Любимый мой

Аннотация

Добро пожаловать на Бал Золушки! Все, кто одинок, покидают его женатыми! Там можно встретить идеального партнера и в тот же вечер сочетаться узами брака…

ПРОЛОГ Дом семьи Бьюмонт. Невада Элла Бьюмонт повернулась и посмотрела на мужа. Полная луна заливала спальню серебряным светом, позволяя ей разглядеть выражение его лица. — Ты уверен, что мы поступаем правильно, Рейф? Может, нам лучше не вмешиваться?.. — Однажды из-за моего вмешательства сестра оказалась в таком положении. Потом я девять лет ничего не предпринимал, втайне надеясь, что Шейн встретит кого-нибудь. Но, похоже, во всем мире не нашлось никого, кто завоевал бы ее сердце. — После Макинтайра, — мягко заметила Элла. — Да, — кивнул Рейф, — после него. — Но откуда ты знаешь, что за эти девять лет он не женился? И почему так уверен, что он придет? — Аннулировав их брак, я постоянно наблюдал за ним. Элла помолчала, обдумывая слова мужа, затем мягко сказала: — Как бы тебе ни хотелось этого, ты не можешь сыграть роль Господа Бога. — А я и не собираюсь играть. Элле было хорошо знакомо такое выражение на лице мужа: оно говорило о твердой решимости осуществить задуманное и о том, что она не сможет переубедить его — во всяком случае, в этом вопросе. — Я пытаюсь исправить ошибку. И если мне это удастся, то Шейн наконец обретет счастье, сказал Рейф. — А если ничего не выйдет? Рейф на мгновение прикрыл глаза: — Тогда по крайней мере я дам ей шанс, которого лишил ее много лет назад. Лаллабай. Колорадо — Нет, вы не можете требовать этого всерьез! Донья Изабелла царственно склонила голову и сжала позолоченный набалдашник трости. — Я вполне серьезна, сеньор Макинтайр, произнесла она. — В прошлом месяце, когда мы с вами встретились, я изложила вам свои требования. Вы же не сделали ничего, чтобы выполнить их. — Вы хотите, чтобы я нашел себе жену всего за один месяц?! — раздраженно спросил он. — Нет, — черные глаза гневно сверкнули над крючковатым носом, — теперь я хочу, чтобы вы женились через неделю. И этим все сказано. Чэз Макинтайр прошелся по кабинету, стараясь взять себя в руки. Сдерживать свой темперамент ему было так же трудно, как бывает трудно удержать дикого жеребца на привязи. Он ни минуты не сомневался, что донья Изабелла действительно хочет увидеть его женатым к концу недельного срока и ни за что не уступит. Теперь было неважно, что он меньше всего на свете стремится к браку. Да и какая женщина, живущая за несколько сотен миль от его ранчо, согласится выйти за него, тем более что ему нечего дать жене? Но и этот аргумент был недостаточно веским. Сомневаться не приходилось старуха не отдаст ему то единственное сокровище, обладать которым он желает больше всего на свете, если он не выполнит ее приказа. Чэз был вынужден признать, что в данных обстоятельствах у него есть один-единственный выход из положения — уступить. — Не думаю, что у вас есть кто-то на примете, усмехнулся он. Донья Изабелла поджала губы. Очевидно, на публике она предпочитала скрывать свое чувство юмора. — Я уезжаю в Мехико на неделю, сеньор Макинтайр. Если к тому времени, когда мы снова увидимся, вы удовлетворите все мои требования, я дам вам то, чего вы хотите. Если же нет… — Донья Изабелла пожала плечами, ее черные глаза были неумолимо холодными. — Выбор за вами. Усмешка тут же исчезла с лица Чэза. — Ну что вы, мадам. Я все сделаю, — заверил он ее. — Если бы это было не так, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Раздался осторожный стук в дверь, и Пенни, главный помощник Чэза на ранчо, заглянул в комнату, чуть приоткрыв дверь. Он, очевидно, не хотел, чтобы донья Изабелла заметила его. — Эй, босс… — позвал он. — Я просил тебя не называть меня… — Да, я знаю. Простите. Но там стоит какой-то странный тип. И, я думаю, не уйдет, пока не переговорит с вами. У него к вам какое-то дело. «Черт побери», — выругался про себя Чэз, а вслух сказал: — Простите, я на минуту выйду… Донья Изабелла наградила его еще одним царственным кивком и снисходительным взглядом, граничащим с недовольством. Словно он обязан спрашивать у нее разрешения в том, что касается его хозяйственных дел! Чэз выругался сквозь зубы. К сожалению, на данный момент так оно и было. Выйдя в прихожую, Чэз столкнулся лицом к лицу с прошлым, которое, как ему казалось, осталось позади девять лет тому назад. Перед ним стоял несуразный человек, под стать своей униформе. Одет он был в белый и золотистый атлас, еще большую нелепость его внешнему виду придавала короткая испанская курточка-болеро. Кроме того, воротник и рукава его рубашки украшали кружева. В его руках, обтянутых безукоризненно белыми перчатками, вне всяких сомнений скрывающими потные ладони, был позолоченный поднос, а на нем лежал толстый гофрированный конверт. По тому, как судорожно этот нелепый субъект сжимал поднос, было ясно, что в случае чего он будет им защищаться как щитом. Догадливый тип — знает, что таким никчемным фигурам не место на ранчо. — Я ищу мистера Чэза Макинтайра, — сообщил посыльный. — Вы нашли его. Вздохнув с облегчением, посыльный указал на толстый гофрированный конверт, лежавший на подносе: — Разрешите вручить вам специальное приглашение на Бал Золушки. Все это было очень забавно, но Чэз постарался не рассмеяться. — Я не заказывал никакого приглашения на бал. — Ничего не знаю, сэр. Здесь указано ваше имя. Чэз прищурил глаза, в его голосе слышалась насмешка: — И кто же рискнул так безрассудно пошутить? — Не знаю, сэр. — Тогда возьмите этот конверт и… — Он неожиданно замолчал под давлением двух беспощадных фактов: с одной стороны, этот случай мог помочь ему с возникшей проблемой, с другой он предпочел бы не встречаться с теми людьми, которые способны помочь ему в этом. Похоже, судьба решила иначе. — Продолжайте, босс, — нетерпеливо подбодрил его Пенни. — Скажите ему, чтоб он засунул конверт «туда, где не светит солнце». — Помолчи-ка, лучше возвращайся к работе, цыкнул на него Чэз. Тот послушно умолк, но продолжал стоять на месте, скрестив сухопарые руки на столь же тощей груди. Чэз вздохнул. — А если я откажусь взять этот конверт? спросил он мистера Атлас-И-Кружева. — Мне поручили передать приглашение. Что с ним делать дальше — вам решать. Знаю одно: ни под каким предлогом я не должен возвращать его обратно Бьюмонтам. Взгляд Чэза стал пронзительным. — Бьюмонтам? Очевидно, вопрос прозвучал более грозно, чем он рассчитывал, потому что посыльный поспешно отступил назад, прикрываясь подносом как щитом. — Вы имеете в виду Рейфа Бьюмонта? — уточнил Чэз. — Да, сэр. — Что же случилось с семьей Монтегю? — Глава семьи и его жена отошли от дел. Их дочь Элла замужем за мистером Бьюмонтом, и теперь они устраивают балы. — Дайте мне приглашение. — Конечно, сэр. Посыльный дрожащими руками протянул ему поднос и, как только Чэз взял конверт, повернулся на каблуках и поспешил прочь, не дожидаясь, когда его проводят. — Что в этом конверте? — подозрительно поинтересовался Пенни. — Приглашение. — Какое еще приглашение? — Очень полезное, — задумчиво ответил Чэз, размышляя о том, что с помощью этого конверта можно не только вспомнить прошлое и отомстить, но и, самое главное, выполнить требования доньи Изабеллы. — Не понял… — Пенни, ты же прекрасно слышал, что сказал этот человек, — отмахнулся Чэз, не отрывая взгляда от конверта. Гм, над горами подул ветер перемен… сухой порывистый ветер, прилетевший из засушливой области в штате Невада. — Это приглашение на бал — на бал, во время которого заключаются браки. Там можно встретить женщину своей мечты и в ту же ночь жениться на ней. — И вы собираетесь пойти на бал, о котором говорил этот идиот? — недоверчиво переспросил Пенни. — Да, собираюсь. — На лице Чэза появилась холодная решимость человека, которому нечего терять. — И домой я вернусь с женой. Резиденция Бьюмонтов. Милагра. Коста-Рика Шейн смотрела в ночное небо, усыпанное звездами. Полная луна была такой же, какой она ее видела уже много раз, — белой и красивой, Раскрыв ладонь, Шейн снова посмотрела на золотой билетик, доставленный ей сегодня утром со специальным курьером. Он тускло поблескивал под мягким серебряным светом луны. Но для нее он горел ярким пламенем надежды, любви и… давно потерянных мечтаний. — Зачем он прислал мне это? — громко спросила она и, естественно, не получила никакого ответа. Шейн и не ждала, что ей ответят, да и ответ все равно обманул бы ее ожидания. Она не сомневалась, что этот подарок прислал ей брат. Может, она срочно там понадобилась? А может, это шанс, который изменит всю ее жизнь? Но ведь такое уже случилось однажды. Да, ее брак был не таким счастливым, как у Рейфа с Эллой, зато у нее все в порядке с карьерой: она управляет целой компанией по производству кофе с тех пор, как брат уехал отсюда. И она если не счастлива, то вполне довольна своей жизнью. Чего ей еще желать в этой жизни? Чэза Макинтайра! Это имя по-прежнему жило в ее сердце и мыслях, как будто и не было вовсе невероятно долгих лет разлуки. Прошло уже девять лет, а она ничего не знает о нем. Где он? Что с ним? Думает ли он о ней и о том, что между ними произошло? А может, уже забыл обо всем, что было тогда? Шейн еще долго стояла под лунным светом, билетик на ее ладони сверкал как нечто драгоценное. Наконец она сжала пальцы и посмотрела на луну. — Я сделаю это. Я снова пойду на Бал Золушки, — сказала она себе. Может, предстоящий бал станет для нее судьбоносным. Может, это будет ее первый шаг к новой жизни: она наконец окончательно расстанется со своим прошлым и ей незачем будет с сожалением оглядываться назад. Глава 1 Моей давно потерянной невесте Я не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь эти строки, узнаешь ли, как упорно я искал тебя все два месяца, что прошли с той ночи, когда мы встретились на Балу Золушки и поженились. Но я искал тебя. Везде. Монтегю ничего не рассказали мне о тебе, даже когда я показал им наше свидетельство о браке. Я разговаривал с Эллой. Похоже, твой брат ее тоже запугал. Все выглядит так, словно ты просто исчезла с лица земли. Я уже подумываю нанять частного сыщика, чтобы он нашел тебя, но у меня нет абсолютно никакого представления, где тебя искать. Все, что ты успела рассказать, — это то, что ты живешь на кофейной плантации. Но где? Черт, и почему мне не пришло в голову спросить тебя об этом! Я думал, впереди у нас много времени, чтобы узнать все подробности о жизни друг друга. Мои чувства к тебе никогда не исчезнут. Знай это, свет души моей… Ты моя жизнь, моя любовь, моя звезда на темном ночном небе. Борись за то, что нас связывает. Вернись ко мне. Ты навсегда в моем сердце, любовь моя. Дом семьи Бьюмонт. Бал Золушки. Невада Чэз Макинтайр прислонился к стене, ожидая, когда все приглашенные пройдут вперед. Какого черта он здесь делает? Ведь с этим местом у него связаны самые худшие воспоминания в жизни. И он стоит здесь сейчас как дурак, чтобы встретиться с Рейфом Бьюмонтом снова, пусть и в последний раз. Чэз выругался сквозь зубы. Все эти годы он провел, защищаясь от его периодических нападок. И вот сумасбродное требование надменной старухи сделало невозможное — вернуло его туда, где ему меньше всего хотелось находиться. Гости отошли немного в сторону, и Чэз получил возможность рассмотреть Рейфа — человека, который когда-то весьма успешно играл его жизнью. Удивительно, но прошедшие девять лет нисколько его не изменили. Чэз не мог не вспомнить о Шейн. Изменилась ли она? Скорее всего, да. Когда он видел ее в последний раз, она была семнадцатилетней девушкой-подростком, которой очень хотелось казаться взрослой. Сейчас ей двадцать шесть… Почти двадцать семь. Будет ли она сегодня на балу? Уж не поэтому ли Рейф прислал ему приглашение? Холодное, беспощадное равнодушие завладело им, позволив ему чувствовать себя спокойно и даже раскованно. Шейн ничего для него не значит. Сейчас самое главное достичь поставленной цели. Через несколько минут и до него дошла очередь побеседовать с хозяевами бала. Элла Монтегю стояла рядом с Рейфом. Вернее, Элла Бьюмонт. Фамилию Монтегю она носила, когда они виделись в последний раз. Значит, Рейф нашел себе жену после того, как украл у Чэза его законную супругу. Вот так ирония судьбы! Чэз зло усмехнулся. — Макинтайр, — Рейф поздоровался с ним едва заметным кивком. — Бьюмонт. — Чэз поймал на себе его настороженный взгляд и заставил себя улыбнуться самой открытой улыбкой, на какую только был способен, и все равно скрыть враждебность ему не удалось. — Приятно встретить тебя здесь. — Ты пришел. Я не сомневался в этом. — Будь так любезен, расскажи, зачем ты прислал мне приглашение. Рейф некоторое время колебался, потом наклонился к нему поближе и, убедившись, что никто из гостей не может их услышать, сказал: — Я подумал, что задолжал его тебе. — С чего ты взял, что должен мне что-то? — Чэз никак не ожидал, что обычная вежливая фраза прозвучит так агрессивно и вызывающе. Напряжение, вдруг появившееся на спокойном лице Рейфа, доказало, что Чэз задел его самолюбие. — Ты хочешь, чтобы я признался тебе во всем без обиняков? Хорошо. Да, это я вмешался в ваш брак и погубил твои отношения с сестрой. Удовлетворен? Да, сказано честно. Но по какой-то причине Чэза это только разозлило. Он постарался взять себя в руки, понимая, что ему не следует давать волю своему гневу. Если один раз это произойдет, потом уже будет практически невозможно скрыть неприязнь. — Ты просто заботился о своей семье. Я могу это понять, — вежливо сказал Чэз. — Я, возможно, поступил бы точно так же, если б узнал, что моя семнадцатилетняя сестра живет с человеком, который старше ее. — Вы не жили вместе как любовники. Вы были женаты. — Да… Но брак наш не имел юридической силы. — Гнев, с которым так отчаянно боролся Чэз, все равно упорно рвался наружу. Он с ужасом понял, что прошедшие годы нисколько не остудили его ярости. — Ты ведь приложил к этому руку, не так ли? — Она была беззащитным ребенком! Шейн проскользнула на бал, когда ее никто не видел, и, естественно, влюбилась в первого же мужчину, который ей улыбнулся. — Чувствовалось, что Рей-фа тоже разбередили тяжелые воспоминания прошлого. — И что, по-твоему, я должен был сделать? — Я думал, ты дашь нам шанс. — Какой? Когда? — Рейф стал говорить тише, но в его голосе по-прежнему слышались растерянность, боль и… гнев. — Я должен был срочно вернуться в Коста-Рику. И ты ждал, что я оставлю семнадцатилетнюю сестру с человеком, которого знал всего несколько часов?! Ты был тогда вольным ковбоем, без семьи, без крыши над головой, без планов на будущее. А вдруг случилось бы что-нибудь плохое? А если бы ей понадобилась моя помощь? — Она была моей женой. Неужели ты и вправду думаешь, что я причинил бы ей вред? — Откуда мне было знать? Ты сам сказал мне, что пришел на бал просто из любопытства. У тебя даже не было пригласительного билета. Ты мог оказаться кем угодно. Даже охранники ничего о тебе не знали. Ты был вольным ветром. — Я был ковбоем. — Который нигде не задерживался дольше чем на один рабочий сезон. И что это была бы за жизнь для молоденькой девушки? — Ты не дал мне даже шанса попробовать создать с ней семью. Ты проник в наш номер в гостинице, нокаутировал меня, не дожидаясь объяснений, и забрал мою жену. — Я забрал свою сестру! Чэз и Рейф грозно смотрели друг на друга. Со стороны они, наверное, выглядели очень забавно. Чэз решил не доводить обсуждение событий девятилетней давности до простых ругательств. Незачем размениваться по мелочам. К тому же на сегодняшний вечер у него были совершенно другие планы. — Забудь об этом, Бьюмонт, — примиряюще сказал он. — Сейчас это уже не важно. После довольно долгого молчания Рейф согласно кивнул: — Вот и хорошо. Я действительно очень ценю то, что ты пришел. — Не сомневаюсь, — нетерпеливо отмахнулся Чэз: у него было не так много времени, чтобы тратить его на светские любезности, тем более что они запоздали лет на десять. — А теперь извините меня… Не успел он сделать и шага, как Рейф остановил его: — Ты ничего не хочешь узнать о ней? Чэз даже не обернулся. — Нет. — Тогда какого черта ты здесь делаешь? — Спокойно, дорогой, — Элла взяла Рейфа за руку. — Держи себя в руках. — Она окликнула Чэза: — Если ты пришел сюда не для того, чтобы узнать что-нибудь о Шейн, то зачем тогда? «Это уже интересно», — подумал Чэз и обернулся. Он ни секунды не сомневался, что супруги Бьюмонт что-то задумали. Но зачем делать из этого секрет? Не имея возможности проигнорировать этот вопрос, он решил сразить наповал своих оппонентов. — Я пришел сюда по той же причине, что и все остальные гости. Я хочу найти себе жену. — Чэз вопросительно поднял бровь. — Надеюсь, вы не возражаете? По тому, как напряглось и побледнело лицо Рейфа, было ясно, что у него есть множество возражений на этот счет, но он сдержался. — Нет. И я не собираюсь давать тебе инструкции, тем более что ты здесь не в первый раз. Уверен, ты еще помнишь, где тут можно найти еду и все такое прочее. — Ты забыл упомянуть о женщинах, — усмехнулся Чэз. — Полагаю, они самая лучшая часть твоей вечеринки. А еда может и подождать. — Тебе наверняка не сообщили, что в нынешнем году это бал-маскарад. — Спасибо, я в курсе. Только забыл свою маску дома. Рейф сделал царственное движение рукой, совсем как донья Изабелла. — На столе позади тебя лежат маски. Выбирай. Так властно, надменно… Все и вся на этом балу подчиняется определенным законам. Чэзу до смерти хотелось сказать что-нибудь неприятное своему бывшему родственнику, но он не осмелился. Как бы он ни негодовал, ему нужна была помощь Рейфа, а вернее, ему нужно было то, что мог дать ему только бал у Рейфа. Ему требовалась жена… — Благодарю, — выдавил из себя Чэз, потом повернулся к хозяйке бала. — Было приятно снова встретиться. Золушка. Надев маску, он направился в зал для танцев. Проклятье, почему он не узнал ничего о Шейн? При воспоминании о ней Чэз почувствовал внутри удивительное тепло. Шейн стояла на балконе и смотрела на толпу гостей. Она вспоминала свой прежний Бал Золушки. В последнее время она позволяла себе иногда вспоминать прошлое, сожалеть о нем, чтобы тем самым окончательно изжить боль и мечты, которые она подавляла в себе все эти девять лет. Ночь бала постепенно подходила к концу, и Шейн была готова встретиться лицом к лицу с новым днем и больше не оглядывалась назад. Она окинула взглядом приглашенных. Ее племянник Донато давно отправился спать, а гости все продолжали прибывать и уезжать. Может, и ей уйти? Слишком уж долго ничего не происходит. Рейф настаивал, чтобы она ни о чем не думала и веселилась, но Шейн чувствовала себя очень неловко, полагая, что только ради нее брат и его жена устроили этот бал. Посмотрев на Рейфа, она нахмурилась. С кем это он разговаривает? Она была готова поклясться, что он чем-то раздражен. Даже больше того: Рейф стоял напряженный как струна, сжимая и разжимая кулаки. Что же могло настолько вывести его из себя? Толпа расступилась, и она увидела, почему он так зол. Чэз Макинтайр стоял рядом с ним. Шейн почувствовала себя так, словно почва уходит у нее из-под ног. Ей казалось, что где-то далеко звонят колокола, а потом Шейн поняла, что это всего-навсего колокольчики на ее маске позванивают оттого, что она дрожит. Она схватилась за перила балкона, чтобы не упасть, и колокольчики тут же замолкли. Господи Боже, разве такое возможно? После стольких лет разлуки ее муж вернулся. Но почему? Почему именно сейчас, когда уже столько воды утекло? Чего он хочет? А может, будет правильнее спросить, кого он хочет? Сраженная этой мыслью, Шейн стояла и смотрела, как он подошел к столику, на котором лежали маски, выбрал одну и направился в зал для танцев. Все это было так неожиданно, что у нее вдруг потемнело в глазах. Наконец-то ее молитвы услышаны! Ее муж вернулся к ней. И все-таки в его поведении было что-то непонятное: он даже не пытался ее найти. Впервые за прошедшие девять лет она решилась действовать по велению сердца. Шейн быстро поправила украшенную колокольчиками маску, и они отозвались на движение ее рук мелодичным звоном. Маска закрывала почти все лицо, делая ее неузнаваемой. Она шла, а колокольчики продолжали звенеть. Спускаясь по лестнице, ведущей в зал для танцев, и разглаживая складки на золотистом вечернем платье, Шейн искала в толпе высокого, хорошо сложенного мужчину в смокинге. