Как хранить отходы от производства плутония, не знал никто. Методы хранения разрабатывались, что называется, на ходу. Где хранить всю эту радиоактивную массу? Ясности не было. Наконец придумали, решили загружать отходы в огромные стальные контейнеры или в железобетонные траншеи. Контейнеры были подземными, или вкапывались вровень с землёй и базировались в лесах. Вполне возможно, допускает Жорес Медведев, что до 1953–1954 годов все основные элементы производства атомных бомб и хранилища отходов были сосредоточены в одном месте, к востоку от Кыштыма. Эти-то отходы и взорвались в сентябре 1957 года.

До марта 1990 года существовала только одна краткая официальная версия о причинах этого взрыва. И ограничивалась она одной фразой (в докладе для МАГАТЭ): «В результате выхода из строя системы охлаждения бетонной ёмкости с нитратно-ацетатными высокоактивными отходами произошёл химический взрыв отходов». В официальных версиях аварии, в том числе в показаниях свидетелей, фигурируют сухие отходы, которые из жидкого состояния стали переходить в сухое из-за повреждения охлаждающих трубок и, скопившись, взорвались. Почему в течение года эту неисправность не устранили? Вопрос хороший. Ответ тоже: «Проведённые расчёты показали, что несмотря на отсутствие охлаждения, радиоактивные отходы находятся в стабильном состоянии…» Жорес Медведев считает, что такой механизм аварии маловероятен и поясняет, по каким причинам. Касаться этих подробностей я не буду, книга его хоть и стала библиографической редкостью, но найти её всё же можно. И его предположение подтвердилось рассекреченным и изданным в 1990 году отчётом под редакцией А. И. Бурназяна. Вот как там описывается взрыв: «В результате технической неисправности произошёл выброс радиоактивных веществ из хранилища отходов в атмосферу. Радиоактивные вещества в виде жидкой пульпы… были подняты на высоту 1–2 км и образовали радиоактивное облако, состоящее из жидких и твёрдых аэрозолей… Радиоактивное облако под воздействием ветра распространялось в северо-восточном направлении, образуя радиоактивный след в результате выпадения аэрозолей».

В своей книге Жорес Медведев даёт текст из видеофильма о Кыштымской аварии, где рассказывается ещё об одной версии взрыва. Но во всех этих версиях есть явные противоречия: они – в описании процесса прекращения охлаждения ёмкости. По первой версии возникла течь во внутренних трубках. По второй – утечка радиоактивных отходов произошла в бетонную «ванну», в которой расположен контейнер. Вполне возможно, что эти версии имеют право на существование.

Но возникает очень много вопросов, главный из которых: как можно было не заметить «усушку» содержимого в течение года, если все знали, что система охлаждения не работает?! Есть и другие вопросы… И видя явную неполноту или, быть может, намеренное искажение существующих отчётов о Кыштымской аварии, Медведев сделал попытку более полной реконструкции того, что в действительности произошло в секретном атомном центре на юге Урала. Но он не оставлял надежды на то, что действительно полный технический отчёт об этой аварии будет опубликован. Книга была написана и издана в 1979 году в США. Возможно, такой отчёт уже появился, но я о нём не слышала.

Как же производился ядерный плутоний? Вы не поверите, но… его делали чуть ли не вручную. Думаете, название книги «Плутоний в девичьих руках» – это красивая метафора? Нет. Руками, голыми. «Держать в руках плутоний», – это было, по её словам, главное дело жизни доктора наук Лии Павловны Сохиной, окончившей Воронежский государственный университет, принимавшей непосредственное участие в отработке технологии выделения плутония и проработавшей на «Маяке» 40 (!) лет.

На последних технологических операциях (осаждение оксалата плутония, сушка его в сушильном шкафу, прокаливание до двуокиси) работали женщины. Высушенный осадок оксалата часто комковался, поэтому, прежде чем передать оксалат на прокаливание, все комочки приходилось разбивать, растирать в платиновой чашке! Делалось это без какой-либо защиты, и пыль оксалата плутония свободно попадала в органы дыхания. К сожалению, тогда на это не обращали серьёзного внимания. Почти все, работавшие с плутонием, умерли в очень раннем возрасте, в основном от онкологии и пневмосклероза.

Мои родители непосредственно с плутонием не работали, отец занимался, как я понимаю, охраной секретного объекта. Каждый промышленный объект был заключён в зону, обнесённую колючей проволокой, имел свой контрольно-пропускной пункт. По периметру зоны стояли вышки, на которых круглосуточно дежурили солдаты. Когда мою маму отвозили в Карабаш в роддом, отца выпустили за КПП, а потом только разрешили поехать и маму со мной забрать. В роддоме мама лежала в отдельной палате, и какая-то молчаливая женщина шла за ней следом даже в туалет. Такие были времена.

Мои родители умерли от онкологии. Мама в 53 года, отец – в 63. Я уже старше. Но дамоклов меч этой аварии висит надо мной всю жизнь. Нужны ли были такие жертвы? Ответить однозначно на этот вопрос я так и не могу.

Познакомились мои родители в городке Дрогобыч, что на Западной Украине. До Второй мировой войны он находился на территории Польши. Мама моя, Наталья Семёновна Вислоух, там работала бухгалтером на лесопилке, после окончания техникума в Верховне. А отец… Почему его перебросили из Польши, где он войну закончил, в Дрогобыч, «тайна сия велика есть», и я её уже не узнаю. Но факт остаётся фактом. В 1946 году он там оказался, и 30 декабря этого же года мои родители сочетались законным браком в сельсовете родного маминого села Паволочь в Житомирской области.

Но знакомство жениха с родственниками было довольно забавным. Молодая пара появилась на крыльце маминого родительского дома, но он… был закрыт. Куда подевалась будущая тёща, а моя бабушка Анна Михайловна, никто не знал. Ну и сели молодые «пiд хатою» и стали ждать. Бабушка же отправилась на бричке, запряжённой лошадью в райцентр Попельню, уж по какой надобности, не знаю. Ну и там она, наверняка для храбрости, приняла «на грудь» хороший стакан горилки. Вот так, весело погоняя лошадь, она и въехала в село. «Тююю, худэ яке!» – первое, что она сказала, увидев моего отца. Да уж, в те годы, пожалуй, никто сдобным телом не отличался, тем более, прошедшие через войну… Сохранилась фотография отца 1940 года, ещё когда он учился в Бакинском пехотном училище, и 1945, послевоенная. На этих снимках – просто разные люди. Но тем не менее встреча прошла сердечно, зять-офицер пришёлся моей бабушке по душе. И отец всю жизнь отвечал ей взаимностью, любил тёщу. А вот знакомство мамы с родителями отца было несколько другим. Он был из рода запорожских казаков, переселённых после разгона Запорожской Сечи на Кубань. И этим, пожалуй, всё сказано.

Мой отец Пётр Андреевич Костенко родился 28 июня 1921 года на хуторе Царицынский в Краснодарском крае (сейчас это хутор Северокавказский Новокубанского района). В страшном 33-м его семья, спасаясь от голода, перебралась ещё южнее, в Азербайджан, на берег Каспия.

Отец учился в рыбном техникуме, а в девятнадцать лет, по призыву из Октябрьского районного военкомата города Баку, прошёл ускоренный курс обучения в Бакинском военном пехотном училище и в январе 1940 года начал свою службу в Красной армии.