Пока Серёжа проводил день за расшифровкой письма, остальная часть его семьи искала потерянного семьянина. Женщины посетили и кладбище, и избу бабы Жданы, и пару заброшенных халуп; они даже думали отправиться к машине, но развернулись у самой чащи, и шага не сделав в её утробы. Мария была готова посетить отвратительный свинарник, но стоило ей остановиться на пороге в кромешную тьму и царство витающих в воздухе нечистот и испарений, как животный и неописуемый страх окутал её. Она ощущала каждый волосок на голове, который вместо окоченевших ног пытались умчаться прочь. Свинарник так и остался неосмотренным. Григория не стало, словно и не было, прямо так, как иногда мечтала сама Мария, даже малышка Вера, но его деяние и наследие оставалось с ними, прямо в Неясыти.

Домой женщины вернулись измождёнными, не способные толком похвастаться или пожаловаться на результаты поисков. Вера быстро уснула под боком брата, а Мария огорчённо укуталась во все два одеяла.

Серёжа проснулся уже после своей сестры, которая довольно громко шуршала в корзинах в поисках чего-нибудь съестного. Он редко видел её лицо, которое ничего не выражало, – и ещё реже улыбку, – но сейчас девочка выглядела более здоровой, и её лоб украшали маленькие игривые морщинки активных раздумий.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил он, опустившись на пол рядом с сестрой.

– Нету, – тихо ответила девочка. Она показала пальцем на маму и приложила к губам. «Тихо».

Серёжа посмотрел на Марию. Её лицо успокаивало его, даже радовало. Ему показалось, словно она была чуточку счастливее, чем обычно.

– Так вот же банка с квашенной капустой. Почему ты её отложила?

– Не хочу…

– Почему?!

– Она не вкусная… – Если бы подобная отговорка работала в кадетском училище, Серёжа бы давно отказался от спартанской пищи.

– Ну, другого выбора у тебя нет. – Парень открыл банку и принюхался. Эта партия действительно имела какой-то специфический запашок, но он уже имел опыт и умения, что пара ломтей хлеба зачастую перебивали многие отвратительные на вкус блюда. – Может быть зайду сегодня к Бражнику, попрошу его снова нас снабдить.

– Нет! Не надо! – Вера чуть ли не закричала на брата. От удивления он едва не выронил банку.

– Что?.. Что такое? Почему?

– Я… Я не верю ему…

– Почему? – повторил парень.

– Он… странный.

– Он просто деревенский. Ты не привыкла к таким людям, вот и находишь их странными. – Серёжа улыбнулся. Он припоминал, как сам когда-то был таким пугливым, но Григорий быстро позаботился, чтобы его сын, и тем более первенец, не «хвастался» ветром в голове.

Девочка не нашла что ответить брату. В насущных делах он был в разы умнее её, но… но она что-то чувствовала к Бражнику, и по большей части это напоминало страх, прямо как тогда, когда ночью ветви деревьев перекрывали свет уличных фонарей, окуная её комнату в кромешную тьму. Вера была на «ты» со страхом.

– Я… просто… Не надо, пожалуйста.

Её брат ничего не ответил. Пусть его молчание будет ответом, положительным, если того захочет девочка. Он и сам не хотел частить со встречами с Бражником, учитывая, к чему это привело его отца, но при определённых обстоятельствах другого выхода не будет.

Серёжа поднялся с пола и начал собираться наружу. Всё равно там было куда лучше и спокойней, чем в тесной и душной избе.

– Ты куда? – спросила девочка, прекрасно зная ответ.

– Наружу.

– Но что ты будешь делать?..

– П… – он осёкся. Что действительно он собирается делать снаружи? Он не собирался идти искать отца или гулять на голодный желудок; даже не мысли пойти к Бражнику за провизией вынуждали его уходить. Ему просто не хотелось оставаться один на один со своей извечно грустной и апатичной маленькой сестрой. – Дела.

Он уже собрался и вышел в сени. Девочка не спешила останавливать его, и не продолжала спрашивать. Похоже, ему удастся сбежать, ограничившись малой кровью. На мгновение он представил себе отца, который также любил убегать от ответственности, туда, где ему было проще. Возможно, без Серёжи Вере и Марии тоже станет легче.

– Если найдёшь папу, скажи ему, что мы скучаем, – бросила девочка в спину.

Стоило юноше открыть наружную дверь, как на входе он увидел человека. От удивления Серёжу передёрнуло внутри, и во второй раз, когда он узнал утреннего гостя.

– Привет, сынок…

Григорий медленно вошёл в сени, осторожно обойдя сына, боясь случайно столкнуться с ним. Выглядел он далеко не здоровым: весь бледный, с слегка землистым отливом в лице, словно последние дни пролежал в земле. Осунувшееся лицо, сгорбленная спина, мешки под глазами и едва живая поступь – настоящее умертвие.