стремление закончить его раньше, чем это необходимо.

Космический десантник Империума, оказавшись перед выбором, может решить умереть на своих условиях. Магос Даллакс — не космодесантник, даже не скитарий, у которых, несмотря на их биологические части, свободы воли не больше, чем у кастеланов. Даллакс достаточно дорожит своей жизнью, чтобы клюнуть на приманку, которую оставил Гурон.

— Какую альтернативу ты можешь предложить, предатель?

В голосе звучит все презрение, какое только можно извлечь из голосового синтезатора, но даже оно не может скрыть отчаянную надежду, таящуюся внутри. Магос Даллакс может и не согласиться на альтернативу, но она ее выслушает.

— Простую, — отвечает Гурон, как можно ровнее, несмотря на свои вокальные недостатки. Когда-то он был великим оратором — достаточно великим, чтобы убедить Плакальщиков и Воинов Богомола выступить на стороне Ордена, когда тот попытался отделиться от Империума. Возможно, его голос и утратил часть своего очарования, но разум, направляющий его, всё столь же остр. — Я предлагаю вам и вашим подопечным покинуть станцию и присоединиться ко мне.

— Присоединиться к вам? — Раздается резкий лай бинарного смеха. — И стать предательницей?