Кулл остановился.

— Да, я помню в прошлом сражении ты проявил мужество и бесстрашие, достойное воина. Тем более я удивлен тем, что представитель столь благородного рода оказался среди заговорщиков.

— Я не имею к ним никакого отношения, — спокойно ответил юноша, глядя царю прямо в глаза и готовый принять смерть, но не поднять меча на своего повелителя.

— Почему же ты не прикоснулся к вину, когда я провозгласил тост за великого Хотата? — удивленно спросил Кулл, которому очень хотелось, чтобы юноша доказал свою невиновность — ему он нравился.

— Я не пил вина, — спокойно ответил тот, — потому, что дал обет не прикасаться к вину и изысканным яствам до тех пор, пока не обвенчаюсь со своей возлюбленной, ее зовут Фейра, дочь известного вам гора-Марина. Но она отправилась за благословением к своему деду в Грелиманус и я с тревогой ожидаю ее возвращения. Я поехал бы вместе с ней, но я обязан был присутствовать на вашем пире, мой царь, я не мог нарушить традиций. Но я не мог и нарушить обета не пить ничего, кроме родниковой воды и не есть ничего, кроме черного хлеба. Я все сказал, если сомневаешься в моих словах, мой повелитель, убей меня, я с удовольствием приму смерть за своего царя.

— Как твое имя?

— Хеерст из рода Дракбары.

Кулл опустил меч и обнял юношу.

— Твои слова обогревают мое сердце, — сказал царь. — Не все в моем царстве думают лишь о том, как погубить меня и завладеть моим троном. Я бы выпил с тобой вина, отважный Хеерст, но я уважаю твой обет. У меня к тебе есть поручение, готов ли ты выполнить его прямо сейчас?

— Что прикажете, мой повелитель?

— Отправляйся немедленно в Грелиманус и проверь слова этих, — Кулл брезгливо указал на трупы, которых уносили рабы. — Но, что бы там не происходило, ты обязан вернуться живым и все рассказать мне. Если там все в порядке, передай отцам города, что как только справлюсь со срочными делами, сам приеду посмотреть, как они живут, я давно собирался съездить туда.

— Я уже мчусь в конюшню, мой повелитель! — пылко воскликнул юноша из рода Дракбары.

Царь уселся в свое кресло. Бокал перед ним был полон. Тут же подошли три женщины с тазами, полными воды, чтобы промыть и перевязать его раны.

За все время, что происходили описанные события, гости словно забыли о своих голоде и жажде, но сейчас, когда все благополучно завершилось, аппетит давал знать о себе со зверской силой.

Те, кто не успел произнести здравицы днем на площади перед царским дворцом, рассчитывали наверстать упущенное, готовясь произнести пышные слова в надежде обратить на себя взгляд царя. Кулл, прекрасно зная об этом, сожалел, что сладостные мгновения схватки пролетели столь стремительно и вновь подкатила скука застолья.

Какое-то время он слушал витиеватый тост Ка-ну, любившего поговорить не менее, чем пить вино или обнимать знойных красоток.

Знатные гости и послы вставали один за другим, произнося хвалебные речи царю Куллу и восславления великому Хотату. Кулл сидел, закрыв глаза — может, он заснул, но все считали, что он слушает или думает о важных неотложных государственных делах.

Очень скоро пирующие дошли до того состояния, когда уже не слышат речи других, а когда произносят речь сами, не обращают внимания: слушает ли их хоть кто-нибудь.

— Кулл, пойдем в сад, — тихо предложил на ухо царю Брул. — У меня для тебя есть подарок. Заодно и поговорим. Гости уже не заметят твоего ухода.

Кулл обвел взглядом зал, посмотрел на золотое блюдо с изысканными деликатесами, к которым так и не притронулся.

— Да, Брул, ты прав. Пойдем поговорим наедине. Советник Ту, посол Ка-ну, не хотите присоединиться к нам, пройтись по свежему воздуху? Здесь стало чересчур душно.

Ту без слов поставил на стол кубок и встал. Ка-ну с благодушной улыбкой согнал черноволосую красотку, пристроившуюся у него на коленях.

— Иди-иди, крошка, — сказал посол пиктов девушке. — Я вернусь и у нас еще будет время обсудить твои прелести.

Царь и трое его ближайших друзей вышли в сад, восемь Алых Убийц во главе с Келькором на приличном расстоянии следовали за ними.

Никто из гостей, увлеченных прекрасным вином и изумительными угощениями, которых на столе не уменьшалось, поскольку едва блюдо пустело, рабы тут же заменяли его полным, не обратил внимания на уход царя из пиршественного зала.

Брул уверенно вел царя и его спутников в дальний, заросший вековыми деревьями уголок сада, почти у самой каменной стены, огораживающей царский дворец. Ноздри царя раздулись, почувствовав полузабытый запах костра.

— Я, кажется, понял, Брул, какой подарок ты мне приготовил, — сказал Кулл.

— Я заметил, что ты ничего не ел во время пира.

Они вышли на небольшую лужайку. Двое царских рабов жарили на костре тушу животного.

Брул подошел к ним и придирчиво осмотрел мясо.

— Скоро будет совсем готово, — сообщил он, усаживаясь прямо в траву. — Этот олень сегодня бегал по лесу.

— Я пьян уже от самого запаха, — сказал Кулл, также усаживаясь в траву. — Удружил, Брул. Я сам не понимал, что мне хочется, а оказалось, все так просто… Что-то приобретая, обязательно что-то теряешь и в этом дворце тоскуешь по воле гор, по охоте… Как мне надоели эти покушения, если бы ты знал, Брул! Я не могу думать о делах страны — я все время вынужден защищать свой трон. Вместо того, чтобы продумать, где строить новый порт и съездить самому все посмотреть на месте, мне теперь придется заниматься этими заговорщиками в Грелиманусе.