— Благодарю, — проговорил Йенс, когда охотник закончил непонятные манипуляции и вернул артефакт в шкатулку.

— Что вы такое делали? — спросила я, невольно потирая запястье.

— Всего лишь настроил его как следует. Я думал, с человеком из другого мира будет сложнее, — Тео вновь ухмыльнулся. — Вы такая доверчивая, я бы даже сказал, простодушная.

— Перестань, что ты, в самом деле… Наш друг весьма сильный маг, правда, его область не механика, а люди, — объяснил Полковник. — Не волнуйтесь, Анастасия, вам здесь никто не причинит вреда.

Сказал — и я как-то сразу поняла: не причинят. Пока он рядом, ничего плохого не случится. Не мужчина, а гранитная скала. Воплощение надежности.

Можно даже позволить себе попытаться поддеть охотника. Тем более, при Йенсе он в принципе снизошел до разговоров со мной.

— Вы еще и маг, ну надо же! И что вы умеете… магического?

— Хотите на шару увидеть фокусы? Лучше обратитесь к своему новому другу, артефактору. Я увеселением публики не занимался и в лучшие времена. — Он немного склонился над столом, приблизившись. Я умудрилась не отшатнуться, только ложечку крепче сжала. И откуда он, кстати, про мою дружбу с Криштофом узнал, неужели так и следит за каждым шагом! — Что я умею? Мелочи, вроде той, что сделал сейчас. Больше ничего. Я бы не назвал себя магом, бывшим разве что.

— Ой ли! Разве маги могут быть бывшими? — переспросил Йенс.

— Так же как и полковники, надо полагать, — не остался в долгу Тео.

В воздухе повисло молчание. Кажется, мы подобрались к теме, которую не стоит обсуждать, и оба моих собеседника мысленно перебирают другие, безопасные темы, готовясь перевести на них разговор.

Э, нет! Я ж так ничего интересного не узнаю. Не боясь показаться невежливой — на мнение Тео плевать, а Йенс простит — попыталась свернуть беседу на прежние рельсы.

— Вы тоже были на войне? — спросила я невинным голоском. — Вас ранили? Неужели вы тоже герой?

— Это он герой, я — преступник. Убивал людей, много, неконвенциональными методами. Меня судили, выслали сюда и лишили имени. Стерли его отовсюду, чтобы и память уничтожить, — не спеша проговорил Тео обычным безжизненным тоном. Я впервые подумала, быть может, ему трудно подолгу говорить. — Я достаточно удовлетворил ваше любопытство, чтобы оставили меня в покое?

— Ого, в вашем мире уже международные конвенции существуют.

— Как раз после заключения мирового соглашения приняли, — сказал Тео так, что я поежилась. Что же такое он вытворял, что даже для военного времени признали чересчур жестоким? Вряд ли я хотела бы узнать.

И вообще, будь мы наедине — бежала бы уже, только пятки сверкали. Но сейчас его признания казались рассказом о чем-то далеком, воспоминаниями об исторических событиях, не более. Правда, для них это, должно быть, тяжелые воспоминания.

— Извиняюсь. Зря я об этом заговорила.

— Нам трудно вспоминать о войне, дорогая, но и забывать нельзя, — сказал Йенс, не подозревая, как тепло у него получилось это «дорогая». — Со мной вы можете говорить о ней, пока не надоест слушать, вряд ли молоденькой девушке будут интересны армейские байки. Вот и нашему гостю совсем неинтересно…

— Да поняла я, — проворчала, с досадой заглянув в пустую кружку. — Пойду принесу еще кипятка.

Глубокой ночью меня разбудил свет. Нереальный, призрачный — казалось, что проснулась во сне. Было так тихо, что слышалось медленное, будто натужное тиканье часов в гостиной.

Небо за окном пересекали светящиеся полосы, широкие ленты зеленого пламени. Северное сияние. Ни разу в живую не видела, только мечтала посмотреть как-нибудь. На ходу накинув плащ, нащупала старые сапоги, обулась и вышла на веранду, едва не споткнувшись. Сапоги были велики на два размера, я их нашла, разгребая кладовку, и приспособила специально для таких целей.

И все же умудрилась что-то уронить, то ли лейку, то ли ведерко. Оно рухнуло со скамейки с противным жестяным грохотом. Проклиная свою рассеянность — зачем это здесь оставила! — прислушалась. Несколько минут спустя тихонько распахнулась соседняя дверь и раздался голос Йенса.

— Что-то случилось, Анастасия?

— Нет, я просто посмотреть вышла и уронила… Простите.

Веранда тянулась вдоль всей стены и была разделена резной перегородкой по пояс высотой. Чисто номинально, обозначить, где чья половина. Опираясь на нее, я наблюдала, как он усаживается в такое же, как у меня, ротанговое кресло, достает трубку и начинает неторопливо забивать ее табаком.

— Ах да, для вас оно еще в диковинку. Скоро привыкнете и станете жаловаться, что мешает спать. Одна из излюбленных тем здешних разговоров о погоде.

— Я разбудила вас? — попыталась вспомнить, видела ли эту трубку у него раньше, но не получилось. — Не знала, что вы курите.

— Бросаю, — коротко отозвался он и чиркнул спичкой. Ее пламя на фоне северного сияния казалось ярко-рыжим и бросило на его профиль причудливый отсвет. — Я чутко сплю, с войны привычка осталась. Как и эта.

Он выпустил колечко дыма, мгновенно исчезнувшее в полутьме. Некоторое время мы молчали и смотрели на небо, он со своей части веранды, я со своей.