– А кто? – Вайолка прислушалась к разговору, занятая до этого лишь мыслями о Стево. Где он ходит, что скрывает, что означают его слова о спасении для них обоих? Неужели есть способ пробудить в ней дар, вот и Инквизитор сегодня что-то такое говорил.

– Стрига. Ходячий мертвец с красными глазами. Смотрит, как проклятие шьёт! А потом моргнул, и обычный князь, разве что бледноват и щурится, будто старик.

Старик и вправду оказался таким, как его описывали: белобородый, худой, сухонький и ниже Стево на две головы.

Правда, волосы были с проседью, а бородавки на носу не видать, так на то и молва, чтобы преувеличивать. Главное – он попал по адресу.

– Заходи, чего стал! Только монету вперёд!

И слишком бойкий для своего возраста. Лицо как печёное яблоко, поди и зубов нет, а всё туда же, хочет скопить себе на житьё у Создателя за пазухой.

– Монету вперёд, – кивнул слепой отрок, усевшийся за стол, вполне себе справный, крепкий, хотя и не новый, как и всё вокруг. Дом у деда Янко внутри оказался просторным, хотя и тёмным. Все окна закрыты ставнями, хотя зачем, если ночь на дворе?

И никого это не волновало. Вон, отрок пил молоко из деревянной кружки и чему-то улыбался, как местный дурачок, но Стево не обольщался: видел сам, какой он прыткий и как без глаз обходится.

– Монеты всем нужны, даже на краю света, – кивнул Стево и положил на стол, со стороны старика, сидевшего тут же и опиравшегося на крепкую палку, как на трость, мешочек с серебром. – Можете пересчитать, как договаривались: сто монет.

Отрок было дёрнулся, поставив кружку на стол, но старик только посмотрел в его сторону, как слепец уселся на место и снова принялся за трапезу.

– Он слепой от рожденья, но видит сердцем, – пояснил хозяин на удивлённый возглас Стево.

Ясно дело, что всё это они говорят, чтобы запутать. Стево лишь крепче сжал амулет в кармане брюк.

– А ты садись напротив меня, поговорим о деле.

Стево подчинился вновь, не терять же серебро! Но был начеку, тут похлеще, чем в разбойничьем вертепе. Там хоть знаешь, что ожидать, а здесь неясно, как обернётся, хотя деда Янко, как звали старика в определённых кругах, отрекомендовывали Стево человеком честным, досконально соблюдающим Уговор.

– Сумма двойная, два дела, стало быть. Почему тогда один пришёл?

– Не хотел подвергать другого опасности, – ответил он так, как давно решил. Вайю незачем тащить невесть куда, пока сам не убедится: дело верное и безопасное.

– Сын кузнеца, внук кузнеца, а ножа и меча боишься, – усмехнулся старик, отложив в сторону палку, на которую ещё недавно опирался. Спину выпрямил, положил узловатые руки на стол и снова посмотрел на Стево: – Сам не боишься, раз пришёл один, а за друга переживаешь. Или за подругу?

– Может, и так.

– Нелу, принеси мою книгу, видишь, гость ждёт, – обратился он к слепцу, и в голосе старика появилась незнакомая доселе теплота.

Может, и впрямь, сын его, вот и кормит слепца. В деревне, где жил Стево, он помнил, что калечных особо не жаловали, разве что жалели, как собак приблудных.

Накормят раз, а потом гонят со двора. Не нужны лишние рты в голодные годы, а сытые не у каждого по судьбе выпадают.

Отрок кинулся выполнять поручение со рвением, какого Стево мало в ком встречал. И не страх слепца подстёгивал, нет, скорее радость от желания оказаться полезным.

Польза во всём должна быть, это с детства вбивали в тех, кто не родился с золотой ложкой во рту. Вон, отрок книгу тащит, тяжеленную, толстую, старинную, а на лице блуждает горделивая улыбка, будто нет ноши приятнее и почётнее.

Книга оказалась на столе перед стариком, он встал со стула и с благоговением наложил на неё руки, как бы вознося молитву.

– Сначала твоё дело, – произнёс он, открыв первую страницу и водя по ней кончиками пальцев обеих рук. Стево слышал от брата Ионела, что есть такой шрифт для слепцов: нет глаз – читай руками. Но ведь старик зряч!

– Давай что-то связанное с тем, о чём просишь, – меж тем сказал старик почти ласково. Протянул руку, а когда Стево положил в раскрытую ладонь свистульку в виде петушка, то жадно схватил её и зажал в ладони. Как драгоценность.

Стево смотрел внимательно, всё примечал, и одним глазом за отроком присматривал, но тот вёл себя смирно. Куда делась его дерзость сродни нахальству! Стоял на коленях в углу перед образом Божьей матери и молился так усердно, будто нечистая сила заглядывала за плечо.