— Ты же говорил, что одного танца достаточно.

— Верно, сиятельная.

— Ну и как он узнает?

— Что узнает, сиятельная?

— Я должна буду танцевать под вуалью, дорогуша. Почему бы Кестрель не надеть мою одежду и вуаль и не заменить меня? Никто и не догадается, что это не я.

Кестрель молча слушала Йодиллу — она быстро прикидывала, как можно использовать эту возможность. Лазарим тряхнул головой.

— Ваш отец такого ни за что не позволит.

— А разве обязательно говорить ему об этом?

Учитель танцев уставился на Йодиллу.

А ведь она права — кто догадается? План принцессы действительно может сработать. Конечно, все это безумно опасно. Однако попробовать можно.

Сирей захватила собственная идея. Принцесса нетерпеливо обернулась к Кестрель.

— Ты сделаешь это для меня, Кесс, дорогая? Скажи, что сделаешь! Я знаю, что никогда не научусь этому глупому танцу, сколько бы ни старалась. А если не научусь, то не смогу выйти замуж, а если я не выйду замуж, все пойдет вверх дном — будет война и прочие бедствия. А уж как рассердится папа!..

Кестрель посмотрела на принцессу, затем — на учителя танцев. Поможет ли ее плану то, что она наденет свадебный наряд Йодиллы и станцует вместо нее? Вряд ли. С другой стороны, если она согласится, то станет хранительницей опасной тайны, а тайна — всегда источник власти.

— Пожалуйста, дорогая. Тебе так пойдет мой свадебный наряд!

Сирей беспокойно смотрела на подругу. Кестрель поняла, что должна что-то ответить.

— А как насчет них? — Кесс показала глазами на музыкантов.

— Насчет них?

— Они могут проговориться.

Йодилла повернулась к музыкантам.

— Если вы кому-нибудь расскажете о том, что слышали здесь, я прикажу, чтобы ваши языки вырвали, в рот засунули кроличьи головы, а затем зашили вам губы.

Музыканты склонили головы, слишком испуганные, чтобы отвечать.

— А глаза ваши выжгут раскаленными вертелами, — добавила Йодилла, отдавая дань традиции.

— Они ничего не расскажут, сиятельная, — произнес Лазарим.

— Так же как и вы. Никто, кроме нас троих, ничего не узнает.

Сирей была очень довольна, что ей удалось разрешить серьезнейшую проблему, мучившую ее с самого начала путешествия. Принцесса исполнилась гордости.

— Интересно, принято говорить друзьям, что они сделали нечто умное, если они действительно это сделали?

— Конечно принято, — отвечала Кестрель.

— А я ведь это сделала, не так ли? Разве это не умная мысль?

— Разумеется, умная.

Кестрель посмотрела на Лазарима, в глазах девушки застыл невысказанный вопрос — получится ли? Для учителя танцев идея Сирей была истинной находкой, выходом из бедственного положения. Для Кестрель — еще одной возможностью, предоставленной судьбой. И еще это значило, что она будет танцевать!

— Если мне предстоит такое испытание, — сказала Кесс, — то я должна научиться делать все как следует.

На следующий день рабы проснулись от скрипа и грохота продуктовых повозок. Завтрак состоял из крепкого горького чая и испеченных в жиру лепешек. Чай бодрил, а лепешки оказались свежими, жирными и сытными. К рабам возвращались силы.

Бомен и Мампо бродили по периметру двора, выискивая слабые места в стенах. И таких мест оказалось немало. В заборе были доски, которые держались только на честном слове, а были и места, где совсем просто перебраться на другую сторону. В дальнем углу двора стояла охрана, однако солдат было не так уж много, к тому же они не обращали внимания на юношей. Да и огромные ворота, закрывавшиеся снаружи, похоже, можно было открыть, если хорошенько поднажать.

— Мы можем выбраться отсюда, — сказал Мампо.

— Они погонятся за нами, — отвечал Бомен. — У них есть конница.

Сзади раздался голос.

— Мы могли бы убежать.

Юноши обернулись и обнаружили Руфи Блеша, который прислушивался к разговору. Глаза его горели странным огнем.

— Вы подумали о том же самом, да? — спросил Руфи. — Их не так уж много. Мы сможем добраться вон до тех деревьев.

— Все? А дети и старики?

Руфи оглянулся.

— Не все. Однако лучше кто-нибудь, чем вообще никто.

— Нет, — сказал Бомен. — Мы должны бежать вместе.

Бо и сам удивился, услышав властные нотки в своем голосе, но он знал, что прав. Жители Араманта должны держаться вместе.

— Тогда мы никогда не убежим. — Тон Руфи был жестким. — Неужели ты не видишь, что происходит? С нами обходятся как с собаками. Люди запуганы. Они делают то, что им велят. Они становятся рабами. Ты только посмотри.

— Я не раб, — сказал Мампо. — Я буду сражаться.

— Тогда пойдем со мной, Мампо, — вскричал Руфи. — Мы с тобой похожи, у меня тоже больше нет семьи. Ночью мы сможем улизнуть и затеряться в лесу.