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она попала в зал. Стоило ей спуститься, как сразу трое гостей подошли к ней, и Шейн пришлось провести какое-то время, беседуя с ними. И вот наконец она оказалась там, куда так спешила. Шейн почти сразу нашла в толпе Чэза: он беззастенчиво рассматривал трех женщин, что беседовали недалеко от него. Одна была изящной блондинкой, вторая гибкой и стройной шатенкой, а третья — знойной брюнеткой. Зачем он здесь? — подумала она. Разве не из-за нее? Нет, он не может искать себе жену. А вдруг так оно и есть? Шейн подошла поближе, чтобы лучше видеть, что происходит. Чэз танцевал поочередно со всеми тремя дамами, и она отметила про себя, что он по-прежнему хороший танцор: во всех его движениях чувствовались легкость, уверенность и сила. Неожиданно какой-то мужчина взял ее под локоть: — Не желаете ли потанцевать? — Нет, благодарю вас. — Всего один танец, — мужчина чарующе улыбнулся. — Прошу, не отказывайте мне. Шейн заколебалась: в конце концов, ей нетрудно выполнить просьбу незнакомца, кроме того, это даст ей возможность незаметно наблюдать за Чэзом. — Хорошо, я согласна. — Меня зовут Сазэрленд. Август Сазэрленд, представился незнакомец, легко кружа ее в танце. — Очень приятно, мистер Сазэрленд. Меня зовут Шейн. — Так вы планируете выйти замуж? — Боюсь, что нет. Ее собеседник так удивился, что даже на секунду перестал танцевать. — Нет? — Простите, — извинилась Шейн, — мне следовало сразу сказать вам об этом. Мой брат и его жена — хозяева бала, а я просто наблюдаю. — Это вы меня простите. За назойливое приглашение. — Август быстрее закружил ее в вальсе. — Надеюсь, один танец с вами — это не грубое нарушение правил бала. — Конечно, нет, — улыбнулась Шейн и посмотрела через его плечо на Чэза. Теперь Чэз танцевал с брюнеткой. Она была одета в костюм Клеопатры. Он ее так обтягивал, что было удивительно, как она вообще может двигаться в таком наряде. Наверное, поэтому она буквально висла на Чэзе, и тому приходилось волочить ее по паркету — так медленно она переступала. — А если бы вы все-таки хотели выйти замуж, каким должен быть ваш муж? Шейн посмотрела на Августа и задумалась: действительно, каким должен быть ее муж? Она перевела взгляд на Чэза. — Умным. Уверенным в себе. Заботливым. Честным, — наконец ответила она, думая о том, что Чэз был именно таким человеком, по крайней мере тогда, когда они встретились. — Слишком хороший. Слишком нереальный, усмехнулся Сазэрленд. «Что это значит? Уж не претендует ли он сам… Нет, конечно», — тут же успокоила себя Шейн, заметив озорные лучики в его глазах. — И это еще не все, — улыбнулась она. — Разве? Ну-ка расскажите мне, — Сазэрленд заинтересованно приподнял бровь. — Мой муж должен быть высоким, широкоплечим, иметь темно-русые волосы и страстные голубые глаза. И еще зуб со щербинкой, а если точнее, то левый резец. — Да как же ее заиметь, такую щербинку? — Думаю, это вообще невозможно. Собеседник Шейн задумался. — Полагаю, это означает, что у нас с вами ничего не получится? — Боюсь, что да. — Я заметил, что у того мужчины, который танцует позади нас, довольно пылкие голубые глаза. — Неужели? — Шейн почувствовала, как краска смущения приливает к ее щекам. — Уверен. — Август стал кружить партнершу на месте, чтобы она смогла рассмотреть Чэза. — Не мне судить, но, по-моему, он довольно высок и широкоплеч. — Это уже интересно. — Да? — пробормотал Сазэрленд. — Жаль, что у него седые пряди в волосах. — Они не седые! — Неужели?! — удивленно переспросил он. — Значит, я ошибся. Остается только узнать, есть ли у него щербинка… Прежде чем Шейн успела хоть что-то возразить, Сазэрленд обратился к Чэзу: — Осторожнее! Здесь тоже танцуют. Тот обернулся. Шейн затаила дыхание: на какую-то долю секунды ей показалось, что Чэз узнал ее, что он тоже почувствовал это удивительное волнующее тепло, которое заполнило собою все вокруг. Но он лишь скользнул по ней взглядом и повернулся к Августу: — Мы вас не задевали. — Эй! Да у вас щербатый зуб! Глаза Чэза грозно сверкнули. — И что из этого?! — Удивительное совпадение. — Сазэрленд повернулся к Шейн: — Не правда ли, дорогая? Темно-русые волосы, голубые глаза, щербинка на зубе… Просто магия какая-то! Чэз скрестил руки на груди: — Дружище, ты начинаешь меня раздражать. Может, ты уйдешь отсюда, пока щербатые зубы не появились у тебя? — Вы правы… Я лучше буду танцевать. — Сазэрленд украдкой подмигнул Шейн, потом обнял Клеопатру за талию и быстро закружил ее в танце. Прошла долгая минута, а Шейн не находила, что сказать Чэзу. Даже его пристальный озадаченный взгляд не мог ей в этом помочь. Наконец он сам прервал тягостное молчание: — Может, объясните мне, что все это значит? — Август хотел мне услужить. — Услужить? — Да. Он… он попросил меня описать мужчину, за которого я бы согласилась выйти замуж… — Шейн пожала плечами, понимая, что отступать уже поздно. — И я описала вас. — Почему? — Вы напомнили мне одного человека… — Человека, которого она когда-то знала и считала идеальным мужчиной. Неужели Август обо всем догадался и потому разыграл эту комедию? Шейн была благодарна ему за это и в то же время очень нервничала. — А когда он вас увидел, то решил взять всю инициативу на себя. — Вы хотели избавиться от него и поэтому описали меня? Шейн неожиданно почувствовала пугающую грубость, которую она раньше в нем не замечала, некую внутреннюю сущность, которую необузданные люди всегда стараются держать под строгим контролем. Что случится, если вдруг его самообладание ослабнет? Ей почему-то очень не хотелось об этом узнавать. — Я не лгала ему, если вы это имеете в виду, произнесла она. — Почему вы описали именно меня? Дело не только в сходстве с вашим знакомым, ведь так? Казалось, некая таившаяся в нем стихия вот-вот вырвется наружу, и Шейн поняла, что отвечать ему надо очень и очень осторожно. — Я подумала, что мы очень подходим друг другу и могли бы стать хорошей парой, — ответила она, а про себя добавила: «Ведь так уже случилось однажды». — Почему именно обо мне вы так подумали? «Потому что ты когда-то очень сильно любил меня, потому что нас связывает общее прошлое, потому что…» — стучало у нее в висках, но вслух она сказала другое: — Просто интуиция. Его ответ заставил Шейн похолодеть: он испугал ее больше, чем все остальное. — Я не доверяю ни интуиции, ни чувствам. — Тогда во что же вы верите? — Ни во что. Я привык трогать и пробовать, чтобы убедиться в существовании чего-либо. Но даже после этого я все подвергаю сомнению. Горькие слезы обожгли ей глаза. Неужели она и Рейф виноваты в том, что с ним стало?! Неужели они несут ответственность за эти холодные слова?! — Зачем тогда вы здесь? — растерянно спросила она. — Чтобы найти женщину. В душе Шейн снова затеплилась надежда. — Какую женщину? — Это не имеет значения. В конце концов, не так уж и важно, сколько времени пройдет, прежде чем мы займемся делом. Шейн с трудом перевела дыхание: ей было больно дышать, моргать, думать. — Каким делом? — напрямик спросила она. — Леди, мы стоим среди танцующих пар. Вы же не собираетесь обсуждать брачный договор здесь. — Мы можем… спуститься вниз и выпить по чашечке кофе, — предложила она: ей было просто необходимо выпить чего-нибудь согревающего, чтобы забыть этот холодный разговор. — Вы не возражаете? — Нет. Шейн была на грани истерики. Ее бывший муж… Интересно, могут ли они считаться бывшими супругами, если их брак был аннулирован? Ее бывший муж хочет за чашечкой кофе обсудить с ней личные качества своей будущей жены. Что может быть более странным, чем это? Шейн оглянулась: Август уже покинул Клеопатру, но та совсем не расстроилась и окружила себя целой толпой восхищенных поклонников. — Я не похищаю вас у кого-нибудь? — поинтересовалась она. Чэз удивительно нежно обнял ее за талию. — Ни от кого мало-мальски важного для меня, ответил он, потом спохватился, что его слова могут показаться слишком бездушными, и добавил: — Мы все равно говорили на разных языках. И они направились прочь из зала. Колокольчики на маске Шейн мелодично позванивали, успокаивая ее, обещая перемены и пробуждение к жизни. Сейчас эти две вещи ей были позарез необходимы. Чэз осторожно дотронулся до одного из них: — С ними я не потеряю вас в толпе. — Тут действительно легко потеряться. — Нет проблем. Я нашел бы вас снова. — Это говорит о том, что вы пришли сюда, чтобы встретить меня. — О, я очень хотел встретиться с такой женщиной, как вы, — подтвердил Чэз то ли в шутку, то ли всерьез. Покидая зал для танцев, Шейн оглянулась: Рейф и Элла куда-то ушли. Интересно, что бы они сделали, если бы увидели их вместе? А может, таков был их план? Неужели Рейф специально прислал им обоим приглашения на этот бал в надежде на то, что они снова будут вместе? Оказавшись в банкетном зале, они обошли все столики и выбрали наконец неприметный столик в углу. — Я сделаю заказ, — предложил Чэз. — Похоже, здесь могут приготовить любой кофе на выбор. Что вы предпочитаете? — Черный кофе, пожалуйста. — А я почему-то думал, что вы любите каппуччино. — Не люблю пены, — Шейн поморщилась. Чэз развел руками в знак капитуляции и улыбнулся. На его лице появилось наивное мальчишеское выражение, которое Шейн так хорошо знала. — Тогда я тоже закажу черный кофе. — Чем крепче, тем лучше? — усмехнулась она. — Я пью очень крепкий кофе, но я буду хорошим мальчиком и попрошу сделать вам легкий. — Так вы любите крепкий кофе? Не хотите ли попробовать… — Шейн чуть было не предложила ему выпить кофе из Коста-Рики, но сдержалась: упомянуть в разговоре Коста-Рику было бы очень неосмотрительно с ее стороны. — Попробовать что? — Кофе «Barista», — поспешно сказала она. — Думаю, оно поможет вам взбодриться. К счастью, Чэз принял ее предложение без комментариев. Слава богу! Шейн очень не хотелось, чтобы он ее узнал. Не сейчас. Она хотела побыть с ним как можно дольше, разведать, что случилось с ним за прошедшие девять лет, выяснить, смогут ли они опять быть вместе. Нелепое и безрассудное желание, но Шейн ничего не могла с собой поделать: она снова чувствовала неодолимое влечение к Чэзу. — А вот и наш кофе. — Чэз сел напротив. — Мы так и не познакомились. Меня зовут Чэз. Я живу в городке Лаллабай, штат Колорадо. Шейн обратила внимание, что он не назвал своей фамилии, очевидно полагая, что им будет проще обращаться друг к другу на «ты». — Я Марианна, — представилась Шейн. И это была чистая правда: она просто сообщила ему вторую часть своего имени. Увезя ее из Флориды, подальше от неприятных воспоминаний, брат стал звать ее просто Шейн. — Марианна… Красивое имя. Так зачем ты здесь? — Я здесь по той же причине, что и все остальные: хочу найти себе мужа. — «Совершенно определенного мужа, потерянного давным-давно», уточнила она про себя и, стараясь ничем не проявить своего интереса, спросила: — А ты? — Я ищу себе жену. — А почему именно здесь? — не сдержавшись, напрямик спросила Шейн. — Один человек прислал мне приглашение. «Рейф!» — догадалась она, а вслух поинтересовалась: — И только поэтому ты приехал сюда? — Была еще одна причина: недавно я купил ранчо. — И этому ранчо обязательно нужна жена? — Да, — ответил он грубо, показывая тем самым, что не желает больше говорить на эту тему. Жаль. А Шейн хотела задать ему столько вопросов! Неужели он действительно пришел на бал только затем, чтобы, пустив в ход все свое очарование, склонить на брак с ним какую-нибудь нетребовательную глупышку? И она рискнула продолжить этот разговор: — Почему же все-таки тебе нужна жена, Чэз? Чэз сделал большой глоток кофе, обдумывая подходящее объяснение. — Ранчо нуждается в ремонте. Я, конечно, изменил там кое-что, но не все. — Что это значит? — Это холостяцкое ранчо, и на мили вокруг нет ни одной женщины. Ему нужен женский уход. Шейн посмотрела на него с недоверием: — Ты собираешься жениться только для того, чтобы кто-то раскладывал по местам разбросанные подушки?! Чэз со звоном поставил чашку на место. — Нет! Мне нужен кто-то, кто помог бы мне создать… — Он отвел взгляд, во всем его теле чувствовалось странное напряжение. — Дом? — осторожно подсказала Шейн. — Да. — На его лицо легла мрачная тень, сразу выдав, что ему уже тридцать один год и что все эти годы были наполнены для него разочарованиями и болью; вокруг глаз появились морщины усталого человека, которые, по мнению большинства женщин, делают мужчин просто неотразимыми, а их самих — жуткими уродинами. — Полагаю, тебе нужно нечто большее, чем простая экономка или дизайнер интерьера? — Так оно и есть. — И что ты можешь дать взамен? — А чего ты хочешь? — осторожно спросил он. — Ну, по крайней мере крышу над головой и элементарный комфорт. — Я небогатый человек. — Не страшно, мне не нужно богатство. Чэз посмотрел на нее. Бродячая жизнь научила его разбираться в людях. — Докажи мне это, Марианна. За всем этим что-то скрывается. Что именно? — неожиданно спросил он. Шейн задумалась: «Чэз хочет жениться, чтобы жена помогла ему создать для него дом. Он готов материально обеспечить ее. А как же чувства?» — Мы должны заниматься сексом? — Да. — Сразу? — Да. — И ты уверен, что любая женщина готова лечь с тобой, несмотря на столь короткое знакомство? — Мы ведь поженимся. — Значит, ты предложишь ей все свое имущество, а она подарит тебе домашний уют и свое тело. Это и есть твое представление о браке? — Если ты ждешь чего-то большего, ты ошиблась адресом. — Никакой любви? Никакой привязанности? — Я буду заботиться о тебе и никогда не причиню тебе боль, по крайней мере умышленно. Чэз лгал. Шейн чувствовала это. Вне всяких сомнений, он отчаянно нуждался в любви. Это было так же очевидно, как и то, что он потратил немало сил, чтобы спрятать свои чувства как можно глубже. Оставался нерешенным один вопрос: готова ли она сама дать ему то, чего он ждет от жизни, любовь без претензий? Это было гораздо более рискованно, чем девять лет назад. Тогда Чэз был искренним и заботливым, не стыдясь отдавал всего себя любимой женщине. Сейчас Шейн не была уверена, что этот мужчина все еще существует, что Чэз когда-нибудь позволит любви снова войти в свою жизнь. — Ты заинтересовалась, не так ли? — Казалось, ее ответ не имеет для него никакого значения: он сам уже все решил окончательно и бесповоротно. Но его руки очень уж крепко держали чашку, а взгляд его был напряженным. Это вернуло Шейн надежду на лучшее: Чэз решил изгнать любовь из своей жизни, но, несмотря на это, все-таки пришел на бал, чтобы найти себе невесту, способную превратить холостяцкое ранчо в уютный дом во всех смыслах этого слова. — Да, я выйду за тебя, — ответила она. Чэз был так поражен, что рука его дрогнула, и кофе пролился на скатерть. — Я не просил тебя об этом. Шейн решила поставить вопрос ребром и не дать ему возможности отступить: — Я не могу понять, в какую игру ты играешь. Так ты хочешь, чтобы я вышла за тебя, или нет? Чэз на секунду задумался. Это мгновение показалось Шейн вечностью. — Договорились. Но ты должна сделать кое-что для меня. — Что именно? Чэз наклонился совсем близко к Шейн. Его голубые глаза пылали, в них читались решимость и — Шейн не могла поверить! — с трудом сдерживаемая страсть. — Сними маску. Глава 2 Моей давно потерянной невесте Я считаю дни до того момента, когда снова увижу тебя. Почти год прошел с той ночи, а я никак не могу выкинуть тебя из головы, из своего сердца. Твой брат прислал мне бумаги, в которых говорится о том, что наш брак аннулирован. Но мне все равно. Любовь моя, ты всегда будешь моей женой, матерью моих детей, женщиной, которую я буду обожать до конца своих дней. Ты моя отрада в этом горьком мире. Все эти долгие месяцы я упорно работал, копил деньги. Твоего брата больше всего беспокоило то, что у меня нет денег. На этот раз я поступил благоразумно: вложил все деньги в выгодные проекты. А сейчас планирую построить замечательный дом для тебя. Конечно, он не совсем то, что нужно для начала семейной жизни, но все-таки это будет наш собственный дом. Бал Годовщины состоится всего через неделю. На нем будут присутствовать те, кто поженились на Балу Золушки и отмечают первую годовщину свадьбы. И хотя наш брак аннулировали, я знаю: ты там будешь. С того момента, как мы поженились, нас ничто не в силах разлучить. Продолжай бороться, Шейн. Вернись ко мне. Когда же наконец я обниму тебя снова… К тайному удовольствию Чэза, колокольчики на маске Марианны протестующе зазвенели. — Снять… — Да, сними маску. — Чэз удивленно поднял бровь: — Какие-нибудь проблемы? — Думаю, что да, — призналась Шейн. Такая обезоруживающая честность заставила его почувствовать нечто среднее между уважением и подозрительностью. — Почему? — Какая разница, как я выгляжу? — Теперь уже у Шейн дрогнула чашка в руках. — Напомню тебе твои же требования: ты хочешь найти кого-то, кто мог бы превратить твое ранчо в настоящий дом, кто захотел бы жить с тобой в Колорадо, кто… — ..спал бы со мной. Удивительно, как только чашка не выпала из ее рук! Неужели это она спровоцировала его на то, что он говорит об интимной близости с ней так откровенно? — Да, — подтвердила она. — И конечно, кого-то, кто бы спал с тобой. Чэз встал и подошел к ней: — Как ты думаешь, не следует ли нам снять маски, чтобы убедиться в том, что мы не побоимся видеть друг друга каждое утро? — А если результат тебя не устроит, наши пути разойдутся? «Черт возьми! Она считает меня каким-то бездушным чудовищем», — подумал Чэз, а вслух сказал: — Я этого не говорил. — Значит, тебе все равно, смогу я создать уютный дом для тебя или нет. Ведь гораздо важнее, достаточно ли я привлекательна, чтобы спать с тобой. Чэз взял ее за руку: — На случай, если ты еще не поняла этого, дорогая: я не гонюсь за красивой внешностью. Да, он оскорбил ее. Но не нарочно. Он всего лишь хотел быть откровенным — получилось не очень. Чэзу нужна была жена, и он не лгал, говоря, что ее внешность не имеет принципиального значения, лишь бы она смогла подходить по другим статьям. Если уж его заставляют жениться, то его супруга должна быть женщиной практичной. Чэз внимательно изучал свою возможную невесту. В чем-то она странным образом была для него как раскрытая книга. Но таилось в ней и что-то загадочное, недоступное его пониманию. Он видел это во вздернутом подбородке, в глубине ее страстных карих глаз, а такой милой улыбки он никогда еще не встречал. Неожиданно Чэз почувствовал удивительное тепло, которое не испытывал уже много лет. — Если так, то пусть маска останется на своем месте. — Тебе решать. Ты, я вижу, хочешь выйти замуж с закрытыми глазами. — А ты вообще ничему не веришь, не так ли? — Абсолютно. — И как же это случилось? — неожиданно мягко поинтересовалась она, и Чэз даже подумал, что недостоин такого участия. — Я потерял веру давным-давно. — Может, когда-нибудь она вернется к тебе. — Если ты хочешь достичь именно этого, тебя ждет горькое разочарование. — Чэз осторожно убрал руку, выпрямился. — Я предлагаю тебе крышу над головой, постель. Я буду верен данному тебе обету столько, сколько будет длиться наш брак. Прими то, что я могу дать тебе, или уходи. — И никакой любви? — Абсолютно. Шейн неожиданно поняла, что его взгляд говорит обратное, и если она не ответит ему прямо сейчас, он поцелует ее, чтобы убедиться, так ли приятны ее губы на вкус, как и на вид. — С какой стати я должна согласиться на подобный брак? — спросила она. Чэз отошел от нее и снова сел на свой стул. — Откровенно говоря, меня это не волнует. Послушай: я пришел сюда, чтобы найти себе жену, — он со звоном поставил чашку на стол. — Я объяснил тебе свои причины, я был честен с тобой. Беспощадно честен. Если то, что я предлагаю, не соответствует твоим желаниям, скажи сейчас. У нас есть еще время, чтобы найти новых партнеров. — Я не хочу больше никого искать. — Ты уверена? — недоверчиво переспросил он: если она вдруг отступит, ему придется срочно искать другую невесту. — Я не настроен играть в игры. — Я тоже. Только у меня есть один, последний вопрос. — Какой? — Как ты относишься к детям? — Я не против детей, но в этом вопросе стараюсь быть разумным. Давай разберемся в наших отношениях и устроим наш брак, прежде чем заводить детей. — Но ты не исключаешь возможности их появления в будущем? — Нет, конечно. А как сама ты относишься к детям? — Я люблю их, — улыбнулась Шейн. — Я даже готова усыновить или удочерить детей твоих рабочих. Эти слова заслужили явное одобрение Чэза. — На моем ранчо и на мили вокруг большая нехватка маленьких детей. Но я посмотрю, что можно будет сделать для тебя. — Очень интересно, — протянула Шейн и задумалась. — Почему бы тебе не рассказать мне, что тебя так заинтересовало? — наконец прервал паузу Чэз. — Понятия не имею, — усмехнулась Шейн. — Давай же! Расскажи! — Откуда ты знаешь, что я способна превратить твое ранчо в уютный дом? Какими качествами должна обладать твоя жена? — Думаю, обсудить этот вопрос следует где-нибудь в более уединенном месте. Здесь есть милый балкончик, выходящий в сад. Не знаю, свободен ли он, но я готов рискнуть и выяснить это, если ты захочешь. — Чэз сделал приглашающий жест, и только сейчас Шейн обратила внимание на его огрубевшие и покрытые мозолями руки. — Может, пойдем туда? Шейн замерла. Она слишком хорошо помнила этот балкон: здесь они с Чэзом впервые встретились. Она увидела его внизу, в саду. Чэз наблюдал за ней, изображая из себя шекспировского Ромео. Получалось не очень, с поправкой на «ковбойскую» версию пьесы. А потом он поднялся к ней наверх. Правда, предпочел несколько иной путь, чем герои трагедии, воспользовавшись вместо увитой плющом решетки обычной винтовой лестницей. Взглянув в его голубые смеющиеся глаза, Шейн забыла обо всем на свете. Он легко перемахнул через железные перила балкона и страстно поцеловал ее в губы, мгновенно завоевав ее сердце. Потом они долго разговаривали, мечтая о сказочной жизни вместе, которую и попытались сделать реальностью, поженившись сразу же, как только наступила полночь. Шейн кивнула, не обращая внимания на протестующий звон колокольчиков: — Звучит просто замечательно. Чэз уверенно вел ее по саду. Кустарники вдоль тропинок уже стояли почти без листьев. Поздняя осень. Шейн молча следовала за ним, опасаясь, что, стоит ей заговорить сейчас, Чэз обязательно узнает ее. «Интересно, — подумала она, — помнит ли он, что этот балкон прилегает к той самой комнате, где я останавливалась всякий раз, когда приезжала с Рейфом в гости или по делам к семье Монтегю? Теперь там никто не живет, и вся мебель покрыта от пыли старыми простынями. — Марианна! — окликнул ее Чэз. — Да? — ответила Шейн, всеми силами стараясь скрыть, что это имя пробуждает в ней болезненные воспоминания о тете и о Флориде. — Я уже говорил тебе, что живу на ранчо. Так вот: почти все время я занят делами. — Значит, ты совсем не будешь появляться дома? — Все зависит от времени года и сезонных работ. Я просто хочу, чтоб ты знала, что тебе придется проводить долгие часы в одиночестве. Тебя это устраивает? — Нет проблем. Свободное время я могу проводить в занятиях искусством. — Ты художница? — Не совсем. Недавно я управляла семейной фермой. Эта женщина все больше и больше удивляла Чэза. — Значит, ты имеешь представление об образе жизни на ферме или на ранчо! — воскликнул он. — И, конечно же, знаешь, что там люди живут изолированно от внешнего мира. — Знаю по опыту: иногда поездка в ближайший город занимала целый день. — «По крайней мере, так было в Коста-Рике, на кофейной плантации Рейфа», — добавила она про себя, а вслух продолжила: — Сомневаюсь, что наша ферма похожа на твое ранчо, но общие черты у них, надеюсь, есть. Если так, то я могу следить за счетами, управлять рабочими, составлять платежные ведомости и заниматься домашним хозяйством. — А что ты не умеешь делать? — усмехнувшись, поинтересовался Чэз. — Вообще-то есть одна существенная вещь… Чэз скрестил руки на груди и удивленно поднял бровь: — И что это? — Не важно. Ситуация явно забавляла его. Чэз улыбнулся. И Шейн снова увидела знакомую щербинку, которую заметила еще тогда, когда они впервые поцеловались. — Я собираюсь жениться на женщине в маске, у которой есть один большой недостаток. Интересно. Очень интересно. — У нас еще будет время, чтобы узнать все друг о друге. — Итак, я нашел себе жену, которой нравятся тайны в супружеской жизни, — помрачнел Чэз. — Ладно. Как хочешь. — И ты не возражаешь? — удивилась Шейн. — По правде говоря, у меня тоже есть секреты. Если тебя это устраивает, то и я не возражаю. — Твой секрет… Надеюсь, он не связан с нарушением закона? — забеспокоилась Шейн. — Мой секрет не таит в себе ничего такого, за что меня могли бы посадить в тюрьму. — О Чэз, — прошептала Шейн, касаясь его руки, — твой секрет очень серьезен? — Вполне серьезен, леди в маске. «Что же это?!» — испуганно подумала она, а вслух спросила: — Зачем же ты сказал мне об этом? — Просто хотел, чтобы ты знала. Кстати, — Чэз неожиданно сменил тему разговора, — есть один важный момент в наших отношениях, который мы должны прояснить, прежде чем заключить окончательный договор. — Ты привел меня сюда для этого? — Да. — И для этого мы должны побыть наедине? — Да. — Мы должны остаться наедине, чтобы заняться любовью, — не стесняясь, высказалась она. — Согласен, надо испытать друг друга, ведь интимная близость очень важна в браке. «Секс — это, конечно, хорошо, — подумала Шейн. — Но секс без чувств, без любви… Неужели он не понимает, что это не правильно?» — А если мы не подойдем друг другу? — Что-нибудь придумаем. Колокольчики на маске Шейн тревожно зазвенели. — Я нервничаю, Чэз, — призналась она. Наконец они добрались до заветного балкона. В темноте глаза Чэза казались черными, задумчивыми. Он стоял, держась за кованые перила, и смотрел то на звездное небо, то на таинственный сад, то на пустырь вдалеке. Полная луна, словно умытая, ярко светила, заливая все серебряным светом. Ночные тени избегали его, искажая пасторальный вид, открывавшийся с балкона. И Шейн казалось, что все это отражается в глазах Чэза. — Я обратил на тебя внимание сразу же, как только ты появилась на балу, — помолчав, сказал он. Шейн похолодела от страха: «Неужели он видел меня без маски?!» — И когда же это случилось? — спросила она, пряча волнение. — Незадолго до того, как тебя пригласил танцевать тот тип. Я видел, как ты спускалась в зал. Маска не могла скрыть твое жгучее желание присоединиться к вечеринке. «Я искала тебя», — чуть было не сказала она, но вовремя спохватилась: — И что? — А еще я помню, как тебя остановил какой-то старик… — Он растянул лодыжку, и ему нужна была моя помощь. — ..и ты помогла ему, — закончил Чэз. — Это тебя удивляет?! — не веря своим ушам, спросила Шейн. — Каждый на моем месте поступил бы точно так же. Это же элементарное уважение. — До твоего прихода никто не побеспокоился о нем. И ты помогла не только ему. Помнишь молоденькую девушку, что сидела в полном одиночестве и была готова расплакаться в любой момент? Ты разговаривала с ней целых десять минут. — Она напомнила мне одну знакомую, — призналась Шейн. — Ты посоветовала ей отправиться домой, не так ли? — Эта девушка сказала мне, что пришла сюда только для того, чтобы сбежать из родного дома, где царит просто ужасная атмосфера. Я посоветовала ей несколько другой путь, чтобы исправить это положение. По-моему, он более эффективен, чем выйти замуж за прекрасного незнакомца. — А ты сама? — Во-первых, мне уже не восемнадцать лет, ответила Шейн, чувствуя, что вопрос Чэза задел ее за живое. — А во-вторых, я не стараюсь сбежать от своей семьи. — От чего ты тогда пытаешься убежать? — Ни от чего, — выдохнула она, стараясь не выдать себя. Раньше Шейн легко и просто открывала другим свои сокровенные мысли, теперь все изменилось: она стала более осторожной. — Чэз, я ни от чего не бегу, а, напротив, стараюсь найти… — И что же ты ищешь? — напряженно спросил он. «Напоминание о прошлом. Любовь, которую я потеряла много лет назад», — подумала она, а вслух сказала: — Свое будущее. — И ты надеешься обрести его со мной? — Я еще не решила окончательно, — честно призналась Шейн. — Если ты рассчитываешь на сказочную романтику, то выбрала не того человека. Меня не интересует любовь. Мне нужен кто-то, кто был бы заинтересован в чисто прагматических отношениях, кто создал бы для меня уютный дом, кто поддержал бы меня в трудной жизненной ситуации. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Ты такая женщина? — Скажи, пожалуйста, еще раз: я должна жить с тобой без любви? — Если не хочешь страдать, то да. — И ты думаешь, что твоя честность побудит меня выйти за тебя? — Нет. Просто ты должна все как следует обдумать. Определись, кто ты: практичный человек, желающий выгодно продать свои таланты, или Золушка, ждущая прекрасного принца. Фантазия или реальность? «Неужели Чэз до сих пор не понял меня? — подумала Шейн. — Он и есть прекрасный принц. Наши сердца и души объединились в одно целое уже очень давно, в ту судьбоносную для нас обоих ночь. Может быть, сейчас он и жалеет, что встретил меня тогда, но то, что между нами было, просто невозможно забыть. Наша встреча была одновременно и реальной, и фантастической. Если бы это было не так, наши чувства друг к другу со временем померкли бы, превратившись во вздох сожаления или приятные воспоминания». Она посмотрела на Чэза и неожиданно ощутила себя маленькой и слабой перед его неукротимой силой. Но у Шейн не было иного выбора: она должна была выиграть этот поединок жизненных позиций, заставить его вновь поверить в мечту. — Поцелуй меня, Чэз. И мы узнаем, фантазия это или реальность. — Хорошо, дорогая. Давай сделаем это, — ответил он, и его прагматичные слова прозвучали очень нежно, предупреждая, что Чэз умеет добиваться своего. — Позволь мне доказать, что ты целуешь не сказочного принца, а настоящего мужчину из плоти и крови. — По-моему, ты и то, и другое. — Не обманывай себя, дорогая, — Чэз обнял Шейн, его сильные руки погладили ей спину, потом опустились на бедра и в конце концов обняли ее за талию. — Я хочу убедиться, действительно ли ты идешь на этот брак с широко открытыми глазами. — Так оно и есть. — Пусть так будет и впредь. Чэз снял с себя маску, и Шейн снова увидела знакомые черты лица, преследовавшие ее все эти годы. Прямой нос и скулы несколько заострились, но губы были по-прежнему полными и чувственными. А глаза… глаза просто гипнотизировали ее, опровергая холодность его слов: где-то глубоко, под застарелой болью, томилось любящее сердце. Шейн была готова сделать что угодно, лишь бы освободить его от оков. — Почему бы тебе не снять свою маску? — неожиданно услышала она вопрос Чэза. — Пожалуйста, не надо! — Шейн поспешно отвела его руку: она должна прятать свое лицо, иначе все ее попытки возобновить с ним отношения с треском провалятся. Чэз не должен узнать, кто она такая! А сам Чэз неожиданно почувствовал, что им овладевает первобытный инстинкт охотника. Он не мог объяснить, что вызывает в нем такую реакцию — может, загадочность ее облика, удивительная легкость движений, стройная женственная фигура, а может, нечто подсознательное. Он просто знал, что должен заняться с ней любовью. Прямо сейчас. Шейн стояла, вцепившись в перила балкона. Чэз слышал, как прерывисто она дышит. Наконец она посмотрела ему в глаза и безвольно опустила руки, неожиданно осознав, что они принадлежат друг другу уже давно и не стоит этого избегать. — Можно я не буду снимать маску? — тихо попросила Шейн. — Пожалуйста, если это так важно для тебя. Если я не могу увидеть твое лицо, позволь мне хотя бы поцеловать тебя. Шейн закрыла глаза в ожидании поцелуя. — О Чэз… — прошептала она. Для Чэза этот ее вздох был настоящим соблазном, обманчивым пением сирен. Ее дыхание смешалось с его дыханием, сладкое тепло разлилось по всему его телу. Он чувствовал сладость ее губ. Ему хотелось целовать ее жадно и страстно, но он почему-то стал делать это медленно и осторожно. Чэз растягивал удовольствие, как испытывающий жажду путник экономит живительную влагу. Ее мягкие, нежные губы не обманули его ожиданий: они были открыты ему навстречу радостно, без малейших сомнений. Сначала их губы просто соприкасались, потом поцелуй стал ласкающим, дразнящим, и закончилось все жарким слиянием губ. Чэз положил ладонь ей на шею и почувствовал сильное биение пульса. Он ощущал, как искренне она наслаждается происходящим, и знал, что это значит: эта женщина так же отчаянно нуждается в любви, как и он сам. — Все хорошо, дорогая, — прошептал он. — Я знаю, что тебе нужно. Чэз не спеша расстегнул молнию на ее платье, и оно послушно заскользило вниз. Их губы встречались снова и снова, а его руки продолжали нежно гладить ей спину и ягодицы. Шейн откинулась назад, на перила балкона, и лунный свет упал на ее лицо, заставляя сверкать не только маленькие колокольчики на маске, но и ее черные глаза. На какое-то мгновенье они показались Чэзу очень знакомыми. — Видишь, я не принц, дорогая. Я просто человек из плоти и крови, — сказал он, отрываясь наконец от ее губ. — Ты честный человек, который прячет в душе много доброго. — Ты не можешь знать это наверняка. — Но я знаю. — Ты всецело доверяешься человеку, который сам не верит в подобные вещи. Слепая вера — не очень умный подход к жизни, дорогая. — Этот поцелуй развеял все мои сомнения. — Не обманывай себя: этот поцелуй — всего лишь минутная страсть, не более того. По крайней мере в том, что касается страсти, наш брак будет удачным. — Наш брак может быть удачным во всех отношениях, если ты дашь ему шанс. — Жена. Дом. Секс, — процедил сквозь зубы Чэз. — Вот все, что мне нужно. — Ты скоро изменишь свое мнение. — Вы играете в опасную игру, леди. — Я так не думаю. — Легким движением Шейн окончательно освободилась от платья и, подойдя к Чэзу, обняла его за шею. Сейчас она была похожа на сошедшую в греховный мир мифическую богиню: маска, закрывающая лицо, длинные светлые волосы рассыпались в беспорядке по плечам, а восхитительные губы манят, зовут к наслаждению… Чэз мгновенно потерял контроль над собой и поддался ее чарам. Она околдовала его своим нежным прикосновением, разожгла в нем огонь. Чэз целовал ее неистово, страстно. Аромат ее кожи сводил его с ума, вкус губ напоминал ему что-то неуловимо родное, заставляя безропотно покоряться инстинкту. Он ласкал ее шею, плечи, грудь. Стоны наслаждения, срывавшиеся с ее губ, все сильнее возбуждали его. Чэз начал торопливо расстегивать рубашку… — Подожди, — остановила его Шейн. — Нам нельзя заниматься любовью прямо здесь, нас могут увидеть. — Не останавливай меня, — хрипло попросил Чэз, не в силах ничего говорить в предвкушении физического наслаждения. Он так давно не был с женщиной, так давно не хотел ни одну женщину, что просто не мог больше ждать. — Не думаю, что смогу сейчас остановиться. — Тебе и не придется. Та комната давно пустует, никто нас в ней не найдет. Если бы Чэз хоть на минуту задумался над ее словами, он бы понял, кого прижимает к себе, почему ее поцелуи кажутся ему такими знакомыми и сводят его с ума, почему он предчувствует каждое ее движение. Но он просто принял ее слова к сведению: в конце концов, почему бы ей не знать, что эта комната пустует, а значит, готова спрятать под своим кровом двух любовников. Чэз поднял Шейн на руки и понес в комнату. Там он быстро, но бережно опустил ее на прикрытую прохладной простыней кровать и стал торопливо снимать одежду. Луна снова вышла из-за туч и залила Шейн серебряным светом. Она лежала белоснежная на белоснежном и была похожа на прекрасную жемчужину в раковине. На этом фоне выгодно выделялись ее золотистые волосы и большие черные глаза, полные робкого, смиренного ожидания. Как ни странно, маска только подчеркивала ее уязвимость и придавала ей невинную загадочность. — Я не сделаю тебе больно, — прошептал Чэз. — Я знаю. — Ты будешь моей. Прямо сейчас. Обещаю тебе, как честный человек, что сдержу слово и обязательно женюсь на тебе. — Я верю. Ее слова ударили его как хлыстом, задев глубокую, еще не затянувшуюся рану, которая мучила его все эти годы: он, Чэз, не заслуживает такого доверия и в то же время отчаянно в нем нуждается. Лунный свет потихоньку бледнел, уступая место новому дню, но время до рассвета принадлежало им. Чэз торопливо снял с себя одежду и как в волну забыться окунулся в жаркое тепло ее тела. Шейн покрывала его страстными поцелуями, ее мягкие волосы щекотали его тело. Чэз весь дрожал от наслаждения, казалось, сердце боялся не вынесет такого острого ощущения счастья. Он мягко повернул Шейн набок и стал целовать ее все более страстно и требовательно. Неожиданно она отстранилась. — Что такое? Неужели это у тебя в первый раз?! — хрипло спросил он, с трудом узнавая собственный голос. — Нет, конечно. — Может, что-то со мной не так? Понимаешь, последний раз я… — Ну что ты! Все хорошо. Я хочу тебя. Он почувствовал жгучие желание взять ее немедленно, прямо сейчас, но каким-то чудом нашел в себе силы прикоснуться к ней очень нежно и осторожно, стараясь найти чувственные места на ее теле, чтобы доставить ей незабываемое удовольствие. Чэз ласкал каждый дюйм ее тела, пока оно не стало мягким и податливым в его руках. И вот наконец наступил момент, неповторимого восторженного слияние двух жарких тел… Всего один раз в жизни Чэз испытывал подобное удовлетворение… Тогда, с Шейн… Неожиданно на него нахлынули воспоминания, воспоминания, с которыми он столько лет тщетно пытался расстаться. Они завладели его сознанием так же сильно, как и эта женщина, что лежала сейчас с ним рядом. Чэз посмотрел на свою невесту: вот они и стали единым целым в обоюдном страстном порыве. И все-таки… Неожиданно он услышал, как где-то далеко открылась дверь, и яркий свет ударил в глаза. — О, простите… — поспешно извинился женский голос, голос Эллы. — Чэз? Это ты? Кто это с тобой? Шейн?! Глава 3 Моей давно потерянной невесте Прошел целый год, прежде чем я решился написать тебе это письмо. Я был абсолютно уверен, что ты придешь на Бал Годовщины. Я ждал тебя там, ждал до самого рассвета. А потом ушел. Сам не знаю, зачем я пишу тебе это письмо. Может, так я прощаюсь с тобой, а может, просто не умею сказать себе «стоп». Нет, я не сдамся! Помнишь, что мы пообещали друг другу в тот вечер сражаться за нашу любовь, пока есть силы или пока один из нас не отступит. Так вот, я не собираюсь малодушничать и буду бороться до тех пор, пока ты не окажешься снова в моих объятьях. Я продал все имущество, которое приобрел для нас, и теперь я снова бродячий ковбой. Ирония судьбы: я выручил за все это гораздо больше денег, чем рассчитывал. Твой брат очень удивился бы, узнав об этом. Черт побери, какое это имеет значение?! На всем белом свете существует лишь один человек, который мне не безразличен… Жена, почему ты не со мной?! Где ты сейчас и как мне найти тебя? Неужели нам всю жизнь придется только мечтать друг о друге? Может, все, что случилось с нами, — всего лишь глупая сказка, а я круглый дурак, если продолжаю верить в возможность счастья. Шейн… Дорогая. Любовь моя. Где же ты? — Шейн?! — Я могу объяснить… — виновато пролепетала Шейн, как только Элла поспешно выскочила из комнаты. Чэз сорвал с нее маску и швырнул ее через всю комнату. Маска, казалось, разрезала лунный свет в красивом высоком полете; колокольчики на ней сверкали и нервно позванивали, а ударившись об пол, пугающе умолкли. Света из коридора было вполне достаточно, чтобы различить в темноте настольную лампу возле кровати. Чэз включил ее. Мгновенно все вокруг осветилось, в том числе и Шейн. Никогда еще она не чувствовала себя такой растерянной и беззащитной: теперь она была без маски, обнаженная, все еще пылающая от жарких прикосновений Чэза… Все ее мысли и чувства, казалось, были открыты для его сурового, беспощадного взгляда. Шейн поспешно завернулась в простыню. А Чэз продолжал смотреть на нее в упор, как будто был уверен, что стоит ему вглядеться в ее черты внимательнее — и ему откроется какая-то жизненно важная для него тайна. Молчание длилось целую минуту, превращаясь в настоящую пытку. Наконец Чэз прервал тягостное молчание длинным ругательством, и, как ни странно, сейчас эти грубые слова прозвучали для нее как музыка. Отведя душу, он выкрикнул ей лицо: — Это был трюк! С самого начала вы с братом водили меня за нос. — Нет, Чэз. Прошу тебя, позволь мне все объяснить… — Что объяснить?! — Он вскочил с кровати, наспех обмотал себя второй простыней и стал метаться по комнате, словно лев в клетке. — Не кто иной, как твой брат, разлучил нас девять лет назад. А теперь вдруг по какой-то причине он решил снова соединить нас. Он играет судьбами людей так же легко, как кукловод управляет своими марионетками. — Это я во всем виновата. Понимаешь, ты единственный мужчина, которого я когда-либо любила, вот Рейф и… — Значит, теперь я достаточно хорош для тебя. Потому что у меня есть ранчо и деньги. — Он ничего не знал об этом, и я тоже. — Он следил за мной, Шейн. Иначе быть не может. — Чэз начал торопливо натягивать брюки. — Этим объясняются и два пригласительных билета и твое присутствие на балу. Я сжег все мосты, связывающие меня с Бьюмонтами, и не собираюсь возводить новые. Итак, история повторяется: Шейн снова провела одну-единственную ночь с любимым человеком и снова потеряла его. Нет. Нет! Так не должно быть! В конце концов, она слишком долго ничего не предпринимала, боясь потерпеть поражение. И чего этим достигла? Шейн соскользнула с кровати, обмотав простыню вокруг тела на манер саронга. Светлые волосы в беспорядке разметались по плечам, но это ее не беспокоило: она смотрела на Чэза в упор, глаза ее метали молнии и светились непоколебимой решимостью. — Ты не уйдешь отсюда без меня. — Ошибаешься, Шейн. — Ты же обещал. — Тогда я еще не знал, кто ты. Шейн поняла, что ей придется рассказать ему все, объяснить, что это их последний шанс обрести счастье, шанс, который необходим ему так же, как и ей самой. И неважно, осознает он это сейчас или нет, главное, что так оно и есть. — Ты пришел сюда, чтобы найти себе жену. Или ты уже забыл об этом? К тому же у тебя нет времени, чтобы подыскать мне замену. — Время есть, поверь мне, — парировал Чэз, надевая рубашку. Шейн с сожалением смотрела на его загорелую грудь, которую так недавно жарко целовала. — Конечно, выбор стал намного меньше, но ведь ночь еще не закончилась. — И ты собираешься уйти после того, что между нами было? — Я, конечно, ценю твое самопожертвование, но… — Не смей! — Боль и обида завладели сознанием Шейн. — Не смей поливать грязью то, что произошло сейчас на этой постели! Уходи, если хочешь, но не разрушай то прекрасное, что попалось тебе на пути. Чэз, очевидно, прислушался к ее словам, потому что взгляд его смягчился, и Шейн узнала в нем прежнего Чэза Макинтайра, который просто боготворил ее. А его ласки невозможно было забыть ни тогда, ни сейчас. — Шейн… — произнес он задумчиво. Неожиданно дверь в комнату открылась, и Чэз инстинктивно отступил назад. — Шейн? — позвал с порога Рейф. — Ты в порядке? Но та не сразу отозвалась, разозленная словами Чэза. «Не важно, готов или не готов он признать мою правоту, главное, я твердо знаю, что мы созданы друг для друга и я до сих пор могу вызывать в нем самые нежные чувства, — думала она. — Просто его способность любить спрятана слишком глубоко внутри. Уверена, если у него появится возможность, он обязательно проявит ее». — Со мной все хорошо, Рейф. Чэз и я, мы просто… снова познакомились. — Взволнованная Элла прибежала ко мне… — Это касается только меня и твоей сестры, Бьюмонт. Или ты собираешься снова вмешаться в наши дела? — огрызнулся Чэз. — Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке. — Шейн уже большая девочка. Несколько синяков и шишек не нанесут ей особого вреда. Рейф шагнул в комнату. Он был в ярости. — Если ты ее хоть пальцем тронул… Шейн поспешно встала между мужчинами. — Это всего лишь шутка, Рейф. Он не имел в виду ничего плохого. Чэз никогда не обидит меня, я знаю. — Ты очаровательно самонадеянна, — прошептал Чэз ей на ухо. Рейф сделал вид, что не слышал его реплики. — Я пойду и договорюсь, чтобы приготовили зал для бракосочетаний, — спокойно сказал он, но едва уловимые нотки в его голосе напоминали о том, что это спокойствие обманчиво. — У тебя есть какие-нибудь пожелания относительно церемонии? — Да. То есть нет. Я не за этим пришел сюда. Рейф с шумом выдохнул воздух, и Шейн поняла: если сейчас она что-нибудь срочно не предпримет, оба противника сцепятся не на шутку. Она повернулась к Чэзу и торопливо зашептала, стараясь, чтобы брат не услышал ее слова: — Мы ведь можем пожениться на время, пока не узнаем, точно ли я не забеременела. И у меня будет достаточно времени, чтобы сделать уютным твой дом. — Я не понимаю, о чем ты говоришь?! — так же тихо спросил Чэз. — Ты сказал мне, что предпримешь все меры, чтобы этого не случилось. Но кто знает… — Беременна… — ошарашенно повторил Чэз, пожалуй слишком громко. — Беремен… Баста! — воскликнул Рейф. — Чэз, одевайся. Через пять минут я жду тебя в библиотеке, чтобы договориться со священником. — А если я откажусь? — Ты хочешь бросить ее с внебрачным ребенком на руках?! Хотя это в твоем стиле. Чэз побледнел и сжал кулаки. Шейн переводила взгляд с брата на Чэза и думала, что между ними лежит страшная, непонятная ей пропасть, которая заставляет их бороться друг с другом пока только на словах, но она чувствовала, что вот-вот может дойти до физического насилия: воздух, казалось, наэлектризовался от их враждебных взглядов. Шейн попробовала разрядить атмосферу: — Что с вами обоими? Давайте успокоимся и все обсудим. — Не беспокойся, сестра, — ответил Рейф. — Просто твой будущий муж и я не совсем понимаем друг друга. Ну что, Макинтайр, ты женишься на ней? — Ты еще пожалеешь об этом, Бьюмонт. — Не сомневаюсь. Но Шейн — моя родная сестра, и я сделаю все возможное для ее счастья. По какой-то причине она убеждена, что ты способен сделать ее счастливой, хотя лично я в этом не уверен. Запомни: через пять минут. — Сказав это, Рейф повернулся и вышел из комнаты. — Чэз… — Не говори ничего. — Чэз присел на край кровати и стал зашнуровывать ботинки. — Ты же слышала, что он сказал. Ты собираешься переодеться на свадьбу или останешься в простыне? — Я не хотела тебя обманывать, Чэз. Просто мне вдруг захотелось выяснить, какой ты стал, прежде чем ты узнаешь, кто я такая. — Дорогая, мне известно, что такое ловушка, страстная женщина, удобная постель и… родственник за дверью. Это старо как мир. — Но… — Хватит, Шейн. — Его взгляд, полный горького цинизма и ярости, заставил ее замолчать. — У тебя есть ровно три минуты, чтобы одеться, или, клянусь, я стащу тебя вниз по лестнице в одной простыне. Шейн не стала тратить время на разговоры, а быстрым уверенным движением размотала свой «саронг», натянула платье и обулась. Поправив складки на платье и наспех пригладив волосы, она встала у двери. Чэз прошел вперед, чтобы открыть дверь. В его взгляде промелькнуло что-то знакомое — заботливое, любящее… И Шейн почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Шейн… — Ее имя прозвучало очень нежно и опять напомнило ей о прошлом. Словно угадав ее мысли, Чэз предупредил ее: — Мы не можем вернуться назад в то счастливое время. — Я знаю, — ответила она. Ее взгляд был полон раскаяния и надежды. — И все же у нас есть будущее. Мы можем выбрать путь, как нам жить дальше. — Мы выбрали его давным-давно, — горько усмехнулся Чэз. — Но я уже не тот человек, которого ты когда-то знала. Оставшись со мной, ты выбираешь жизнь, полную страданий. — Но ведь ты никогда не причинишь мне боль нарочно, я знаю. — И это все, что я могу обещать тебе. Ты еще можешь все исправить: скажи брату, что ты изменила свое решение. — Я не изменила своего решения девять лет назад, не сделаю этого и сейчас. — То, что ты чувствуешь, — только мечты, воспоминания. Все это очень далеко от реальности. — Значит, я буду грезить вечно, — ответила Шейн, думая о том, что все эти годы она действительно жила как во сне и только сейчас проснулась благодаря одному-единственному поцелую. Теперь ее ждет новая жизнь — жизнь с Чэзом. — Пусть так и будет, — усмехнулся он. — Надеюсь, твой сон не превратится в ночной кошмар. Чэз открыл дверь и остановился, пропуская ее вперед. Проходя, Шейн почувствовала, как он коснулся губами ее волос. «Нет, мне просто показалось! — подумала она. — Он ведь злится на меня за то, что я обманула его, за то, что Рейф заставляет его жениться на мне. Сняв маску, я уничтожила все его чувства ко мне. Конечно же, я ошиблась… Ах да, маска!» Шейн повернулась и бросилась обратно. Она не могла объяснить, зачем ей вдруг понадобилась эта маска, и все же… Колокольчики радостно зазвенели, когда Шейн подняла украшение. — Что ты делаешь? — удивленно поинтересовался Чэз, остановившись в дверях. — Тебе она больше не нужна. — Знаю, но мне хочется оставить ее себе. — Как сувенир? — Чэз удивленно поднял бровь. — Тебе так трудно в это поверить? — Мне казалось, сувениры должны напоминать о счастливых событиях, а не наоборот. — Ты что же, собираешься забыть сегодняшний бал?! — сердито спросила Шейн. — Одно событие я точно не забуду… — Чэз взял из рук Шейн маску и потряс ее — колокольчики мелодично зазвенели. — И мне не нужны для этого никакие сувениры. Итак, выбирай: мы идем к твоему брату или же сами закончим этот фарс… — Мы идем к Рейфу. — Шейн подошла к нему и взяла его под руку; ей было очень приятно опираться на его сильную мускулистую руку. Чэз был очень напряжен, и Шейн подумала, что, если сейчас он испытывает те же чувства, что и она, у них еще есть шанс стать счастливыми. — У тебя есть веская причина, чтобы жениться. Этого нельзя изменить. И я помогу тебе достичь поставленной цели. Если выяснится, что я не забеременела, я уйду, как только ты попросишь меня об этом. У меня к тебе всего одна просьба: дай нам обоим шанс быть вместе. Они стояли очень близко друг к другу и ничто не могло укрыться от внимательного взгляда Шейн: на его лице отразилась еле заметная внутренняя борьба, но ей и этого было достаточно, чтобы надеяться… — Ничего не получится, дорогая, — сказал он мягко. — Не теперь… — Но почему?! — Потому что мне нечего дать тебе. У меня в душе ничего не осталось. Я даже забыл, что такое любовь. — Тогда я заставлю тебя вспомнить это! Я смогу! У меня все получится! — пылко запротестовала Шейн. — Нет, Шейн. Нет… Она не могла больше сдерживаться, отчаяние и разочарование звучали в ее словах: — Я не могу понять, почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе? Мы сумеем наконец обрести то, что потеряли когда-то. У нас получится. Чэз окинул ее холодным невозмутимым взглядом: — Потому что мне не нужна любовь. Ни от тебя, ни от кого-либо другого. Все это ложь. И клянусь: если ты будешь продолжать рассказывать сказки о вечной любви, я немедленно отправлю тебя назад к брату. Ясно? Шейн дрожала — сердце ее бешено стучало, а колокольчики печально позвякивали. — Да, ясно, Чэз, — ответила она. Чэз стоял перед священником, почти не слушая его. Он думал только о Шейн. Чэз убеждал себя, что ему не следует пока рассказывать ей о своем секрете, а еще он раскаивался в том, что был с ней так беспричинно груб. Если бы не его грубость, он бы не видел сейчас грусть в этих черных глазах. Вот она приближается к нему гордая и такая беззащитная, хрупкая… А еще он думал о том, что данных обстоятельствах честность — лучший помощник и что она наверняка считает так же. Неожиданно Чэз осознал, что в зале повисла напряженная тишина. Пока он размышлял, что-то случилось — все смотрели на него. — Да, я согласен, — ответил он, полагая, что именно этого от него ждут. Рейф тронул его за плечо: — Ты что, глухой? Она сказала «нет». — Что она сказала?.. Извините нас. — Чэз взял Шейн под локоть и отвел в сторону. — Что здесь происходит? Объясни мне. — Я не могу так! Я не хочу, чтобы Рейф заставлял тебя жениться на мне. Я не хочу принуждать тебя. — Ты не понимаешь, что ты делаешь. — Нет, понимаю! — Шейн посмотрела на часы. — У тебя еще есть время. Я помогу тебе найти женщину, которая… — Это исключено. Мы сделаем это здесь и сейчас. — Но ты же сам сказал, что… — Ты была права: не исключено, что ты забеременела. Шейн смутилась, и легкий румянец выступил на ее щеках. — Когда это случится, тогда и будем думать. — Нет, мы подумаем об этом прямо сейчас, сказал Чэз, вплотную приблизившись к ней; аромат ее духов зачаровывал, гипнотизировал его, но ему не хотелось, чтобы их разговор кто-нибудь услышал, это было бы несправедливо по отношению к Шейн. — Послушай меня, дорогая: раз уж я взял на себя определенные обязательства, ты станешь моей женой. — Нет! — возразила она. — Помнишь, когда ты узнал, кто я такая, ты собирался меня бросить? — Да, собирался. Признаю. Если бы твой брат не вмешался, я бы ушел, но не для того, чтобы найти себе другую невесту. Нет. Потом я все равно вернулся бы к тебе. Понимаешь, это был всего лишь шок от неожиданности, кроме того, иметь дело с твоим братом — не самое приятное занятие. Вот почему я повел себя так, а не иначе. — Ты не хочешь жениться на мне, Чэз. Я знаю это. — Дорогая, в душе я не закоренелый холостяк, хотя не в моих правилах жениться во что бы то ни стало. Но у меня нет выбора, впрочем, как и у тебя. Согласившись заняться со мной любовью, ты уже сказала «да». В Шейн проснулось любопытство. — Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет выбора? — Я тебя предупреждал, что у меня есть свои секреты. — Секреты… Рейф знает об этом, не так ли? Вот почему вы так странно вели себя сегодня. — Да, думаю, он обо всем догадывается. Но это все равно ничего не меняет. — Чэз обернулся и окинул взглядом собравшихся в зале людей. — Пора заканчивать это мероприятие. — А если я снова скажу «нет»? — Не скажешь. Ты же собиралась меня перевоспитать, забыла? — По-моему, ты не нуждаешься в перевоспитании. — Я тоже так считаю, — хитро улыбнулся Чэз. — Но ты — женщина, и значит, все равно попытаешься это сделать. — Как только выяснится, что я не беременна, я тотчас уйду и подам на развод, — пообещала она. Это обещание должно было успокоить его, но вместо этого еще больше разозлило. — Ты останешься со мной, пока не выполнишь свое обязательство — сделать мой дом уютным, а потом можешь уходить на все четыре стороны, если захочешь. — Пусть так и будет. — Отлично. Давай пойдем и скажем им, что ты изменила свое решение. Штат Колорадо довольно далеко отсюда, а мне бы хотелось как можно скорее оказаться на ранчо. Мы отправимся в путь, как только ты соберешь свои вещи. Чэз снова задумался во время церемонии, и только болезненный толчок в спину («снова этот Рейф!») заставил его вспомнить, где он находится, и произнести необходимые обеты. И делал он это абсолютно искренне: стоило ему представить, какой большой потенциал скрыт в их неожиданном воссоединении, как сразу появлялась непоколебимая уверенность в принятом решении. Чэз держал невесту за руку и произносил все положенные для такого случая слова. И вряд ли кто-то еще, кроме Шейн, обратил внимание, что он в своей речи опустил слово «люблю». Чэз понял свою ошибку и выругался про себя. «Почему она так открыто идет на это, заранее зная, что жизнь со мной принесет ей немало страданий? — думал он. — Она совершает большую глупость, выходя за меня замуж. Да я и сам дурак, раз позволяю ей это. В глубине души Шейн — все та же наивная семнадцатилетняя девушка, верящая в чудеса и сказки. Что же, жизнь со мной спустит ее с небес на землю». — А теперь обменяйтесь кольцами, — неожиданно услышал он слова священника. — Простите, я не… — Позволь мне. — Рейф вышел вперед, держа в руках коробочку с обручальными кольцами. Чэзу стоило огромных усилий не потерять терпение при виде самодовольной улыбки на лице Рейфа. — У тебя все продумано вплоть до обручальных колец, да, Бьюмонт? — с иронией поинтересовался он. — Люблю быть ко всему подготовленным. — Что ж, начинай готовиться, родственничек, пригрозил ему Чэз, понизив голос настолько, чтобы никто, кроме них двоих, не мог этого услышать. — Когда мы встретимся в следующий раз, то обменяемся не только словами, и кое-кто уползет от меня на коленях, зная, что играть чужими жизнями нельзя. — Если тебя это успокоит… Пока ты обращаешься с моей сестрой хорошо, я готов забыть на время нашу вражду. Но если ты обидишь ее, я превращу твою жизнь в ад. — Опоздал, Бьюмонт. Моя жизнь уже сейчас немногим лучше. Взволнованная Шейн взяла его за руку: — Чэз, что-нибудь случилось? — Нет, все в порядке, — ответил он. Открыв коробочку, Чэз выругался сквозь зубы: Рейф сделал обручальные кольца из двух позолоченных пригласительных билетов — их билетов! И конечно, они идеально подошли. Наконец священник благословил их союз, и Чэз поднял на руки свою жену. Он увидел в ее глазах какую-то внутреннюю силу, которая девять лет назад была едва заметна, а теперь ясно читалась во всем ее облике: время и жизненный опыт сделали свое дело. Чэз понял, что не только он многое испытал в жизни. И несмотря на это, Шейн сохранила в себе чисто женскую веру в любовь, пусть даже призрачную. — Прости… — прошептал Чэз. — Ты сожалеешь, что женился на мне? — Нет, конечно. Я прошу прощения за все будущие страдания, которые может принести тебе наш брак, — ответил он и, наклонившись, поцеловал ее, чувствуя удивительную радость от осознания того, что теперь Шейн — его законная супруга. Все эти годы Чэз жил в мире болезненного скепсиса и вот наконец-то почувствовал, что привычный цинизм уступает место растроганности и ему снова необыкновенно приятно целоваться с любимой женщиной. Шейн тоже наслаждалась этим поцелуем: она была готова отдать всю себя любимому мужчине, даже несмотря на то, что он еще так недавно обращался с ней, мягко говоря, невежливо. — Собирайся. Мы уезжаем, как только ты будешь готова, — сказал он, не спеша опустив ее на землю. — Я помогу, — вызвалась Элла. Рейф удержал сестру за руку: — Мы с Чэзом будем ждать тебя в моем кабинете. Шейн обнялась с братом. А Чэз тем временем старался не показать своего недовольства: ему так хотелось поскорее остаться с ней наедине и, быть может, получить еще немного ласки — и вдруг Бьюмонт захотел с ним поговорить! «Интересно, всегда ли она слушается Рейфа?» — спрашивал он себя. — Никаких драк, — проходя мимо, прошептала Шейн на ухо Чэзу. Но Рейф наверняка услышал ее, потому что пообещал: — Мы будем вести себя хорошо, — и бросил колкий взгляд в сторону Чэза. — По крайней мере постараемся. — Да, конечно. Кто-то из нас очень постарается, — охотно подтвердил тот. Они прошли в кабинет Рейфа. — Просто удивительно, какую только информацию не получишь при большом желании! — начал Рейф. Чэз сжал кулаки: — Ты имеешь в виду размер кольца? — Размер кольца, шляпы, обуви и так далее, — Рейф указал на толстую папку, лежащую на столе. — Все это записано здесь. Не хочешь взглянуть? Чэз посчитал недостойным начинать ссору с Рейфом прямо с порога и только потому сдержался. А ведь он подошел так близко, что можно было его ударить… И все-таки Чэз взял себя в руки. — Ты следил за мной, — уверенно констатировал он. — Здесь наверняка вся моя подноготная. Удивительно только, как твой сыщик сумел все разнюхать. Можно подумать, он спал со мной в одной кровати. Шутка Чэза не произвела на Рейфа абсолютно никакого впечатления, его глаза оставались непроницаемо холодными. — Кто знает, — ответил он. — Мне было все равно, как именно она добывает нужную мне информацию. Я ей хорошо платил — она хорошо делала свое дело. — Рейф подошел к мини-бару. — Хочешь что-нибудь выпить перед дорогой? Чэз пробормотал: — Виски. И еще одно: я не спал с твоей сыщицей. «И зачем я это сказал! — тут же подумал он. — Я не обязан ему ничего объяснять!» — Мне известно, сколько женщин у тебя было после Шейн. И именно поэтому я и женил тебя на ней, мой друг. — Ты не имел права! — воскликнул Чэз, отдаваясь нахлынувшей ярости. Рейф согласно кивнул, сел за стол и протянул Чэзу стакан с виски. «Трус!» — презрительно сощурился тот, не сказав, однако, ни слова. — Элла говорила мне то же самое. И не раз, хмыкнул Рейф. «Черт побери! И почему я должен быть дружелюбным с этим человеком!» — подумал Чэз, в глухом гневе стискивая зубы. — Ты не имел права вмешиваться в мою личную жизнь, — прорычал он, не в силах скрыть свою неприязнь. — На твоем месте я чувствовал бы то же самое, заметил Рейф с раздражающим дружелюбием в голосе. — К тому же жена не одобряет моих действий, и в случае чего мне придется несладко. — Да, — усмехнулся Чэз. — «Я-же-предупреждала» — это единственный женский порок, которого я не переношу. — В семейной жизни он очень опасен, — согласился Рейф. — Элла говорит, что во всем виноваты неустойчивая нервная система и бесконечные стрессы. Нелепое оправдание. И все же… Порой я тоже этим грешу в минуты стрессовых ситуаций. Может, она и права. — А сейчас стрессовая ситуация? — Да, конечно. Разве тебе так не кажется? Они помолчали. Только что обретенное согласие могло мгновенно исчезнуть от первого же неосторожного слова, поэтому никто не хотел нарушать молчание. Наконец Чэз решился: — Этого можно легко избежать. Если только ты не… — Ты не знаешь всей истории, Макинтайр. Ты не знаешь, как жила Шейн до вашего знакомства, и поэтому не сможешь понять, почему я так ревностно оберегаю ее. — Теперь я этим займусь. — Тут ты ошибаешься, мой друг: я всегда буду заботиться о сестре. Сейчас я вручаю ее тебе. Но лишь на время. — Черт побери, Бьюмонт! Шейн — живой человек, а не чья-то собственность. Она принадлежит только самой себе. — Она твоя. Отныне ты отвечаешь за ее благополучие, — глаза Рейфа гневно сверкнули. — И никак иначе. — Ты не устал мне угрожать? — Нет. — Знай: пока я рядом, никто не обидит ее. — Я тебе верю. — Сейчас Рейф говорил абсолютно искренне. — Но я боюсь, что именно ты причинишь ей боль. — Я этого не сделаю. — Намеренно, может быть, и нет. И все-таки… Ты стал грубым, безжалостным человеком, а такие люди губят нежные молодые создания, даже не осознавая этого. — Все это не относится к Шейн. — Надеюсь. А теперь, — Рейф пододвинул к себе досье, — мне нужно записать о тебе некоторую информацию, прежде чем Шейн присоединится к нам. — Что тебе еще нужно знать обо мне?! — Успокойся, Макинтайр. — Хорошо. Говори, что тебе нужно от меня и покончим наконец с этим глупым фарсом. — Моя сыщица собрала много интересной информации… — И что? — Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, только попроси. Чэз с шумом выдохнул воздух. Он мог оскорбиться этим предложением или открыто выказать свое отношение к Рейфу. Разве его кулаки не сжались, готовые к бою? Но Чэз взял себя в руки и вполне дружелюбно протянул руку Рейфу. — Спасибо, — вполне искренне ответил он. — При случае я воспользуюсь твоим великодушием. Глава 4 Моей давно потерянной невесте Вчера ночью ты снова приснилась мне. Прошло уже три года, а я все продолжаю думать, мечтать, грезить о тебе. Я чувствую аромат твоих духов; он окутывает меня, очаровывает, и мне начинает казаться, что ты спишь рядом со мной. Но лишь на мгновение… Часто я слышу твой голос — тихий и страстный, вижу твои глаза — полные задора, тепла и любви. Такого любящего взгляда я никогда не встречал… или, вернее, с тех пор не встречал. Пусть мои слова прозвучат банально, но твоя кожа нежна как атлас, а волосы похожи золотистый водопад при лунном свете. Есть ли у тебя еще сомнения в том, что я «заболел» тобой? До тех пор, пока ты не окажешься в моих объятиях, я не найду покоя. Представляешь ли ты, сколько ночей подряд я просыпался, вспомнив наши последние слова, наши последние объятия… Я был в полном отчаянии, сознавая, что уже не смогу полюбить другую. Ты преследуешь меня везде и всюду, дорогая. Ты полностью завладела моей душой и заставляешь меня мечтать о невозможном. Когда я смотрю на другую женщину, то вижу лишь, что она не такая, как ты. Я люблю тебя, моя сладкая женушка, любовь моя. Нет и не будет никого лучше тебя. Послеполуденное солнце согревало своими лучами характерный ландшафт штата Колорадо, когда Чэз и Шейн наконец добрались до ранчо. — И это твой дом? — удивленно спросила Шейн. — Нет, — в его голосе слышалось недовольство. — Это место, где я живу. Сделать это жилище домом твоя задача. Шейн внимательно посмотрела на стены особняка — они внушали серьезные опасения. Кроме того, доски крыльца ссохлись и просели, а крышу, очевидно, латали уже не раз. Водосточный желоб вообще не подкрашивали годами. Земля вокруг дома была сухой и абсолютно неплодородной, а раньше здесь вместо пожелтевшей сорной травы и погибших деревьев наверняка был прекрасный сад. — Что я должна сделать? — осмотревшись, поинтересовалась она. — Здесь — ничего. Главная работа ждет тебя внутри. Шейн покосилась на входную дверь. «Если внутри все так же безнадежно, как снаружи, подумала она, — я пропала». Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Шейн взяла себя в руки. «Если хочешь наладить жизнь с Чэзом, ты должна сделать это, — повторяла она про себя. — Ты должна создать из всего этого хлама жилой дом». — Проводи меня туда, — попросила она. Чэз поднялся по ступенькам и нажал плечом на осевшую дверь. Шейн последовала за ним. На пороге она остановилась в нерешительности, потом собралась с духом и вошла. Ее прибытие в дом супруга резко отличалось от классического ритуала, когда муж переносит новобрачную через порог; и, конечно, здесь ее не ждали ни восторженная толпа гостей, ни праздничный ужин. Короче говоря, все ее мечты, свойственные любой девушке, выходящей замуж, развеялись, как только она переступила порог. Шейн еще раз задалась вопросом: почему Чэзу так важно создать уют в доме? И зачем ему так срочно понадобилась жена, ведь профессиональный дизайнер вполне бы справился с этой задачей? Она вспомнила все, что говорил ей Чэз по этому поводу, и поняла только, что это для него очень важно, настолько важно, что он согласился на скоропалительную женитьбу. — Босс, у нас большие неприятности, — около Чэза неожиданно оказался седой коренастый мужчина. — И почему меня это совсем не удивляет? вздохнул Чэз. — Знакомься, Шейн, это Пенни, мой помощник по хозяйству. Пенни, это моя супруга. У мужчины от удивления отвисла челюсть. Он уставился на Шейн во все глаза. — Тогда, может, леди сразу пройдет в кабинет номер один? — наконец очнулся он. — Кабинет номер один? Черт! И кто же находится там? Скажи мне! — Знакомая вам донья. Я пригласил ее в ваш кабинет, подумав, что ей не стоит осматривать дом до вашего возвращения. — Уверен, в этом не было необходимости. Какими еще неприятностями ты меня порадуешь? — Моджо. — И?.. В чем проблема? — едко поинтересовался Чэз. Пенни вытянулся во весь свой небольшой рост, стараясь казаться выше. — Он сказал, что вы вернулись и попали прямо в ловушку. Моджо не очень доверяет всему происходящему. Если хотите, я попрошу Джимбо поговорить с ним. Пожалуйста, прикажите ребятам не строить козни против доньи Изабеллы. Она, видите ли, не дает им плеваться! — А тебя это не касается, не так ли? — Поосторожнее, босс, — едко предупредил Пенни. — Если вы будете так наседать на меня, я уйду работать к старой донье. Она обещала мне работу моей мечты. — Будет весьма забавно посмотреть на это, ведь ты известный любитель спорить о чем угодно. Например, тебе нетрудно убедить всех, что корова — это бык, а небо вовсе не синее. Шейн еле сдержалась, чтобы не застонать: она поняла, что эти двое будут препираться до тех пор, пока настоящие коровы не придут на дойку, а если еще дать волю яркой индивидуальности ее мужа, спор может затянуться до Рождества. Пора брать инициативу в свои руки. — Чэз, может, ты пока поговоришь с Моджо, а я с доньей? Пенни, пожалуйста, приготовьте нам по чашечке кофе. — Я не повар, чтобы готовить, — обиделся тот. — Я это усвоила, но, насколько я знаю, всякий хороший ковбой может приготовить кофе лучше профессионального повара, не так ли? На лице Пенни отразилось нечто похожее на удовольствие. — Лучше? Пожалуй… Уж точно лучше, чем Моджо… — Моджо занят на кухне? — догадалась Шейн. — Он, и никто другой. — Значит, он…. — ..повар. Так что ему вряд ли удастся… «Отлично, просто отлично! — подумала Шейн. — Не успела приехать, как уже оскорбила кого-то». — Тогда, может быть, вы приготовите мне кофе, раз Моджо не может этого сделать? Вы не возражаете? — Возражаю, мэм, — заявил Пенни, но тут же смягчился: — Однако вы новенькая в этом доме, и я выполню вашу просьбу. Но только один раз. Понятно? — Спасибо. Вы настоящий джентльмен. — Вот так всегда! — нахмурился Пенни. — Сделай что-нибудь хорошее ближнему своему — и получишь в ответ оскорбление. И он направился по коридору к кухне. — Не нравится мне эта идея… — начал было Чэз. — Ты можешь присоединиться к нам, как только поговоришь с Моджо. — Но, Шейн… Она ласково положила руку ему на плечо и почувствовала в своем сердце знакомый трепет. «Как это возможно?! Ведь годы разлуки должны были заглушить эти чувства! А я стою здесь сейчас и глаз от него не могу отвести, несмотря на то, что мне нельзя обнять его, нельзя снова проникнуть в его сердце…» — билась в мозгу упрямая мысль. — Помнится, ты искал себе хорошую жену, сказала она наконец. — Так позволь мне делать свою работу, Чэз. Я вполне могу побыть наедине с этой твоей доньей несколько минут, ничего не испортив. — Но все же… — растерянно пробормотал он. — Ты мне не доверяешь? — Дело не в этом, — Чэз непроизвольным движением взлохматил волосы. — Во-первых, полностью ее зовут донья Изабелла Магдалена Вега де ла Круз. «Это уже интересно!» — подумала Шейн, а вслух спросила: — А во-вторых? — Во-вторых… Шейн, черт побери, я… — Она один из твоих секретов, да? — Она часть одного большого секрета. Я просто не хочу, чтобы она рассказала тебе об этом вместо меня. Ты заслуживаешь уважения. «Он заботится обо мне!» — эта мысль помогла разгореться искорке надежды, которую Шейн так бережно хранила в своем сердце. — Что ж, будем надеяться, что она мне ничего не расскажет, — мягко сказала Шейн. — Боюсь, это все-таки произойдет… — Где твой кабинет? Чэз указал на дверь слева: — Иди. Я присоединюсь к тебе, как только смогу. — Все будет хорошо, — улыбнулась она. — Сомневаюсь, — Чэз притянул ее к себе и быстро поцеловал. Второй поцелуй был еще более страстным: мольба, обещание, требование — все слилось в нем. — Но… у меня есть идея. Шейн не хотелось открывать глаза. — Какая? — Почему бы нашей непрошеной гостье не подождать нас? А мы могли бы тихонько подняться наверх и наверстать упущенное время… Думаю, с ней ничего не случится, если она посидит в одиночестве еще немного. — Я, что же, стена между двумя врагами? — Нет, ты… — Чэз нежно поцеловал ее в ушко, оазис, озеро среди бескрайней пустыни, росток жизни среди пыли и мертвых камней. Шейн знала этого человека. Это был не Чэз, за которого она недавно вышла замуж, а настоящий любящий мужчина, в которого она однажды страстно влюбилась. И она молча радовалась его возвращению, радовалась тому, что прежний Чэз еще не совсем исчез. Приложив определенные усилия, она могла освободить его из ледяного панциря, в который он сам себя заточил, но для этого требовалась величайшая осторожность. — Мне бы тоже хотелось подняться с тобой наверх и остаться там навсегда, — ответила она с обезоруживающей честностью. — Ну что ж… Жена, надевай-ка свою маску, и давай представим, что мы незнакомы друг с другом и у нас нет ни прошлого, ни будущего, а есть только один сладостный миг. Прежняя боль вернулась так же неожиданно, как и исчезла. — И сколько будет длиться этот сладостный миг? — поинтересовалась она, изо всех сил стараясь скрыть обиду. — Тут все зависит только от нас. Думаю, долго, очень долго. — Я хочу… — Чего же? Шейн посмотрела ему прямо в глаза, надеясь отыскать там те же противоречивые чувства, что ей самой не давали покоя. — Я хочу знать, — ответила она, — была ли та ночь для тебя чем-то большим, чем простое кувыркание в постели, или нет. Шейн не стоило говорить эти слова: казалось, холодный ветер охладил его пыл — лицо Чэза стало каменным. Ледяной панцирь оказался слишком крепок. Такая неожиданная перемена не могла не вызвать слез. Шейн потупилась, стараясь скрыть их. — До того как мы поженились, я предупреждал тебя, что… — сурово напомнил ей Чэз. — Я знаю. — Не проси у меня больше, чем я могу дать тебе. Шейн улыбнулась, своей улыбкой мгновенно разогнав грозу. — Жаль разочаровывать тебя, но я буду продолжать просить об этом. — А я буду продолжать отказывать. — Как хочешь. — Шейн окончательно взяла себя в руки. — Почему бы нам не заняться делами? Это поможет нам скоротать время до вечера. Чэз притянул ее к себе и подарил мимолетный поцелуй со словами: — Запомни, я воспользуюсь своим правом при первом же удобном случае. Сейчас его взгляд напоминал взгляд голодного зверя, готового наброситься на долгожданную пищу, которую вот-вот отнимут. — Неужели ты думаешь, что чувства, которые нас связывали, когда-нибудь исчезнут? — тихо спросила она. — Не сомневаюсь в этом, — подтвердил он. — Однажды мы проснемся и поймем, что нас разделяет жаркая пустыня или высокая каменная стена. — И когда этот день настанет, тебе не придется просить меня уйти — я сама уйду. Чэз кивнул, но что-то не давало ему разжать объятия. Внутренний голос говорил Шейн, что бессмертная любовь существует, обещал, что их любовь победит все преграды, убеждал, что теперь, когда они нашли друг друга после стольких лет, ничто их больше не разлучит. И все же осторожность взяла верх, и Шейн невероятным усилием воли сделала шаг назад. — Я пойду представлюсь донье Изабелле, сказала она. — Я не задержусь. И они направились в разные стороны. Открывая дверь кабинета, Шейн мысленно готовила себя к тому, чтобы встретиться с загадочной доньей и мужественно встретить неприятные вести. Донья Изабелла восседала в кресле перед рабочим столом Чэза и даже не повернула головы, когда вошла Шейн: ее руки были чопорно сложены на коленях, а подбородок высокомерно поднят. Она сидела удивительно прямо, и Шейн даже подумала, что наверняка ее приучали к такой осанке при помощи розог. Она сидела, не двигаясь, в этой позе до тех пор, пока Шейн не подошла к ней. В красивых черных глазах доньи читалась ее мятежная жизнь и стальная воля. «А это уже интересно!» — подумала Шейн и представилась: — Донья Изабелла, меня зовут Шейн Макинтайр. Я жена Чэза. Простите, что заставила вас ждать, но мы только что приехали. — Жена?! — На строгом лице женщины отразилось нечто похожее на удивление. — Значит, он выполнил мое требование. Признаюсь, я удивлена. Шейн опустилась в соседнее кресло, вместо того чтобы сесть напротив; так она надеялась расположить к себе донью. — И почему же наш брак вас так удивляет? спросила она. Донья Изабелла бросила на Шейн пронзительный взгляд; — Я не думала, что он сможет найти женщину, которая согласится жить с ним. — Я не просто согласилась… Крючковатый нос доньи презрительно фыркнул. — Поверьте, это отнюдь не располагает меня к вам. Шейн попыталась перевести серьезный разговор в шутку: — А мне обязательно нужно понравиться вам? — Если вам нужна моя поддержка, то вы должны делать все, что в ваших силах, чтобы я была счастлива. «Любопытно, очень любопытно!» — подумала Шейн, а вслух сообщила: — Я попросила приготовить для нас кофе. Это хорошее начало? — Отнюдь. Я предпочитаю чай. — Как неловко! — Шейн продолжала свою игру. — Боюсь, Пенни снова обидится, если я попрошу его, ковбоя, сделать вам чашку чая. Улыбка промелькнула на холодном лице доньи. — Он грубый старик. — А мне он нравится. Мне нравится его непосредственность. — Которую он проявляет слишком часто и чрезмерно. Такое поведение неуместно для работника. — Вы хотите, чтобы я поговорила с ним? — несколько удивленно спросила Шейн. — А это принесет какую-нибудь пользу? — Вряд ли. — Зачем же тогда это нужно? Шейн наклонилась ближе к донье и сказала шепотом: — Ради удовольствия. Донья Изабелла хотела было рассмеяться, но тут дверь распахнулась, и вошел Пенни с двумя дымящимися чашками кофе. — Ваш черный кофе. Хочу заметить, что виски прекрасное дополнение к нему, — сообщил он, со стуком ставя фарфоровые чашки на стол, потом подозрительно уставился на двух молчавших женщин. — Что такое? Почему вы так на меня смотрите? Собеседницы обменялись понимающими взглядами. — Спасибо за кофе, Пенни, — поблагодарила его Шейн, старательно пряча улыбку. — Надеюсь, эта маленькая услуга не обременила вас? — Обременила, потому что… — начал было тот, но строгий взгляд доньи Изабеллы заставил его ретироваться. — Если хозяин будет искать меня, я в амбаре. Там я не выгляжу глупо. Как только дверь за Пенни захлопнулась, донья Изабелла вновь стала серьезной и, одарив Шейн колким взглядом, сказала: — Что ж, я объясню вам, что нужно делать. — Спасибо за доверие, но я не понимаю, почему я должна слушать именно вас? — нахмурилась Шейн. — А разве Макинтайр не рассказал вам об этом? — Еще нет. Донья Изабелла снова презрительно фыркнула, тем самым, очевидно, скрывая более сильные эмоции, способные уронить ее «королевское достоинство». — Что ж… Тогда я подожду, пока он скажет вам об этом, прежде чем выносить свой приговор. — Почему же? — Потому что нужно убедиться, что вы останетесь с ним, когда узнаете, зачем я здесь. — Понимаю, — солгала Шейн, но донья Изабелла предпочла пропустить эту очевидную ложь мимо ушей. А Шейн вспомнила ту памятную ночь на балконе, вспомнила, что именно сказал ей Чэз о своем секрете: «Мой секрет не таит в себе ничего такого, за что меня могли бы посадить в тюрьму». «Его секрет как-то связан с этой женщиной. Но как?» — снова и снова спрашивала себя Шейн. — ..и делай то, за что я тебе плачу! — Голос Чэза вывел ее из задумчивости. Сильный удар прервал его слова, потом снова: — И это все, на что ты способен?! Ты не можешь даже сделать хороший бросок! Какой из тебя повар! Шейн испуганно вскочила: за дверью происходило что-то ужасное! — Простите, я на минутку, — извинившись, она поспешила к двери. Распахнув ее, Шейн увидела, что Чэз стоит к ней спиной и грозит кулаком поспешно удаляющемуся мускулистому гиганту и, закрыв за собой дверь, подошла к нему. Ей было очень неприятно узнать, что ее муж явно не ладит с доньей, а тут еще и конфликт с Моджо! — Что происходит? — тихо спросила она. Чэз был явно на взводе. — Я просто пытаюсь образумить своего тупого, как мул, повара… которого я скоро уволю! — Он нарочно повысил голос на последних словах, чтобы угроза дошла до адресата. — Я не понимаю, почему он против нашего брака, против всего этого? Чэз смотрел на Шейн, удивляясь тому, насколько быстро она вникла в суть проблемы. «Еще немного, — подумал он, — и Шейн сама все поймет». — Полагаю, мне следовало предупредить его, что я приведу в дом женщину. Но так как я не был уверен в успехе, то я… — Струсил? — пошутила Шейн. — Я не виню тебя, он такой огромный! К счастью, чувство юмора не оставило Чэза, и он правильно воспринял ее слова. — Видела бы ты его на кухне с ножом для резки мяса! — ответил он и кивнул на дверной косяк, где застрял кухонный нож. У Шейн перехватило дыхание. — Он бросил его в тебя?! — Не беспокойся, дорогая, он целился не в меня, я стоял в другом месте. Моджо просто хотел «поставить точку» в нашем разговоре. Шейн закрыла глаза и стала читать молитву. Старая няня научила ее молиться, когда Шейн была еще совсем маленькой и жила в Коста-Рике. Потом она переехала во Флориду, и эти детские молитвы, «прогоняющие чудовищ из-под кровати», уже не помогали. — Так почему же все-таки он против нашего брака? — наконец поинтересовалась она. — Он боится, что ты многое изменишь в этом доме, а Моджо становится жутким собственником, если дело касается его кухни. «И только-то!» — с облегчением подумала Шейн, и у нее от радости подкосились ноги. — Что с тобой?! — Чэз заботливо подхватил ее. — Он не обидит тебя, обещаю. Шейн верила ему. Чувствуя тепло его мускулистого тела, вдыхая пряный лесной аромат его одеколона, она действительно чувствовала себя защищенной. Чэз потрепал ей волосы и прижал к себе. В его глазах читалось неукротимое желание, а губы шептали «любовь моя». «Не может этого быть! Неужели…» — с восторгом подумала Шейн и забыла про все на свете: все расплавилось в жаре поцелуев и сладостных вздохов. — У нас все получится. Вот увидишь! Я позабочусь об этом, — прошептал Чэз, отрываясь наконец от ее губ. «Как это типично по-мужски!» — улыбнулась она про себя, а вслух спросила: — А Моджо — тоже один из твоих секретов? — Нет. Знаешь, я порядком устал от пустых разговоров. Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и донья Изабелла показалась в дверях. — Я тоже думаю, что мы слишком затянули наш разговор. — Колючие глаза доньи смотрели на них осуждающе. — Вы что же, так и будете стоять здесь, как влюбленные черепахи? Или все-таки сдвинетесь с места, чтобы решить свою судьбу? — Прошу прощения, — извинилась Шейн. Как же она могла забыть про такую важную гостью! Моджо с ножом для резки мяса, нежданные объятия, поцелуи — было от чего потерять голову и забыть даже о такой презентабельной особе, как донья Изабелла! — Мы в вашем распоряжении. — Прошу прощения, что заставил вас ждать, сказал Чэз, занимая кресло за столом. — Вижу, вам кофе принесли… — Он остыл. — А по-моему, не настолько, чтобы его нельзя было пить. — Донья Изабелла предпочитает чай, — вмешалась Шейн, стараясь погасить назревающий конфликт. — Забавно. В прошлый раз она ненавидела чай. — Пожилая женщина имеет право менять предпочтения, когда ей вздумается, — парировала донья Изабелла. — Это одна из немногих радостей в жизни стариков. — И вы в этом преуспели… — Если вы имеете в виду, что я люблю создавать другим сложности… то мой ответ «да», я очень люблю этим заниматься. — Я так и думал… Но давайте не будем об этом. Вы познакомились с моей женой. Я выполнил ваше требование. Теперь дайте мне то, чего я хочу. Донья Изабелла задумчиво посмотрела на Шейн. — Прекрасный выбор… Не думала я, что вы проявите такую мудрость, — сказала она наконец. — Так в чем же дело?! — Вы не сказали ей, не так ли? — вздохнула донья Изабелла. — Я собирался сделать это сегодня вечером… — В голосе Чэза чувствовалось напряжение. — Скажите ей прямо сейчас. — Не провоцируйте меня, сеньора… — Скажите ей об этом прямо сейчас. Я должна быть уверена, что она не уйдет от вас, узнав правду. — Вы не имеете права… — Ошибаетесь, у меня оно есть. — Давай же, Чэз, — Шейн сделала последнюю попытку примирить их. — Если это доставит удовольствие донне Изабелле, расскажи мне все. — Дорогая, я хотел рассказать тебе об этом… Но не так. «Значит, все действительно непросто…» — подумала она, стараясь ничем не выдать своего волнения. Всю жизнь Шейн приходилось скрывать свои мысли и чувства под маской напускного спокойствия. Жизнь с тетей многому ее научила, а потом первый брак с Чэзом… Ну что же, каким бы ни был его секрет, она сможет вынести и это. — Все в порядке, Чэз, — мягко произнесла она. — Помнишь, когда мы встретились, я сказала, что смогу смириться с твоим секретом. И я действительно так думала. — Очень хорошо… — довольно неуверенно начал Чэз, в его душе все еще оставались сомнения. — У донны Изабеллы есть то, что мне нужно. — И даже больше… — надменно добавила донья. — Чтобы получить желаемое, — продолжал он, я должен был исполнить ее требования: купить ранчо… — ., и жениться, — подсказала Шейн. — Да, — подтвердил он. — И что же она должна дать тебе взамен? Скажи мне! Чэз сомневался всего лишь мгновение, а потом все-таки ответил: — Она должна вернуть мне мою дочь. Глава 5 Моей давно потерянной невесте Прошел еще один год с тех пор, как ты была в моих объятиях. Сколько же мы с тобой не виделись? Года четыре? Четыре невозможно долгих года! Как же я скучаю по тебе, любовь моя! Ждешь ли ты меня? Или уже встретила другого мужчину? Эта мысль постоянно преследует меня, лишая разума. Неужели мне все приснилось: и наша встреча, и объятия, и то, что мы стали половинками единого целого?! Испытываешь ли ты те же чувства, что и я? Вспоминаешь ли ты обо мне, видишь ли во сне мое лицо? Слышишь ли ты мой голос так же ясно, как я слышу твой? Он чудится мне в дуновении ночного ветерка, в птичьей песне по утрам, в журчании быстрого ручья, в весенней капели… А может, я просто живу воспоминаниями о прошлом. Ты ускользаешь от меня, дорогая. Я чувствую. И я знаю, что, если это случится, я потеряю самого себя. Я перестану быть тем мужчиной, которого ты любила. Вернись ко мне! Ты нужна мне, любимая! Чэзу потребовалось все его самообладание, чтобы остаться на месте: ему хотелось подойти к Шейн, взять ее на руки, отнести наверх в комнату и там, наедине, спокойно объяснить ей что к чему, стараясь хоть как-то смягчить ее боль, но донья Изабелла не сводила с него строгого взгляда. Шейн сидела удивительно прямо, подбородок был горделиво поднят, и только в больших черных глазах да в чуть заметном дрожании плотно сжатых губ читалось страдание. — Как ее зовут? — спросила она наконец чуть дрожащим голосом. — Как зовут твою дочку? — Сарита. — Красивое имя. И… сколько ей сейчас? Искренность, с которой Шейн интересовалась его дочерью, заставляла Чэза чувствовать себя еще более беспомощным. — В прошлом августе ей исполнилось три года. — Она того же возраста, что и мой племянник Донато. А… кто мать девочки? Чэз понимал, что, если немедленно не прекратить этот неприятный разговор, Шейн разрыдается, и, конечно, не мог этого допустить. «Нет, я не доставлю этой старухе удовольствия видеть, как страдает моя жена!» — подумал Чэз и ответил: — Мы поговорим об этом позже, ладно? — Потом он повернулся к донье Изабелле: — Вы не возражаете? Теперь вы довольны? Та сразу поняла, в чем дело, и кивнула: — Все в порядке, сеньор Макинтайр. Мое присутствие здесь больше не требуется. Я разрешаю вам объяснить все жене так, как вы сочтете нужным. — Уж пожалуйста! — пробормотал Чэз, поднимаясь. — Я провожу вас. — А как же Сарита? — напомнила Шейн. Донья Изабелла встала, опираясь на трость, и в сопровождении Чэза направилась к двери. — Я приведу ее через месяц, — как бы между прочим сообщила она. Чэзу не понравились ее слова. — Но вы же сказали, что если я… — Вы выполнили все, что я просила, но я не ожидала увидеть кругом такую разруху. — Это намек или очередное требование? Донья Изабелла пожала плечами: — Я всегда старалась быть с вами корректной, потому что вы были учтивы со мной, несмотря на самые сложные задания с моей стороны. — И я очень ценю это. — Похоже, ради Шейн Чэз решил обуздать свой гнев. — К тому же очевидно, запасенный вами список требований рано или поздно закончится. Или вы собираетесь бесконечно дополнять его? Он явно перестарался: эти слова не понравились гостье. — Осторожнее, Макинтайр. Сарита — еще не ваша собственность. — Красивые черные глаза доньи грозно сверкнули. — Она все равно будет жить со мной. Донья Изабелла помолчала, а потом обратилась к Шейн: — А что вы думаете по этому поводу, сеньора? Согласны ли вы заботиться о Сарите? Та не колебалась ни минуты: — Девочка будет жить с нами. Она будет мне родной дочерью. Ответ Шейн потряс Чэза: ее слова подразумевали семейное постоянство, которого нельзя достичь, сохраняя дистанцию. А ведь главной его целью было вернуть дочь, а не найти себе жену, особенно такую впечатлительную, как Шейн. Его интересовала только Сарита. Все эти годы Чэз Макинтайр отчаянно боролся с собой, стремясь стать другим человеком. И, кажется, ему это удалось. Когда-то, давным-давно, будучи молодым и глупым, он был готов все отдать такой женщине, как Шейн, потому что верил, что любовь — это благословение, а не горе. Теперь Чэз думал иначе: девять долгих одиноких лет избавили его от наивных фантазий и мир для него окрасился в мрачные тона. Вот и сейчас он думал, что, оставшись с ним, Шейн тоже познает темную сторону любви, и это разобьет ей сердце. «Рейф ведь предупреждал меня», — тоскливо думал он. — Мне нужна моя дочь, сеньора, — сказал Чэз, очнувшись от горестных мыслей. — Я достаточно ждал. Я выполнил все ваши требования: вы хотели, чтобы я купил для нее дом, — я приобрел ранчо; вы хотели, чтобы я нашел ей мать, — вот она. — А теперь я хочу убедиться, что и это ранчо, и эта женщина подходят моей Сарите. — Не провоцируйте меня, сеньора Изабелла… На мгновение горделивая маска спала с лица доньи, показав, что за ней скрывается беспомощная старая женщина, заботящаяся лишь о благе своей любимой девочки. — Сарита — моя единственная правнучка, — начала она; в голосе ее слышалась боль. — Она отнюдь не заблудившийся котенок или щенок, которому нужен дом: ей есть где жить. Если я сочту, что вы неспособны стать ей хорошим отцом, Сарита уедет со мной в Мехико. Там я смогу обеспечить ее всем необходимым. — Неужели?! — У Чэза на этот счет были большие сомнения. — Тогда зачем вы пришли ко мне? Зачем рассказали о ее существовании, ведь ваша внучка так страдала от того, что встретила меня однажды вечером? Вы с Саритой могли вернуться в Мехико без лишнего шума. Так почему же вы попросили меня забрать ее к себе, если так хорошо заботитесь о ней? Донья Изабелла не ответила. Лицо ее снова стало каменным. Опираясь на трость, она прошла через всю комнату и, остановившись в дверях, сказала: — Сарите необходим уют, тем более что здесь она будет жить вдали от всего остального мира. Завтра утром мы с ней уезжаем в Сан-Франциско и вернемся в конце месяца. Мне будет очень интересно посмотреть, каких результатов достигнет ваша жена в обустройстве дома для моей Сариты. — Я сделаю все возможное, чтобы угодить и девочке, и вам, — улыбнулась Шейн, открыв дверь и провожая донью Изабеллу. — Буду рада вас снова увидеть. — Ну, если вы так этого хотите… — проворчала гостья, идя рядом с ней. А Чэз тем временем изо всех сил старался скрыть раздражение. «Ох уж эта Шейн со своей добротой! — думал он. — Прекрасно! Просто прекрасно! Женщина, о которой я грезил все эти годы и с которой надеялся обрести счастье, объединилась с женщиной, которая досаждает мне вот уже три месяца. Ничего хорошего из этого союза не выйдет». — Джимбо! — наконец позвал он. Массивный загорелый мужчина неуклюже вошел в комнату. Его быстрое появление ясно говорило о том, что он был где-то поблизости. Очевидно, в этом и заключалась его работа: Джимбо присматривал и за своим братом Моджо, и за Пенни, и за всеми остальными работниками. На ранчо Чэза у него была, пожалуй, самая «трудная» работа, к тому же, судя по всему, задачу ему облегчало врожденное любопытство. — Вы звали? — спросил он. — Подай ужин и проследи, чтобы на столе было достаточно выпивки. — Ох, босс, — поморщился Джимбо, — вы что же, собираетесь напиться в первую брачную ночь?! — У меня не будет никакой первой брачной ночи… — отмахнулся Чэз, а потом задумался: «А вдруг… Можно ли считать наше с Шейн бракосочетание свадьбой? Наверное, нет. Черт побери!» Из задумчивости его вывел удивленный взгляд Джимбо. — И нечего на меня так смотреть! Не мне одному нужно забыться сегодня, но это тебя абсолютно не касается. Делай, что ведено. Джимбо понимающе кивнул: — Сделаю. Шампанского или вина для леди? — Никакого шампанского! Принеси вина. «Мерло», думаю, подойдет, — заказал Чэз, прекрасно понимая, что даже хорошее вино не поможет изменить прошлое, тем более что теперь в его жизни есть Сарита. — И держи Моджо на кухне. Я не хочу, чтоб он напугал мою жену в первый же день ее пребывания здесь. — Он непременно захочет посмотреть на нее. — Обойдется. — Хорошо. Но Моджо может отказаться готовить для вашей жены, особенно если она посягнет на его вотчину — кухню. — Когда это случится, тогда и будем думать, отмахнулся Чэз, думая о том, что у него и так полно проблем более чем серьезных. — Так ты приглядишь за своим братом?.. — Будьте спокойны. Я разберусь с ним, — смиренно согласился Джимбо и ушел на кухню. Минут через пятнадцать стол был накрыт. — Еще вина? — предложил Чэз. — Нет, спасибо. — Ты уверена? Это очень хорошее вино… — Спасибо, мне уже достаточно. Чэз сжал в руке бокал вина так, что тонкое стекло едва не треснуло, а пурпурно-красная жидкость перелилась через край и испортила лучшую скатерть, какая только была в этом доме. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. «Снова отказ. Шейн не стала есть ни салат, ни лепешки. Если она не принимает от меня даже еды, то вряд ли захочет со мной разговаривать…» — Не заставляйте ее, босс, — бодро посоветовал Джимбо, ставя на стол новое блюдо. — Может, леди не любит вино. А если вы хотите напоить ее, то я могу принести ту крепкую смесь, что спрятана у вас в ящике письменного стола. Чудесный кофе получится, если добавить туда немного алкоголя. — Ну-ка, повтори еще раз! — Что именно? — удивленно спросил Джимбо. — Это слово на букву «б». — Какое слово? «Босс», что ли? — Точно. Я хочу, чтобы ты осознал его значение и вспоминал о нем всякий раз, прежде чем открыть рот. Это поможет тебе сохранить работу. Джимбо чуть нахмурился: — А что я такого сказал? — Во-первых, ты суешь свой нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. — Чэз очень старался говорить спокойно, но у него это плохо получалось. — Во-вторых, ты слишком много говоришь. В-третьих, я не хочу напоить мою жену! — О, неужели?! Так вы сдаетесь? — Джимбо! — Вы хотите, чтобы я замолчал? — Если ты этого не сделаешь сам, я помогу тебе, — пригрозил Чэз, сжимая кулаки. — Молчу, молчу. — Вот и хорошо. Джимбо сел за стол рядом с Шейн: — Могу я принести вам что-нибудь еще? Обратите внимание, босс, — он повернулся к Чэзу, — я ни во что не вмешиваюсь, а просто выполняю свою работу: прежде чем принести еду, я должен спросить, что именно желает хозяйка. — Ничего не надо, Джимбо. Спасибо, — поспешила ответить Шейн. — Но вы ведь съедите то, что я принес, да? — По правде сказать, я не голодна. — Это плохо, очень плохо. — Неужели? — Шейн притворилась, что удивлена. — Если вы будете продолжать в том же духе, Моджо явится сюда с ножом для резки мяса, требуя сатисфакции: он очень не любит, когда его блюда остаются без внимания. — Джимбо! — Босс, неужели вы хотите, чтобы он разрезал вашу жену на тысячу кусочков?! Я лишь хочу сберечь вашу собственность. — Она не моя собственность, понятно?! — прорычал Чэз. «И почему все считают, что Шейн моя собственность? Сначала Рейф, потом Джимбо. Возможно потому, что она выглядит такой хрупкой. Все думают, что она не в силах „поднять“ это ранчо, и никто не догадывается, насколько она сильна духом, — размышлял он. — Моя жена принадлежит только себе и может самостоятельно принимать любые решения. — Вот в этом и есть ваша ошибка: очень опасно говорить такие слова в присутствии женщины… — Джимбо не может похвастать хорошими манерами, — объяснил Чэз жене, — может, поэтому он никогда не был женат. — Хотите, дам совет, босс? Чэз вздохнул: видно, придется объяснять этому наглецу значение слова «босс»… кулаками! — Нисколько, — ответил он. — Когда вы отправились на тот дурацкий бал, как ни в чем не бывало продолжал Джимбо, вам следовало купить себе покорную жену. Хотя я ничего не имею против той, которую вы привезли сегодня. Она совершенно другая, и вы, должно быть, обещали ей спокойную жизнь при условии, что она будет заботиться о вашем доме и ребенке. — Я не покупал себе жену! Я не говорил ничего подобного! — Конечно, вы не говорили об этом открыто, согласился Джимбо, — но мы поняли ваши намерения. Чэз посмотрел на Шейн и, к своему ужасу, понял, что она готова убежать от него прямо сейчас. — Дорогая, я никому не говорил, что купил тебя! Клянусь! — А слово «обмен» подойдет? — задумчиво протянул Джимбо. — Да, так гораздо лучше. Шейн встала из-за стола: — Извините меня… — Дорогая, подожди… Дай мне все объяснить… Шейн мгновение поколебалась, но потом повернулась и бросилась вон из комнаты. Чэзу показалось, что она плачет. Он был готов растерзать Джимбо: — Скажи Моджо, пусть приготовит чего-нибудь легкого из еды и оставит поднос у двери моей спальни. И чтобы все было тихо, или, клянусь, ты не доживешь до рассвета! А утром мы с тобой проведем небольшой эксперимент… — Какой эксперимент? — осторожно поинтересовался Джимбо. — Мне хочется узнать, сколько раз нужно ударить человека в челюсть, чтобы выбить ему все зубы. И, не дожидаясь реакции Джимбо, Чэз покинул столовую. Он нашел Шейн в конце коридора: она растерянно оглядывалась, не зная, в какую дверь войти. Мягко обняв ее за плечи Чэз повернул ее к себе, взял на руки и отнес в свою спальню. Он осторожно опустил ее на кровать. — Не надо… — тихо попросила Шейн, словно догадавшись, что будет дальше. Теперь Чэз был уверен, что она плакала. Он понимал, что в данной ситуации нужно проявить терпение, и поэтому очень старался снова стать тем Чэзом, которого она хотела бы видеть перед собой. — Дорогая, нам нужно поговорить. — Я так не думаю. — Нам очень нужно поговорить… — Тогда говори. Только не зажигай свет. — Но тогда я не увижу твою реакцию на мои слова, — возразил он. — Я знаю. «Хорошо. Пусть будет по-твоему. Это даже справедливо», — подумал Чэз, садясь на стул возле кровати. — Я прошу прощения, Шейн, — начал он, — за те слова, что сказал Джимбо. Признаю: я должен был рассказать тебе о Сарите, прежде чем мы поженились. Шейн забралась с ногами на кровать, прижимая к груди подушку. Неожиданно Чэз почувствовал возбуждение: он вспомнил, какой желанной она была той судьбоносной ночью, страстной, красивой, загадочной. — И почему же ты этого не сделал? Почему скрыл, что у тебя есть дочь? — Потому что… — начал было Чэз и задумался. «Еще два дня назад меня интересовало только собственное мнение, а теперь я учусь быть обходительным мужем. Забавно!» Потом он продолжил: — Я был так потрясен твоим обманом, что мне и в голову не пришло предупредить тебя. — Понимаю… — Послушай, Шейн, я знаю, что причинил тебе боль не только тем, что не рассказал о Сарите, но и самим фактом ее существования. — Мы не были женаты. — Шейн уткнулась в подушку, и голос ее звучал глухо. — У тебя не было никаких обязательств передо мной, значит, зачем было говорить правду. Я понимаю. — Неужели?! — скептично воскликнул Чэз и осекся. Шейн в ярости отбросила подушку, как ненужную опору. Голос ее звучал гневно: — Тебе, конечно, трудно в это поверить, но… Да, я могу тебя понять! Ты просто не хочешь знать, почему это мне по силам. Чез действительно страшился ее ответа и поэтому стал поспешно рассказывать правду: — Ее звали Мадлен. И она делала мою жизнь проще в то нелегкое время. Шейн смотрела на него, но в темноте Чэз не видел выражения ее лица, и ему казалось, что перед ним снова загадочная незнакомка в маске. Голос ее звучал холодно и даже немного враждебно, когда она спросила: — Ты любил эту женщину? — Я обязательно должен отвечать? — Тебе кажется, что ты не способен любить, не так ли? Этот последний вопрос, заданный бесстрастным голосом из темноты, заставил его похолодеть. Чэзу очень не хотелось услышать нечто подобное еще раз, поэтому, безошибочно определив по нежному аромату духов, где именно находится Шейн, он сел на кровать и обнял ее за плечи. Шейн вздрогнула: она явно не ждала этого. — Однажды я любил тебя. Разве этого не достаточно? — Нет, не достаточно! — Шейн уперлась рукой ему в грудь, стараясь оттолкнуть его. Чэз же, напротив, распалился от ее прикосновения. — Ты боишься жить, Чэз. Никогда не думала, что такое возможно, но ты тому живой пример. — Ошибаешься, жена, я не боюсь жить, — прошептал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Просто я осторожен, подозрителен и циничен чуть больше, чем это нужно. Шейн отстранилась, и Чэз не стал настаивать, но объятий не разжал. — И что же у тебя было с Мадлен? — спросила она. — Это было всего лишь развлечение. — Для нее или для тебя? — Для нас обоих, — спокойно ответил он. — Она была самой младшей в семье и любила бунтовать. Родные хотели всецело подчинить ее себе. Тогда она назло им связалась со мной. И этого они ей не простили. — Ее семья знала, кто ты? — Да. — И они забрали ее, да? — Шейн прижалась к нему. — О, Чэз! Чэз улыбнулся бы, если б ситуация не была столь трагичной. — Нет, Шейн, они поступили не так, как Рейф. Их поступок был продиктован отнюдь не любовью к ней: ее выгнали из дома без гроша в кармане. — Родные отказались от нее?! — Шейн была в шоке. — Да как они только решились на такое! — Ущемленная гордость. Нежелание идти на компромисс. Кто знает? Ее поддержала только донья Изабелла, ее бабушка. — Почему же ты ничего не сделал для нее? Почему не женился на ней? — Я не знал, что ее выгнали из дома. А если бы и знал, Мадлен все равно не вышла бы за меня. Я уже говорил тебе, что это были временные отношения. Когда мы почувствовали, что больше не испытываем влечения друг к другу, Мадлен собрала вещи и, пожелав мне всего наилучшего, уехала вместе с доньей Изабеллой в неизвестном направлении. А потом и я переехал на место новой работы. — И они не рассказали тебе о Сарите? — Нет. Я узнал обо всем только три месяца назад. Донья Изабелла сообщила, что Мадлен погибла в автокатастрофе, а она привезла с собой мою дочь. — Какой неожиданный сюрприз! Или это еще слабо сказано? — усмехнулась Шейн. — Для меня это был настоящий шок, — сказал Чэз. — Донья Изабелла наверняка считала, что ты, как отец, должен знать о существовании дочери. Иначе зачем она привезла ее? — Я и сам пытаюсь это понять. Если она против того, чтобы я заботился о Сарите, то зачем нужно было сообщать о ее существовании? Зачем все эти игры? — Неужели она не хочет, чтобы ты воспитывал собственную дочь? — По-видимому, я должен дать ей свою фамилию, и все. Но это несправедливо: лишь отец может окружить девочку необходимым вниманием и заботой. — И его жена, — с болью в голосе добавила Шейн. — Да, и она тоже, — вздохнул он. Повисло тягостное молчание. Чэз чувствовал, что Шейн снова удаляется от него, чувствовал, каких невероятных усилий ей стоит войти в его положение. — Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец. — Что ты имеешь в виду? — Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас. — И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа. — Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня? Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами: — Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра. — Я не буду спать здесь. — Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать. — Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели. — Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений. И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею. — Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати. — Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это. — Ты тоже, — тихо ответила она. Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась. — Вот это уже дело, дорогая! — обрадовался он, когда Шейн съела еще пару ложек салата и булочку, а потом снова стал серьезным и вернулся к наболевшей теме. — Я сделаю все возможное, чтобы вернуть дочь. Донья Изабелла путает мне все карты. Но если она захочет сбежать с Сари-той, я ей этого не позволю… по крайней мере, без долгой и упорной борьбы. Но постараюсь ее избежать. — И поэтому ты женился на мне, — Шейн не сводила с него пристального взгляда, — чтобы иметь права на Сариту? — Да, именно так, — неосторожно ответил он. Шейн опустила глаза. «Почему же мне так хочется заставить эти прекрасные глаза смотреть на меня? Почему хочется пробудить в них пылкий огонь, такой, как в ту ночь, когда мы занимались любовью? — спрашивал себя Чэз. — Ведь меня должно устраивать, что она холодна со мной!» Но он не осмеливался прикоснуться к ней, зная, что тогда уже не сможет остановиться. Словно угадав его мысли, Шейн плотнее завернулась в одеяло. — Ты хочешь, чтобы я постаралась угодить донье Изабелле? — тихо спросила она. — Да. Это было бы… — Чэз убрал поднос и поставил его на стул рядом с кроватью. — То есть я хочу сказать, что у тебя это получится намного лучше, чем у меня. — Значит, в данном вопросе ты даешь мне полную свободу? — А у меня есть выбор? — Что же будет потом, когда ты получишь Сариту? — Что конкретно ты имеешь в виду? Шейн свернулась беззащитным комочком в углу просторной кровати. — Ты вернешь дочь. А что будет со мной, если я не забеременела от тебя? Глава 6 Моей давно потерянной невесте Я принял важное решение. Может, это и глупо, но я не могу поступить иначе. Приближается Бал Золушки, и я решил рискнуть в последний раз. Я назвался именем друга, а это значит, Элла не увидит моей фамилии в списке гостей и не предупредит Рейфа. Я обязательно буду там. Может, таким образом я прощаюсь с тобой. А может, просто льщу себя напрасной надеждой снова увидеть тебя. Да, я все еще надеюсь встретиться с тобой. Странно, не правда ли? После стольких лет разлуки! Я должен знать правду о тебе. Я должен забыть тебя и начать новую жизнь. Хотя бы попытаться. Я стараюсь убедить себя, что наша встреча ничего не изменит: ведь мы уже совсем другие люди… Мне просто хочется увидеть тебя в последний раз и… уйти. Я должен убедиться, что поступаю правильно, расставаясь с тобой. Но если ты будешь там, мы сможем взглянуть на мое решение по-другому, не так ли, любовь моя? Если же нет… Это и будет твой ответ. Жди меня, жена. Я иду. — Поживем — увидим, — уклончиво ответил Чэз. — Я хочу получить ответ прямо сейчас, — потребовала Шейн. Чэз понял, что она не отступит. Он впервые встретил женщину, которая так отчаянно стремится к правде, что не боится пострадать ради нее. — Если я не беременна, — продолжала она, — что случится с нашим браком? — Черт побери, дорогая! Конечно же я не выкину тебя на улицу. — Но ты уже не будешь нуждаться во мне, я не буду интересовать тебя как женщина, не так ли? Шейн озадачила, поставила его в тупик, и поэтому он опять сказал не то, что следовало бы: — Я не могу ответить на этот вопрос… Но если ты беременна, то, конечно, сможешь остаться. — Значит, только при таком условии… В противном случае нашему браку конец. — Я не говорил этого! — воскликнул Чэз, всей душой желая уподобиться медоточивому Дон Жуану, который не задумываясь сыпал обещаниями как из рога изобилия. — Дорогая, я так устал, что сам не знаю, что говорю. Я уже два дня не смыкал глаз. А сегодняшний день, согласись, был полон стрессов. Очевидно, его старания не пропали даром, потому что Шейн повернулась к нему спиной и спокойно сказала: — Я собираюсь спать. Присоединяйся. — Отличная идея. Чэз торопливо разделся и лег рядом с ней. Не удержавшись, он нежно погладил ее по спине. Но Шейн отвергла его ласку: — Давай не будем… Иначе я не смогу… Думаю, нам лучше спать, не прикасаясь друг к другу. «Действительно, — упрекнул себя Чэз. — Она очень устала и страдает: последние два дня были очень непростыми как для меня, так и для нее». — Хорошо. Мы не будем прикасаться друг к другу, — согласился он. — Замечательно. Спасибо. «Это вовсе не так замечательно», — думал Чэз, терпеливо ожидая, когда она заснет. Потом он осторожно развернул ее к себе лицом. И Шейн доверчиво прижалась к нему. Он чувствовал волнующую округлость ее груди, а стройная ножка, дразня, прижалась к его бедру. Чэзу пришлось (уже в который раз!) сдерживать себя. Шейн заворочалась и, совершенно неожиданно для Чэза, чмокнула его в щеку, пробормотав что-то неразборчивое. Он почувствовал удивительное спокойствие и очень скоро заснул. Шейн просыпалась постепенно: ей было тепло и уютно, да и сладкий сон еще не совсем покинул ее. Неожиданно послышался громкий дребезжащий звон колокольчика, и она открыла глаза. Чэз стоял у кровати, не сводя с нее пристального взгляда. — Доброе утро! — весело поздоровался он, все так же испытующе глядя на нее. Очевидно, он ждал ответа. Но Шейн помнила вчерашний разговор и не спешила начинать новый. — Я слышала звон колокольчика, — сказала она наконец. — Это Моджо сообщает, что завтрак готов, объяснил Чэз и замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но не знал как. — Прости меня, — извинился он, — вчерашняя ночь не была такой романтичной, какой она должна быть после свадьбы. Я постараюсь, чтобы впредь все было по-другому — намного лучше. — Лучше? — Да, лучше, — напрягся Чэз. — Я имею в виду, менее… болезненно. Шейн недоверчиво оглядела себя: волосы растрепаны, ночная рубашка расстегнута на две пуговицы, плечо оголено… От удивления она расширила глаза, рот открылся сам собою. Чэз, очевидно, понял все несколько иначе, потому что кивнул и вышел из комнаты. «Менее болезненно? Что это значит?» — растерянно думала Шейн. Несколько минут она лежала в кровати и размышляла. Неожиданно Шейн обратила внимание, что сладко спала в центре кровати, а рядом, видимо, спал Чэз, потому что простыни были смяты. «Значит, ночью мы с Чэзом спали обнявшись, неужели мы…» — мелькнула мысль. «Менее болезненно» — эти слова преследовали ее и в душе, и тогда, когда она разбирала чемодан. «Нет, вряд ли, — решила она наконец. — Но что бы там ни было, это хорошее начало. Чэз старался сблизиться со мной, а значит, у нашего брака еще есть надежда». Теперь Шейн видела свет в конце туннеля и верила в счастливое будущее. Она нашла Чэза в столовой, он налил им обоим кофе. Шейн села напротив него и сделала несколько глотков ароматного напитка. — Каковы твои планы на сегодня? — поинтересовался он. — Буду думать над тем, как превратить это жилище в уютный дом. — Уже есть какие-нибудь идеи? Шейн отпила еще немного. — Никаких. — Не паникуй. Уверен: ты что-нибудь придумаешь. — Чэз подождал, пока она допьет кофе, и предложил: — Почему бы тебе не начать день с более близкого знакомства с этим местом? Может, так у тебя появятся идеи. Например, ты можешь осмотреть все спальни и выбрать одну для Сариты. «Прекрасно!» — подумала Шейн, а вслух спросила: — Сколько помощников ты мне можешь выделить? — В твоем распоряжении Джимбо. Он заведует практически всем на ранчо, и до сегодняшнего дня мне вполне хватало его помощи, чтобы контролировать всех работников. Если понадобится, мы можем нанять еще нескольких в ближайшем городке. Там всегда найдутся люди, которым нужна временная работа. Скажи Джимбо, что тебе нужно, и он обо всем позаботится. Словно подтверждая слова Чэза, в дверях появился Джимбо, неся в руках дымящиеся тарелки. — Доброе утро, — боязливо поздоровался он. «Он наверняка считает, что мы с Чэзом еще сердимся на него за вчерашнее», — улыбаясь, подумала Шейн и решила, что сделает все возможное, чтобы сегодняшний день был тихим и спокойным. — Я голодна, — сообщила она Джимбо. — Отлично, леди. Хороший день начинается с хорошего завтрака, — просиял тот, ставя перед ней большое блюдо со всякой всячиной. — Если захочется добавки, на кухне еще есть еда. Чэз усмехнулся, а Шейн вежливо отклонила предложение: — Спасибо, этого вполне достаточно. — Не смешите меня: такой порции едва хватит комару. — Этого достаточно, спасибо, Джимбо. — Моджо обязательно придет сюда, чтобы выяснить, в чем дело, — скорбно предупредил он. — Надеюсь, вы не слишком привязались к своей супруге, босс. — Шейн — моя жена. Я обязан защищать ее. А если Моджо так хочет высказаться, я охотно предоставлю ему такую возможность. Шейн положила на колени салфетку, отрезала кусочек яичницы и быстро положила его в рот, чем заслужила довольную улыбку Джимбо. — Рада сообщить тебе мое первое условие, подмигнула Шейн мужу. — Да? И что же это? — Мне нужна собака. Большая, голодная и свирепая, как волк. — И где ты будешь держать этого волка, жена? улыбнулся Чэз. — Около себя, конечно. — Я посмотрю, что можно сделать, дорогая. Двадцать минут спустя Шейн отодвинула тарелку в сторону и простонала: — Все. Не съем больше ни кусочка! — Но ты съела только половину! Моджо… — Моджо! Снова этот Моджо. Это уже не смешно! — воскликнула Шейн. Положив салфетку на стол, она встала и решительным шагом направилась в сторону кухни. Чэз поспешил за ней: — Дорогая, это не очень хорошая идея… — Напротив, это замечательная идея, — ответила Шейн, открывая дверь на кухню. Джимбо сидел у стола, а возле кухонной раковины, спиной к ней, стоял гигант — очевидно, пресловутый Моджо. — Доброе утро, — поздоровалась она. Моджо даже не пошевелился. — Это хозяйка? — не оборачиваясь, спросил он брата. — Да, — кивнул Джимбо. — Чего ей здесь надо? — Не знаю. — (Взгляд в сторону Шейн.) — Что мы можем сделать для вас, хозяйка? — Мне и Моджо следует познакомиться поближе. — Но вы с ним вообще не знакомы. — Вот и познакомимся. — Шейн скрестила руки на груди. Моджо осторожно поставил вымытую сковородку в сушилку, вытер руки о фартук и повернул к ней загорелое, изрезанное шрамами лицо. В отличие от других людей, имевших обыкновение вздрагивать от ужаса при виде такого уродства, Шейн несколько минут спокойно рассматривала его шрамы, а потом смело подошла к нему. Не обращая внимания на сопротивление, которое ей пытался оказать Моджо, она откинула непослушную прядь с его лба и увидела жуткий рубец. — Тебе повезло, — спокойно сказала Шейн, если бы шрам был хоть на дюйм ниже, ты бы стал одноглазым, как пират. Автомобильная авария? — Мой бедняжка мул уже не может бегать как раньше. — Мул?! — Это шутка, — усмехнулся Джимбо. — Мы с Моджо не ездим верхом. — Потому что ни одна лошадь вас не поднимет, — вступил в разговор Чэз. Моджо нахмурился: — Я имел в виду наш джип. — А… понимаю, вы с Джимбо так называете свой автомобиль, — догадалась Шейн. Джимбо казался удивленным: — Угадали. Однажды, дело было в горах, наш «мул» решил не слушаться Моджо и врезался в сосну. — Знакомая ситуация. — Шейн помолчала, обдумывая, стоит ли рассказывать об этом Чэзу, и решила, что лучше всего это сделать прямо сейчас, при свидетелях. — Так же и я получила свой шрам, — продолжала она. — Мне очень повезло: я сохранила руку. Правда, в плохую погоду рубец все еще ноет. Шейн закатала рукав блузки и показала его. Она видела, как побледнел Чэз. Моджо присвистнул: — Здоровый! — И это еще не все, — улыбнулась она и сообщила: — У меня есть еще несколько маленьких шрамов на бедре, но их я вам не покажу: муж будет возражать. — Что же произошло? — очнулся Чэз. — Автомобильная авария. Как у Моджо. — Как? Когда? — А сколько вы лежали в больнице? — спросил Моджо, и Шейн была рада, что не придется отвечать на вопросы мужа. — Два с половиной месяца. — Ха, тут я вас обошел: я провалялся на больничной койке шесть месяцев, и врачи до последнего сомневались, что я выживу. — А я потеряла половину своей крови. — Не может быть! — Хорошо, пусть не половину, но крови было очень много. Если бы Рейф не довез меня до больницы вовремя, я бы точно погибла. — Рейф был там? — снова вмешался Чэз. — Он ехал следом, — осторожно ответила Шейн. — И где это случилось? — В Коста-Рике. Горные дороги там очень опасны. — Я запрещаю тебе ездить по горным дорогам. — Но ведь это единственный путь в город… — Ты не будешь ездить по горным дорогам! рявкнул Чэз. Шейн вздрогнула и снова обратилась к Моджо: — Насчет кухни… — Что такое? — помрачнел тот. — Это место очень заинтересовало меня. Моджо сложил руки на груди: — Вы что-то хотите мне сказать? — Верно. Хочу открыть тебе еще один секрет, раз уж сегодня такой особенный день. — Какой же? — Я не умею готовить. Моджо просиял: — Не умеете? Правда?! — Абсолютно. Наша экономка в Коста-Рике пыталась меня научить, но безуспешно. Чэз наконец-то позволил себе улыбнуться: — И сколько обедов ты сожгла? — Много. А Рейф был удивительно тактичен со мной, наверное, потому, что спас меня от… — Шейн замолчала, но было уже поздно. — От кого? От меня? — Нет! Нет, — повторила она уже тише. — Мне никогда не нужно было спасаться от тебя. — Тогда от кого же? — От… моей тети, — наконец закончила она, потом ослепительно улыбнулась обоим братьям: — Моджо, ты ведь будешь продолжать готовить для нас, не так ли? — Да, и даже разрешу кое-что здесь изменить. — Спасибо за разрешение, — поблагодарила Шейн. — Я прослежу, чтобы тебя не слишком загружали работой. — Вы мне понравились, — сообщил Моджо, гладя ее по спине огромной пятерней. — Правда, вы очень худенькая, но я приму меры. Чэз поспешил вмешаться, пока повар своим энтузиазмом не припечатал Шейн к полу: — Она в полном порядке, Моджо. — Нет, ей нужно есть за двоих. — Что? — У меня наметанный глаз, — гордо заявил Моджо, — как у мамы. А она разбиралась в таких вещах очень хорошо. Шейн подхватила Чэза под локоть и потащила его к двери: — Пойдем! Моджо просто шутит. Сейчас невозможно сказать ничего определенного на этот счет. Тот позволил увести себя из кухни, шепча: — Он рискует потерять работу, если не будет следить за тем, что говорит. — Ты ведь все равно этого не сделаешь, улыбнулась Шейн. — Да?! Ты так думаешь? Может, ты и права… — Нет, вы не понимаете, босс! — Тут нечего понимать, Джимбо, — сказал Чэз, не отрывая взгляда от записной книжки. — В этом доме Шейн вольна делать что угодно. Если она просит выкинуть что-либо, ты должен выполнить ее просьбу. Ясно? — Но… но ведь это ваш любимый платяной шкаф! Я просто хотел предупредить вас. — Спасибо, я буду крепиться. — Все гораздо хуже. Уж не знаю, как сказать вам… У нее есть целый список, босс, как у доньи. — Какой такой список? — удивился Чэз, откладывая в сторону ручку. — Это уже слишком, не так ли? — Джимбо гигантскими шагами пересек комнату и снова вернулся к письменному столу. — Мне с самого начала не понравилась эта идея. К тому же список постоянно пополняется! — Звучит просто ужасно, — усмехнулся Чэз. Джимбо уперся массивными кулаками в крышку стола и навис над Чэзом, его глаза грозно сверкнули. — Что будем делать? — Мне придется поговорить с ней. Где Шейн? — В одной из спален. Я подожду здесь, пока вы утихомирите свою жену. — У меня все получится, не сомневайся. Чэз нашел жену в спальне. Шейн сидела на скамеечке у окна, выходящего на пастбище, покачивая что-то в руках. Рядом на столике он заметил злополучный список и улыбнулся: его жена очень быстро освоилась с ролью хозяйки. И оделась она соответственно, по-рабочему: свободные коричневые брюки, темная блузка, резиновые перчатки. Волосы собраны в строгий пучок. Чэз подошел к ней сзади и распустил туго затянутые волосы. Они мягкими золотыми волнами упали на плечи. — Не знал, что такое вообще возможно, — начал он, — но ты действительно напугала Джимбо. — Наверно, мой список дел вывел его из равновесия, — не оборачиваясь, согласилась Шейн. — Джимбо сейчас дрожит в моем кабинете, как испуганный щенок, — усмехнулся Чэз. — Надеюсь, он не намочит ковер. — Прости, — в ее голосе слышались веселые нотки, — я просто хотела организовать все как можно лучше. — Сделай мне одолжение: постарайся поменьше организовывать втихую, тогда твой помощник обязательно вернется. — Шейн согласно кивнула, и Чэз спросил: — Родились какие-нибудь идеи? — У меня очень много задумок. Полагаю, ты приготовил это для Сариты? — Угадала. Шейн открыла коробочку, которую держала в руках, и извлекла оттуда куколку. Чэз считал, что именно такая кукла приведет в восторг маленькую девочку: фарфоровое лицо, длинные черные волосы, открывающиеся и закрывающиеся большие карие глаза, атласное платьице с кружевами, туфельки. Но сейчас он чувствовал, что ошибся, а где и в чем — не знал. — Я слышал, маленькие девочки очень любят ярких кукол, — неуверенно объяснил Чэз. Шейн закрыла глаза, неожиданно почувствовав усталость. «Ну почему такой заботливый человек, как Чэз, убедил себя, что он бессердечный? Это просто не укладывается в голове!» подумала она, а вслух сказала: — Она прелестна. Сарите понравится твой подарок. — Я хочу подарить ей эту куколку на Рождество или просто так, чтобы она чувствовала себя как дома. Неплохо придумано, да? Только сейчас Шейн осознала, насколько важен для Чэза этот ребенок, и поняла, что ей никогда не занять в его сердце столько места, сколько занимает Сарита. — Думаю, это замечательный подарок для нее, сказала она, поднимаясь. Чэз удержал ее за руку: — Я что-то не то сказал? — Нет, конечно, нет. — Ты расстроена, — он внимательно посмотрел на Шейн. — Почему? Из-за шкафа? — Не будь смешным. — Значит, из-за вчерашнего разговора. Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? Шейн не ответила: у нее не было сил спорить. Она не знала, как объяснить мужчине, который не верит в любовь, тот факт, что она всю свою сознательную жизнь искала настоящую любовь (и однажды нашла ее в его объятиях), что его маленькая дочь жаждет отцовской любви больше всего на свете и ее не заменит даже самая красивая кукла. Шейн потеряла родителей еще в детстве и росла в атмосфере строгости без любви, радости, спокойствия. Это были самые ужасные годы в ее жизни, оставившие в сердце глубокие раны. И она сделала вывод, что жизнь без любви пуста. Шейн посмотрела в глаза мужу. Эти удивительные голубые глаза — то мрачные и холодные, как зимний вечер, то нежные и заботливые, как солнечный день. — Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? — настойчиво повторил Чэз. «Неужели он не понимает!» — в отчаянии подумала Шейн, а вслух сказала: — Нет, я не боюсь этого. Мне страшно, очень-очень страшно, когда ты говоришь абсолютно серьезно о том, что… разучился любить… по-настоящему. Шейн посмотрела на него: на солнечный небосклон снова набежали тучи, лицо стало каменным, усмешка искривила губы. — Не надо бояться правды, дорогая. Лучше смотреть ей в лицо. Глава 7 Моей давно потерянной невесте Я был на Рождественском Балу Золушки, а ты нет. Я не знаю, о чем писать, что думать. Полагаю, это потому, что во мне не осталось вообще никаких чувств. Никогда не предполагал, что сдамся… Но результат налицо… Я встретил другую женщину, Шейн. Я не люблю ее. Я чувствую, что не способен больше любить. Мы с Мадлен понимаем друг друга, и она выглядит счастливой, несмотря на то, что мне нечего ей предложить. Если честно, то абсолютно нечего! Да она и не просит. Мадлен пустая женщина. Ее пустота однажды погубит меня. И почему я чувствую себя обманщиком по отношению к тебе? Я предал тебя, дорогая. Проcти, мне очень жаль. Но ничего уже не изменишь. Я не могу больше бороться. Итак, моя давно потерянная невеста, я говорю тебе «прощай». Знай: моей настоящей любовью была и будешь только ты. Чэз стоял на приставной лестнице и чистил водосточный желоб, забитый почерневшими листьями. Его не покидала мысль о том, что он мог потерять Шейн. Чэз годами искал ее, а ведь несколько лет назад она могла погибнуть в автокатастрофе на извилистых горных дорогах Коста-Рики — и он никогда бы не узнал о ее судьбе. От одной мысли об этом его бросало в жар. Закончив работу, Чэз поспешил в дом. Он нашел Шейн наверху: она отдавала приказы, что и как ломать в смежных спальнях. Шейн обернулась на звук шагов и вопросительно посмотрела на Чэза: — Тебе что-нибудь нужно? — Да, — хрипло ответил он, — нужно… Чэз отослал рабочих, снял перчатки и небрежно бросил их на пол. Затем подошел к Шейн и нежно провел рукой по ее щеке. Какое-то время Чэз просто смотрел на нее, наслаждаясь каждой черточкой нежного лица. Какая мягкая, гладкая кожа! Как пылают ее щеки! Шейн смотрела на него как завороженная, чувственные губы были приоткрыты ему навстречу. Какие потрясающие глаза — черные, бархатистые! Чэз долгие годы жаждал увидеть их снова. Да и сейчас они целиком и полностью властвуют над ним. — Чэз… — прошептала наконец Шейн. — Пожалуйста, позволь мне сделать это… — Что именно? И Чэз ответил на ее вопрос: они замерли в бесконечном страстном поцелуе. Чэз впивался в ее губы все сильнее, но Шейн совершенно не было больно: если б она могла, то застонала бы от удовольствия. Тогда в горах она могла умереть. Эта страшная мысль заставила Чэза желать Шейн как никогда прежде. Он страстно прижал ее к себе, и она прильнула к нему всем телом: ее полные груди дразняще упирались в его торс, а бедра были в опасной близости от напрягшейся плоти. «Неужели это ее стройные ноги обвивались тогда, на балу, вокруг моих бедер, позволяя страсти захватить нас!» — восторженно думал Чэз, опуская Шейн на просторный старый диван. С каждым разом он целовал ее все более жадно, уже не в силах управлять собой. Шейн всецело разделяла его страсть: ее губы были раскрыты навстречу его губам с такой негой и щедростью, что Чэз боялся не вынести этого блаженства. «Моя сладкая, нежная женушка! — стучало у него в висках. — Я могу взять ее здесь и сейчас!» — Я не понимаю тебя, Чэз, — возразила Шейн, отметив про себя, что, проживи она хоть сто лет, все равно не поймет мужскую логику. — Я думала, ты хочешь, чтобы я сделала твой дом уютным. — Так оно и есть. Но ты несколько по-другому понимаешь слова «сделать дом уютным». На самом деле, это значит… это значит… — Чэз начал жестикулировать, — переставить мебель, постелить новый ковер, купить яркие диванные подушки, ну, может, сломать какую-нибудь стенку… но не это! — В ванной комнате Сариты я хочу переделать всю сантехнику так, чтобы маленькой девочке было удобно. Что в этом такого? — Ты считаешь, что маленькой девочке везде нужны перила? — Да, особенно в душе. А еще необходимо прикрепить на стену большую полку, где будут стоять детские шампуни и гели. Девочки их просто обожают. — Хорошо, — Чэз терпеливо стиснул зубы. — Но зачем ей два умывальника?! — Сразу видно, что в твоем доме никогда не было женщин, — усмехнулась Шейн. — Одна маленькая девочка и ты — это отнюдь не толпа женщин, — развел руками Чэз. — Потом их будет больше: Сарита непременно захочет праздновать день рождения с подружками. Девочки любят устраивать также и «Вечеринки в пижамах». — «Вечеринки в пижамах»? — побледнел Чэз. — Именно, — безжалостно подтвердила Шейн, вспоминая, что тетя не разрешала ни устраивать, ни посещать подобные вечеринки. — Правда, это бывает уже в школьные годы. Но раз ты отец маленькой девочки, тебе придется научиться обращаться с роем ее подруг… — Роем… — автоматически повторил шокированный Чэз. — ..смеющихся, визжащих любительниц косметики. — Косметики? Но Сарите всего три года! Шейн впервые видела его таким растерянным и озадаченным. — Девочки очень быстро растут, — улыбнулась она. — Только не моя дочь. — Нечто подобное и Рейф говорил обо мне, когда наконец вернул меня. — Вернул? — удивился Чэз. — Мы поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас мне нужно встретиться с электриком. В комнате у девочки обязательно должно быть свое стерео; и, конечно, ей не обойтись без собственного телефона… Естественно, не сейчас, а когда она немного подрастет. Консультация специалиста ведь никогда не повредит, верно? И еще надо не забывать про телевизионный кабель. — Шейн ободряюще погладила Чэза по руке и поспешила из ванной. — Что, черт возьми, случилось с моим полом? — Не смотрите на меня, босс, как волк на ягненка! — оправдывался Джимбо. — Это идея вашей жены. — И где же сейчас моя драгоценная супруга? — В вашем кабинете, босс… Чэз нахмурился. Ему это определенно не нравилось: кабинет для настоящего мужчины — место уединения, и женщине там не место. — Чтобы не было больше ни единой дырки в моем полу! Ясно? — рявкнул он, направляясь в кабинет. — Прошу прощения, босс, но с недавнего времени я подчиняюсь вашей жене, — крикнул ему вслед Джимбо. — Вы сами сказали мне, чтобы я выполнял все ее приказы. Что я и делаю. Рабочий должен просверлить еще шесть дырок… Чэз почувствовал, как в нем закипает кровь. Он быстро подошел к наглецу и объяснил все более доходчиво: — Оставь все как есть, дубина, а не то я оторву тебе уши! — Уши оторвете? — присвистнул тот. — Теперь я убедился, что брак меняет людей: раньше вы были более красноречивы. Чэз понимал, что Джимбо в чем-то прав, и от этого злился еще сильнее: — Неужели? Знай, друг мой, счастливые дни в твоей жизни сочтены, и она очень скоро превратится в сплошной кошмар, если ты не будешь держать язык за зубами. Кроме того, в этом доме будет жить моя дочь, и я не потерплю неуважительных слов в ее адрес. Моджо это тоже касается. — Думаю, он вас послушает, только если вы перегородите вход в кухню гигантским валуном с этой надписью, босс, — усмехнулся Джимбо. Губы Чэза тронула чуть заметная улыбка. — Что ж… я поручу это жене. — Тогда он точно будет смирен, как ягненок. Вот уж не думал, что женщина сможет сделать его таким ручным… — А когда сюда переедет моя дочка, бедняга совсем перевоспитается, — улыбнулся Чэз, выходя из комнаты. Чэз несколько раз повернул ручку двери — заперто. Это же форменное безобразие: жена прячется от мужа в его кабинете да еще запирается на ключ! Не желая мириться с таким положением дел, он отпер дверь собственным ключом и прямо с порога поинтересовался: — Шейн, что, черт возьми, ты сделала с моим полом? Она сидела за письменным столом и что-то увлеченно писала. Шейн была так прекрасна в своей рабочей одежде с распущенными золотистыми волосами, что Чэз невольно вспомнил тот памятный день две недели назад, когда они, забыв обо всем на свете, занимались любовью. И его охватила знакомая дрожь. Увы, с тех пор Шейн не подпускала его к себе, лишь иногда, засыпая, целовала его в щеку и бормотала сонным голосом нежные слова. «Неужели она забыла о том, что было между нами?» — тоскливо думал он иногда. Аккуратно сложив бумаги на столе, Шейн подняла глаза и заметила Чэза. — Подожди немного, — сказала она, поднимая телефонную трубку и набирая нужный номер, через минуту я освобожусь. — Шейн, нам надо поговорить… Но она уже оживленно беседовала по телефону: — Да…Он поймет, что я имею в виду… Отправьте посылку почтовым самолетом… Мне все равно, сколько это стоит, Челита, я оплачу издержки… Попросите Марвина обо всем позаботиться… «О чем это она говорит? — размышлял Чэз, чувствуя внезапную ревность. — Кто такой этот Марвин, черт побери?!» А Шейн уже заканчивала разговор: — Спасибо, Челита. Я еще позвоню. — Проклятье, кто такой этот Марвин? Что тебя с ним связывает? — Чэз потребовал объяснений, не дожидаясь, когда она положит трубку. — Он мой друг. Мы росли вместе. Марвин живет в деревне неподалеку от нашей плантации. — И что же тебе должны прислать из Коста-Рики? — Одну декоративную вещь, — уклончиво ответила Шейн. — Ясно… — недоверчиво протянул Чэз. — А теперь поговорим о наболевшем. Что ты сделала с моим полом? Не успела Шейн ответить, как дверь открылась, и вошел обнаженный до пояса молодой человек с грудой инструментов. «Похоже, мне придется выяснить еще один вопрос: почему к моей жене вот так запросто заходят другие мужчины, — нахмурился Чэз. — Интересно будет послушать ее оправдания». — Привет, Тим. Как дела? — поздоровалась Шейн. — Все в порядке, я сделал нужные отверстия. Не хотите взглянуть? — Эй, парень, подожди, — вмешался Чэз, когда рабочий направился к двери. — Не смей больше сверлить мой пол, ясно? Шейн улыбнулась Тиму самой обворожительной улыбкой (Чэз был готов растерзать наглеца!) и сказала: — Спасибо. Я сейчас подойду. Как только дверь за молодым человеком захлопнулась, она перестала улыбаться и внимательно посмотрела на Чэза: — Мне кажется, ты сам хотел, чтобы я изменила твой дом в лучшую сторону. Что не так? — Все хорошо, но… — Насколько я помню, никаких «но» в этом вопросе наш устный договор не предусматривал. Ты сказал, что я могу делать все, что посчитаю нужным, не так ли? — Я уверен, что не давал согласия на то, чтобы сверлили мой дом, превращая его в швейцарский сыр! — Не кричи. — Я имею право кричать, — Чэз начал энергично жестикулировать, выпуская пар, — ругаться, в общем всячески выражать недовольство, когда моя жена развлекается с полуобнаженными мужчинами! — Ты что, ревнуешь меня к Тиму? — удивилась Шейн. — Да, я ревную тебя к Тиму! — Чэз посмотрел на нее в упор. — Предполагается, что ты должна создать уютный дом для моей дочери. До приезда старой дьяволицы осталось меньше двух недель. — Ничего не скажешь, прекрасное сравнение, усмехнулась Шейн. — Ты знаешь, как я к ней отношусь, — помрачнел Чэз. «Моя жизнь мне не принадлежит: слуги дерзят, жена обращается со мной как с надоедливым братом. Я не могу сказать ни слова, не подумав. Мне остается одно: коротать дни в кабинете. Принесу сюда пива и запрусь, — размышлял он. — Никаких женщин. Никаких дырок в полу и стенах. Никаких наставлений». От горестных мыслей его отвлекла Шейн. Она подошла к нему и нежно погладила по спине, что-то говоря, но что именно, он не мог понять, скованный внезапной истомой. Чэз попытался перевести дыхание — напрасно; тело отказывалось ему служить. Он снова чувствовал сильнейшее возбуждение. — Не… делай… этого, — с трудом выговорил он. — Не делать чего? — не поняла Шейн. — Что-нибудь не так? Чэз пытался объяснить, но язык отказывался слушаться его. Шейн терпеливо ждала. Наконец, громко выдохнув воздух из легких, он произнес хрипло: — Нет. — Хорошо, — она еще раз погладила его по спине. — Тогда я пойду рассчитаюсь с Тимом за работу. Увидимся позже. Чэз не знал, сколько времени простоял без движения у письменного стола. Очнувшись, он направился работать в сарай. Было довольно холодно, зима быстро вступала в свои права. Если ковбои и заметили странное поведение босса, то благоразумно помалкивали. — Я не возражал, когда ты переделывала одну из ванных комнат, когда в полу появились ужасные дырки и пришел ненормальный электрик, меряя шагами гостиную, Чэз пытался убедить свою жену не совершать очередную ошибку. — Я был воплощением понимания и терпимости… — Неужели?! — усмехнулась та. — Да, я был смирной овечкой. — В глазах Чэза читалась такая искренность, что Шейн почти поверила его словам. — Боже, есть ли на свете мужчина, способный сохранить голову на плечах во время ремонта в доме! На этот раз ты зашла слишком далеко! Что это за ящики стоят в моем кабинете? — Я решила поставить их туда ненадолго, чтобы… — Я не могу пробраться к письменному столу! — Зато я могу. Если тебе что-нибудь понадобится, скажи мне, я с удовольствием принесу все необходимое. — Дело не в этом. В ящиках лежат рождественские украшения, не так ли? — нахмурился Чэз, как будто Шейн совершила что-то ужасное. — Я подумала, что… — В моем доме этого не должно быть. — Нет? — Я не справляю Рождество. Шейн была шокирована его словами: — Что ты имеешь в виду? — Никаких электрических огоньков, елок, глупых керамических ангелов и Санта-Клаусов, никаких гирлянд и шаров, ничего зеленого и красного. Ясно? — Нет, — возразила Шейн. В голубых глазах Чэза засверкали молнии. — Нужно повторить еще раз? — Я своего решения не изменю. Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, в дверях показался Джимбо. Он посмотрел на Шейн, потом на Чэза и понимающе хмыкнул. Шейн решила обратиться к нему за подтверждением: — Твой босс сказал, что не справляет Рождество. Это правда? Но Джимбо счел за лучшее поддерживать нейтралитет. — Я просто работаю здесь, мэм, и ничего не знаю об этом. — Не знаешь или не хочешь говорить? — сурово поинтересовалась Шейн. — Давай же, Джимбо, скажи мне! Никакого Рождества? Никогда? — Я знаю босса только пять лет, — нервно начал тот. — Обычно он запирается в кабинете с бутылкой, пишет письма и напивается в стельку. — Джимбо! — Что? Что я такого сказал? — Если бы я хотел, чтобы жена знала о моих слабостях, то рассказал бы ей обо всем сам. Не забывай, кто платит тебе деньги за работу! — Но я обязан отвечать на ее вопросы, она моя хозяйка. Шейн поняла, что пора вмешаться. Она быстро встала между мужем и Джимбо и мягко спросила: — Ответь, пожалуйста, Чэз: почему ты так не любишь Рождество? Чэз многозначительно посмотрел на Джимбо и кивнул в сторону двери. Тот поспешил удалиться. — Пожалуйста, ответь: в чем дело? — По правде говоря, Рождество пробуждает во мне тяжелые воспоминания, — признался Чез. «У меня тоже есть горькие воспоминания о Рождестве, но я все равно люблю этот праздник», подумала Шейн и мягко спросила: — Больше тебе нечего мне сказать? — Прости, я не намерен это обсуждать. Шейн было больно слышать эти слова, но она знала, что самое главное сейчас — переубедить его, а не допрашивать, поэтому она попыталась еще раз: — Я понимаю тебя, Чэз, но ты не можешь не справлять Рождество. Подумай о Сарите… — Не вмешивай в это мою дочь! — помрачнел Чэз. Но Шейн не собиралась сдаваться: — Неужели ты и вправду думаешь, что тебе удастся вычеркнуть этот праздник из своей жизни? Чэз равнодушно пожал плечами: — Меня это устраивает. — А меня нет. И Сариту тоже. Уверена, донья Изабелла не обрадуется, узнав об этом. — Она ничего не узнает, потому что не будет встречать Рождество с нами. — А как же я? Мне ты разрешишь быть с вами? Или мои желания не в счет? — Я еще не решил. Скажи, ты беременна? У Шейн перехватило дыхание, на глазах выступили слезы, «Чэз изменился: он не такой, каким был девять лет назад, — убеждала она себя. — Обстоятельства изменили его, сделав его сердце холодным как лед. Что же случилось? Что сделало его таким жестоким? Как мне вернуть прежнего Чэза?» — Я не знаю точно, — уклончиво ответила она. Чэз, очевидно, понял свою ошибку, потому что обнял ее и тихо сказал: — Прости, Шейн, мне не следовало вспоминать об этом. — Накануне праздника от тебя ушла Мадлен, поэтому ты не любишь Рождество? — мысленно готовясь к новым оскорблениям, спросила она. Но Чэз проявил терпение и спокойно ответил: — Это никак не связано с ней, не люблю я этот праздник, и все. — Это твое последнее слово? — Да. Глава 8 Моей давно потерянной невесте Сам не знаю, почему я решил написать тебе в этом году. Сила привычки? А может, мне нравится страдать? Я не люблю тебя. Нет, не люблю! Я неспособен больше любить! Все чувства умерли во мне давным-давно! Почему же я до сих пор сравниваю всех женщин с тобой? Они так не похожи на тебя! Шейн, что случилось с нашей любовью? Почему я не могу забыть тебя? — Мы же обсуждали этот вопрос! Я не справляю Рождество! — воскликнул Чэз, увидев, что Шейн стоит на стремянке в гостиной и развешивает гирлянды вдоль стен. — Что ты имеешь в виду? — невинно поинтересовалась она. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, терпеливо объяснил Чэз. — Эти рождественские украшения. Мы же договорились: никакого Рождества в моем… в нашем доме! — Нашем доме? — Шейн сделала вид, что удивлена: ей было очень весело сегодня. Чэз улыбнулся в ответ, но тут же вспомнил, что сердится на жену, и помрачнел: — Я хочу, чтобы ты немедленно выкинула всю эту ерунду! — Не глупи, Чэз! Эти украшения не для встречи Рождества, — улыбнувшись, солгала она. — Зачем тогда тебе эти разноцветные лампочки? — Клянусь, они не для Рождества. — Неужели? — Хочешь, докажу? — Давай. Очень интересно послушать. — Рождественские огоньки обычно красные или зеленые, а эти розовые. Шары же невозможно повесить на елку — они такие хрупкие! — Да, действительно, ты права. А еще у них неподходящий вишневый цвет! — улыбаясь, уступил Чэз. — Как видишь, здесь нет ни сосновых шишек, ни омелы — ничего рождественского! — А это что такое? — поинтересовался он, поднимая одну особенно яркую гирлянду. — Это для украшения интерьера. Посмотри, у нее даже другой цвет. — И какой же? Саламандрово-красный? — Хватит издеваться, — улыбнулась Шейн. — Ты же сам прекрасно видишь, что она голубая. Вернее, цвета голубой ели. — А я думал, что ель — вечнозеленое растение… — Необязательно. — Ох, устал я от твоих доказательств! — улыбнулся он и тут же стал абсолютно серьезным: — Я своих привычек не меняю, поэтому… прошу убрать отсюда всю эту ерунду и не украшать мой дом гирляндами. Кто-то может наступить и пораниться, — добавил он несколько мягче. К ногам Чэза змейкой упала гирлянда. — Знаешь, — тихо сказала Шейн, — я удивлена, что ты не упомянул о дырках в полах и стенах. Все электрокабели проведены, и Джимбо обещал к вечеру заделать все дырки. — Интересно, как он это сделает? — Не имею представления. Он хочет удивить тебя. — Надеюсь, его сюрприз не будет таким шокирующим, как нерождественские гирлянды? Шейн не успела ответить, потому что в дверях гостиной показалась донья Изабелла. Рядом с ней, вцепившись ручонками в бабушкину юбку, стояла испуганная малышка. — Донья Изабелла! Какой приятный сюрприз! — Ослепительно улыбаясь, Шейн подошла к гостям. — Это, должно быть, Сарита? Здравствуй, милая. Девочка спрятала личико среди многочисленных складок бабушкиной юбки, но потом все-таки решилась осмотреться. Донья Изабелла внимательно взглянула на Чэза, затем на Шейн и сказала: — Кажется, мы пришли в неподходящий момент. — И, конечно, не нарочно, — сухо заметил Чэз. — Не обращайте на него внимания, донья Изабелла, — улыбнулась Шейн. — Вы нам не помешали. Чэз очень переживает из-за дыр в полу. — Дыр в полу? — переспросила гостья. — Чэз тоже удивился, когда увидел их, но он выражал свои чувства гораздо громче. — Шейн! — возмутился тот. — Да, именно так, — улыбнулась она. Тем временем Сарита внимательно рассматривала украшения на стенах. Неожиданно она произнесла, чуть картавя, на испанском; — Abuelita, mira! Que bonita. «Abuelita? — подумал Чэз, пряча улыбку; он немного знал испанский язык, и смысл сказанного ему был вполне ясен. — Вот уж не думал, что кто-то может называть строгую донью бабуленькой!» — Она говорит, что здесь очень красиво, — перевела донья Изабелла. — Действительно, вы хорошо потрудились, Шейн. Конечно, ей было приятно слышать такие слова от строгой старухи, и она торжествующе посмотрела на Чэза, прежде чем ответить: — Спасибо. Мы очень старались. Тот решил тоже проявить немного такта: — Рад, что вам понравилось, донья Изабелла. Но Шейн преуспела не только в этом. Она долго и упорно трудилась, чтобы сделать весь дом таким же красивым, как эта комната. — Разрешите, я покажу вам все, — поспешила предложить Шейн, чтобы избежать возможного конфликта. — Я охотно выслушаю ваши советы, если в них возникнет необходимость. — Что ж, я не возражаю. — Прекрасно! С чего бы вы хотели начать? — Вы приготовили спальню для Сариты? — Это был мой первый проект. Пойдемте. Сарита бросила на Чэза осторожный взгляд и поспешила за Шейн и доньей Изабеллой. В ее взгляде было что-то до боли знакомое. Чэз закрыл глаза. Ему вдруг захотелось выпить, много выпить, чтобы заглушить внезапную необъяснимую боль. — Мы можем изменить цвет стен, поменять мебель, если вы захотите, — говорила Шейн, ведя гостей по коридору; детская ладошка приятно согревала руку. — Вы очень предусмотрительны, — похвалила донья Изабелла. Но что-то в ее тоне смутило Шейн. — Простите, но ваши слова звучат как-то… обидно. — Я с вами искренна, поверьте. Шейн открыла дверь в комнату Сариты и пропустила девочку вперед, осмотреться. Следом вошла донья Изабелла. Подождав, пока она окинет взглядом спальню, Шейн быстро заговорила, очевидно боясь, что ее прервут, не дав высказаться: — Я никогда не буду лгать вам, донья Изабелла, или притворяться, что чувствую не то, что чувствую. Я обещаю вам заботиться о Сарите как родная мать. Клянусь, она никогда не усомнится в нашей родительской любви, никогда не будет чувствовать себя обузой. — Обузой? — повторила донья. — Что вы имеете в виду? Объясните, пожалуйста. Шейн не хотела отвечать, но завоевать доверие доньи Изабеллы было просто необходимо, и она решилась рассказать ей один секрет, о котором знали лишь близкие родственники. — Когда мне было три года, я потеряла родителей, — начала Шейн. — Меня воспитывала тетя. — И у вас были натянутые отношения? — Да. Мой брат Рейф забрал меня к себе, когда мне было двенадцать. — Понимаю. Вы не хотите, чтобы Сарита испытала нечто подобное. — Обещаю, этого не случится. Долгое мгновение черные глаза доньи внимательно изучали ее, заглядывая, казалось, в самые тайные глубины души. — Я верю вам, — сказала она наконец. — Кстати, вы очень мило обставили комнату. Шейн было очень приятно сознавать, что ее старания оценены по достоинству. Она хотела, чтобы Сарита чувствовала себя спокойно и уютно в новой обстановке, понимая, как это нужно маленькой девочке: очень важно чувствовать себя в безопасности, когда ты далеко от родной семьи. Шейн испытала это сама. Она выбрала мебель нежного кремового цвета, на пол постелила мягкий шерстяной ковер, стены были выкрашены в приятный золотистый цвет. Шейн предусмотрела также два больших ящика с игрушками, небольшой письменный столик с секретными полочками для «сокровищ». Но внимание Сариты привлекла куколка, сидящая на скамеечке у окна. Девочка не осмеливалась взять ее, а только смотрела на нее сверкающими глазами. — Нравится? — мягко спросила Шейн, подходя к ней. — Это папа купил тебе подарок. Смелее! Бери ее! Сарита схватила куклу и больше с ней не расставалась. Пока малышка играла, Шейн и донья Изабелла осмотрели ванную комнату. Она не вызвала никаких нареканий. Но в глазах строгой доньи читался какой-то неутоленный интерес. Вернувшись обратно, Шейн подошла к платяному шкафу и открыла его. В задней стенке шкафа обнаружилась маленькая дверца. — Это на случай, если она испугается грозы или еще чего-нибудь, — объяснила она удивленной донье. — Согласитесь, гораздо интереснее попасть в спальню родителей через потайную дверь, чем обычным способом; кроме того, так гораздо быстрее. А ну-ка, малышка, — позвала девочку Шейн, — покажи бабушке, как это нужно делать. Мы скоро присоединимся к тебе. Сарита, прижимая куклу к груди, подбежала к шкафу и мгновенно оказалась в другой комнате, прикрыв за собой дверь. — А мы с вами пойдем туда другим путем, улыбнулась Шейн. Она привела донью Изабеллу в небольшую, залитую солнцем комнатку напротив спальни Сариты. Здесь стены были выкрашены в нежно-голубой цвет; пол был выложен светлым паркетом (тем, кто пользуется тростью, неудобно ходить по ковру); в комнате, кроме кровати и платяного шкафа, стоял маленький журнальный столик с телефоном, старинный торшер и огромное кожаное кресло (прекрасное место, чтобы читать Сарите сказки!); напротив на треножнике стоял маленький телевизор. Шейн бросила на донью Изабеллу чуть испуганный взгляд, боясь, что та не оценит ее старания, и заговорила: — У вас будет собственный телефон и телевизор, по которому вы сможете смотреть «Шоу Опры» или любимый телесериал. Надеюсь, стряпня Моджо придется вам по вкусу. Если вы, конечно, решите… Маленькой девочке нужна бабушка… — Вы хотите сказать, что приготовили эту комнату специально для меня? — Я, конечно, понимаю, у вас есть родственники в Мехико… Но я знаю, как тяжело маленькой девочке расставаться с любимым человеком. Сарита будет очень рада, если вы останетесь… Но если вам надо уехать по делам… Эта комната всегда будет ждать вашего приезда. — Вы сделали это для меня? — Голос доньи Изабеллы дрогнул. — Вы действительно хотите, чтобы я осталась? — Да. Пожалуйста, примите мое предложение. Я знаю, как важна для человека семья. Вы заботились о Сарите, когда погибла ее мать, и она очень любит вас. — Макинтайр не разрешит мне остаться, — сухо заметила донья. — А я скажу ему, что вы переезжаете к нам на две недели, чтобы Сарита быстрее привыкла к новой обстановке. За это время он привыкнет к вам и смирится с тем, что вы остаетесь с нами. — Сомневаюсь. — Напрасно, Изабелла! Чэз только притворяется бессердечным, на самом деле у него доброе сердце. Ну, что вы решили? — Я согласна, — ответила донья Изабелла, явно сдерживая слезы радости. — Я поговорю обо всем с Чэзом. — Хотела бы я быть мухой, чтобы незаметно подслушать ваш разговор, — улыбнулась сквозь слезы пожилая женщина. — Боюсь, это меня пришлепнут как муху, хмыкнула Шейн. Донья ласково провела рукой по ее щеке и мягко спросила: — Вы действительно этого хотите, детка? — Конечно, — без малейших колебаний ответила Шейн, прекрасно понимая безграничную любовь доньи Изабеллы к правнучке. — Я с самого начала планировала, что вы будете жить у нас. Пожалуйста, останьтесь. — Я останусь. А теперь проводите меня к Сарите. Кстати, вы можете сказать синьору Макинтайру, что я разрешаю ему заботиться о дочери. И еще скажите ему, что я остаюсь с вами, чтобы убедиться, что Сарита привыкла к новому дому. — То есть навсегда? — Навсегда, — кивнула она. В коридоре они встретили Джимбо. Он заделывал дырки в полу миниатюрными мозаичными плитками, которые Шейн привезла с собой из Коста-Рики. — Это ваши изделия? — поинтересовалась донья Изабелла у Шейн. — Угадали. — Увлечение или работа? — Я занимаюсь этим в свободное время. — Знаете, — донья Изабелла неожиданно сменила тему разговора, — меня не покидает ощущение, что вы давно знакомы с Макинтайром… что вы встречались с ним до того, как он познакомился с Мадлен. — Мы были женаты, — призналась Шейн, — но мой брат посчитал, что я слишком молода, и аннулировал наш брак. — Что ж, это многое объясняет. — Неужели вы передумали жить с нами? — Нет, дорогая. Я приняла правильное решение. Позволь дать тебе маленький совет. Ничего, что я обращаюсь на «ты»? Откройся мужу, расскажи ему, что тебя тревожит. — Я не могу! — Грустно видеть двух любящих людей, которые боятся рассказать друг другу о своих чувствах. — Чэз не любит меня! — Став старой, как я, ты поймешь, как глупо звучат твои слова. Сделай это, дорогая, или… — Или? — ..или ты будешь до конца дней своих рыдать по ночам в подушку, вспоминая о прошлом, которого, увы, не вернуть. — С этими словами донья Изабелла позвала Сариту когда девочка выбежала из спальни Чэза и Шейн, она взяла ее за руку и повела к выходу. — Что значит: «она ушла»? Где Сарита? — Чэз был вне себя от злости. — Я не успел даже попрощаться с ней! — Не волнуйся, все хорошо, она вернется. — Что эта ведьма тебе сказала? Она позволила нам воспитывать Сариту? — И не только, — уклончиво ответила Шейн. — Что это значит? Дай угадаю… У нее есть еще какое-то условие? — Донья Изабелла обещала мне, что оно будет последним. — Мне было бы гораздо спокойнее, если б я услышал это сам, — заметил Чэз, — но делать нечего… Чего она хочет? Шейн не ответила, а подошла к окну в гостиной и задумчиво произнесла: — Вот куда можно будет поставить рождественскую елку… — Мы уже обсуждали этот вопрос, помнишь? — Я думала, ты изменил свое решение, — в ее голосе слышалось отчаяние. — Нет. — Но Сарита… — Забудь ты про елку, расскажи мне наконец, чего хочет от нас донья! Шейн обернулась. В глазах ее стояли слезы: — Она еще совсем маленькая, Чэз, и не поймет, почему ты ненавидишь Рождество. Сарита не сможет понять, почему у нее в доме нет елки, праздничных огней и подарков, как у других ребят. Чэз подошел и обнял ее за плечи, чувствуя, что за этими словами скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. — Давай не будем говорить сейчас о Сарите, — мягко попросил он. — Прости, — Шейн вытерла слезы. — У меня тоже есть плохие воспоминания о Рождестве… Я сделаю все, чтобы твоя дочь никогда не узнала этого горького чувства. Чэз попытался ее успокоить: — Брось, дорогая, стоит ли плакать из-за какого-то дерева. — Я просто хочу, чтобы Сарита была счастлива. — Ты плачешь не только поэтому. Давай же, расскажи мне все. — Я плохо себя чувствую… Мне надо полежать… — Дорогая… — Пожалуйста, Чэз, дай мне отдохнуть. — Но ты так и не сказала, чего хочет от нас донья Изабелла. — Думаю, сейчас я не в состоянии ответить… — прошептала Шейн и быстро выбежала из гостиной. Чэз хотел было ее догнать, но благоразумие взяло верх. «Надо считаться с ее желаниями, подумал он, посмотрев на часы. — Час дня. Пусть немного отдохнет, потом мы с ней обо всем поговорим: и о нашем прошлом, и о Сарите, и о нашем браке, и о будущем…» Глава 9 Моей давно потерянной невесте Еще один год прошел, и снова наступила зима. Или она была всегда? В моей душе она поселилась навечно. Я смотрю на белоснежную равнину и вспоминаю тебя: ты была такой же чистой и непорочной, когда мы впервые поцеловались. Сколько лет прошло, а воспоминания не меркнут! Ничего не понимаю: наша любовь давно умерла, а я все еще вижу тебя в каждой встречной женщине. Ты так же прекрасна, как была в тот вечер. В моем сердце, в моих мыслях только ты. Я вспоминаю твой голос, улыбку, чарующий аромат духов. Я храню тебя в своем сердце, здесь ты в безопасности, и я могу мечтать о тебе, когда захочу. Шейн… Жена из прошлого… Единственная женщина, которую я любил и люблю до сих пор. Чэз нашел жену в спальне. Она крепко спала. Чэз присел на край кровати и (уже в который раз!) мысленно спросил себя: «Почему у Шейн так быстро испортилось настроение?» Неожиданно ему в голову пришла удивительная мысль: «Может, она узнала, что не беременна, и боится, что я прогоню ее?» Стук в дверь вернул его к реальности. На пороге стоял Моджо с подносом. — Хозяйка не спустилась к обеду, — сказал он. — Может, вы заставите ее поесть немного? Проводив его, Чэз невольно подумал, что Шейн умеет завоевывать людские сердца. Поставив поднос на тумбочку у кровати, он посмотрел на спящую жену: она выглядела хрупкой и беззащитной. Почувствовав на глазах слезы, Чэз поспешил чем-то заняться. «Ей неудобно спать в одежде, — подумал он. — Надо переодеть ее в пижаму». Чэз выдвинул верхний ящик трюмо — пусто. Второй, третий, четвертый — пусто! «Что за черт!» — выругался он, не зная, что и думать. Сначала Чэз решил, что Шейн собирается уехать, и обвинил во всем донью Изабеллу, которая, очевидно, обидела ее плохим отношением, вынудив уложить чемоданы. Чэз подошел к шкафу и открыл его: там висело одно-единственное платье, а внизу стояли сумка и два чемодана. Неожиданно он все понял: она не распаковывала вещи со дня их приезда! «Шейн была готова уехать в любой момент! — размышлял Чэз. — И как я этого не замечал? Она была готова покориться своей судьбе, как и я когда-то! Нет, я ее не отпущу!» Он не знал, когда в нем произошла эта перемена, но всей душою желал, чтобы она осталась с ним навсегда. Чэз старался убедить себя, что не любит ее, а просто наслаждается теплом и уютом рядом с ней, напрасно. Он понял, что просто обязан сделать что-нибудь, чтобы она не ушла. Решение пришло мгновенно. Чэз достал из шкафа ее вещи и стал быстро раскладывать их по местам… Неожиданно он заметил на дне чемодана маску, взял ее в руки, вспоминая их последнюю встречу на Балу Золушки. Колокольчики мелодично зазвенели, приветствуя его. Потом его взгляд снова упал на пустые чемоданы. Чэз быстро открыл окно и выкинул их на улицу. Шум разбудил Шейн. — Чэз, что ты сделал с моими чемоданами? сонным голосом спросила она, садясь на кровати. — Я навожу порядок, — Чэз протянул ей поднос с едой. — Проголодалась? — Не понимаю, какой порядок? — Ты умная женщина. Догадайся. — Да-а… В ближайшем будущем я точно никуда не уеду. — Правильный ответ. Умница! — Даже несмотря на то, что проблема решена и донья Изабелла наконец разрешила тебе воспитывать Сариту? Чэз протянул Шейн сандвич, прежде чем ответить: — Этому дому нужны умелые женские руки. Кроме того, мне нужны твои советы, чтобы правильно воспитывать дочь. Соседи у нас хорошие… — Ты что же, хочешь навечно привязать меня к этому дому? — чуть нахмурившись, спросила она. «Да, она собиралась уйти от меня!» — подумал Чэз, а вслух поинтересовался: — А мне придется это сделать? — Мы никогда не обсуждали наболевшие вопросы, — заметила Шейн, откусывая кусочек сандвича. — Думаю, время пришло. Чэз не хотел слышать, что она не беременна, и поэтому попытался отшутиться: — Мне что-то не хочется. Давай отложим до следующего раза… Но Шейн не слушала его, она решила окончательно расставить точки над «i». — Ты искал меня, Чэз? «И почему она вдруг вспомнила об этом?» тоскливо подумал Чэз, чувствуя, что совершенно не готов к подобному разговору. — Искал, но Рейф постоянно мешал мне. — И сколько времени ты искал меня? — Шейн… — День? — Дорогая, давай не будем… — Месяц? Год? Может, больше? — Черт побери, Шейн, ты ничего не понимаешь! — рассердился Чэз. Он находил все больше доказательств тому, что она хотела уйти от него. — Так просвети меня! — Прекрати, слышишь? Шейн посмотрела на Чэза с укором и тихо спросила: — Ты сдался, да? Тот стал мерить шагами комнату, чувствуя, что уже не может рассуждать логически. Случайно взглянув в зеркало трюмо, он ужаснулся: «Бледный, растрепанный, с горящими глазами настоящий дикарь! Надо же!» Чэз сделал несколько глубоких вдохов, стараясь взять себя в руки, но напрасно: казалось, вся комната пропиталась негативными флюидами. — Я искал тебя, Шейн! Где ты была? Почему ты не вернулась ко мне? — Я пыталась. Спокойный ответ Шейн вернул Чэзу самообладание, и он был рад этому. — И что же тебя остановило? — Я… попала в аварию. — В аварию? В ту самую аварию, о которой ты рассказывала Моджо? — Да. Чэз растерянно присел на край кровати: — Это из-за меня… это из-за меня ты получила шрамы… — Нет, что ты! — Шейн обняла его за плечи. — В том, что случилось, никто не виноват. Был дождь, под колесо попал камешек… — Рейф пытался тебя остановить, не так ли? — Он не преследовал меня, если ты это имеешь в виду. Рейф знал, куда я еду, и хотел перехватить меня по пути в аэропорт. Мне повезло, Чэз, — если бы он не поехал по горной дороге… — Не продолжай, пожалуйста! — Да ты весь дрожишь! — Шейн заглянула ему в глаза, в ее взгляде читались забота и тревога. «Нет, я больше не могу!» — подумал Чэз и хрипло произнес: — Скоро и ты задрожишь, детка… Он опрокинул ее на кровать. Шейн не сопротивлялась. Она смотрела на него спокойно и нежно, как жена смотрит на мужа. Чэз торопливо скинул одежду, помог раздеться Шейн. В наступающих сумерках он довольно быстро разыскал на ее теле тоненькие серебряные полоски — зажившие шрамы, и стал их осторожно целовать. По ним, как по карте, он мог прочитать, как сильно страдала она все эти годы. Насладившись дивным ароматом ее кожи, Чэз нежно взял ее за запястья, и она инстинктивно сцепила ладони у него на шее, словно приглашая его прижаться к ней еще ближе. От первого прикосновения его губ Шейн вздрогнула и закрыла глаза, чувствуя, как с каждым движением его языка внутри нее разгорается пламя. Почувствовав, что время пришло, Чэз медленно вошел в нее, лаская пальцами ее грудь и живот… — Как давно они у тебя? — спросил Чэз, когда они немного отдышались. — Давно. — Как давно? Пять лет? — Да! — Шесть? — Да! — А может, восемь? Ты спешила на Бал Годовщины к Монтегю, да? