– Это предмет крупных разногласий в семье. Старый Джим упрямый, как осел. Он считает, что если его что-то в жизни устраивает, то это должно устраивать и всю остальную семью...

Свет переместился в комнату прямо перед нами, дверь раскрылась и на нас высыпала целая орава. Низенький коренастый старик в толстых очках и с седыми кудельками вокруг лысины. На нем были грубые рабочие штаны поверх старомодного теплого белья. Рядом с ним стояла толстушка с пухлым коричневым лицом, одетая в выцветший ночной халат. За их спинами маячил высокий здоровенный парень в футболке и рабочем комбинезоне и бронзовая симпатяшка в голубой пижаме и голубых шлепанцах - все прочие вышли на порог босыми. Они с удивлением уставились на меня, а женщина спросила Френсис:

– Дитя мое, что случилось? Кто-то умер?
– во рту у неё горел золотой зуб.

– Ничего страшного, тетя Роза, - ответила Френсис, входя в дом.
– Это мистер Джонс, музыкант, едет в Чикаго. Он остановился у нас в доме. Я показывала ему наши окрестности, да его машина сломалась.

– В столь поздний час?
– недоверчиво спросила старая леди.

– Господи, да ведь закон не запрещает поздние экскурсии!
– встрял дядя Джим. У него был низкий голос и крепкое рукопожатие. Он представил мне остальных. Паренек оказался его сыном Гарри, а девушка в голубом женой Гарри.

Мать семейства пообещала сделать кофе, а Френсис попросила их разрешения поставить на время мою машину к ним в амбар, пока я не приобрету необходимые запчасти, и ещё она спросила, не одолжат ли они ей какую-нибудь свою колымагу.

Дядя Джим сказал, что конечно, почему нет. Гарри тем временем надел башмаки и выношенную армейскую куртку с нашивками войск ПВО и вышел помочь мне загнать "ягуар" в амбар. Увидев мою машину, он вздохнул: "Ну, не фига себе!" А потом завопил:

– Руфь, папа, мама, вы только посмотрите, какая тут тачка!

Я улыбнулся. Все это было похоже на ожившую карикатуру из провинциальной жизни. Все семейство в полном составе вышло на улицу - все уже были обуты - и при свете луны стали разглядывать "ягуар". Мне пришлось произнести обычную речь о том, во сколько обошелся мне этот "ягуар", сколько бензина на сто миль он жрет и какая у него максимальная скорость. Потом мы с Гарри, кряхтя и потея, стали толкать машину по щебенчатой аллее к амбару. Френсис шла чуть впереди и командовала. Трудновато нам пришлось амбар располагался на небольшом холме. Наконец дядя Джим раскрыл ворота, и мы вкатили "ягуар" в амбар. Внутри стоял почти новенький "додж", а на стоянке позади амбара я заметил пять или шесть развалюх, с виду похожих на автомобильные трупы. Мы оба тяжело дышали. Я вытер пот, достал трубку и закурил. Видя, что Гарри все ещё никак не может оторвать глаз от "ягуара", я сказал:

– Спасибо за помощь. Ты где служил?

– Мне повезло. Я служил на территории Штатов. В основном все время провел в Калифорнии. Там познакомился с Руфью и привез её сюда на ферму. Ей тут не очень понравилось - поначалу.

Ему "повезло"... Интересно, какими глазами он смотрел бы сейчас на эту ферму и на Бингстон, если бы ему действительно посчастливилось попасть в Европу. Он двинулся к дому, а я спросил:

– А ты не был знаком с Робертом Томасом, о котором я сегодня прочитал в газете?

– Мы с Обжорой были добрыми приятелями. Ну что он ещё натворил?

– Да в газете пишут, его убили в Нью-Йорке.

– Обжору укокошили? Мы уже несколько дней не были в городе и я не видел газет и по радио ничего не передавали. Обычно в нашей газете читать нечего, но это...

– А я думал, ты в курсе. Ты же сказал, что вы с ним были приятели.

– Ну да, в детстве. Да я Обжору уж не видел... лет десять! После того, как я однажды его взгрел, он уже нам не досаждал.

– В газете написали, он был большим хулиганом, - заметил я и остановился разжечь свою трубку - на самом же деле я тянул время, чтобы подольше не возвращаться в дом.

– Ну, он был не такой уж плохой. Белый парень вроде Обжоры - да у него же ничего не было за душой, вот ему и доставляло удовольствие задирать цветных ребят. Я его частенько встречал в лесу, вечно он шатался без дела, иногда даже у нас яйца крал. Он же голодал! Однажды когда я заметил, как он ворует наши персики, - он обозвал меня. А я был не по годам здоровый, ну, и врезал ему, а он начал реветь и просить пощады. Никогда не забуду, как он канючил. Я ему тогда сказал, что, ради Бога, пускай рвет наши персики, да только не обзывается. С тех пор он стал наведываться к нам, и я ему выносил горячей еды. У него всегда были при себе сигареты. Мы выходили в поле, садились там и начинали дымить да травить разные байки. Ну а когда он подрос, мы с ним мало виделись. Так говоришь, его убили? Ну надо же!

– А что, кто-то в Бингстоне мог иметь на него зуб?

– Неа. Кто ж его тут помнит...

Раскрылась задняя дверь, и мы оказались в снопе света.

– Гарри, ну что ты там стоишь на холоде?
– позвала тетя Роза.
– Я ужин разогрела.

Мы вошли в огромную кухню и мне в глаза сразу бросился древний водяной насос рядом с раковиной, старомодный круглый стол и исполинская угольная печка. Кофе закипал, яйца скворчали на сковородке, а Руфь резала здоровенный батон кукурузного хлеба. У меня было ощущение, что это семейство впервые за многие годы разбудили посреди ночи и для них это было целым событием.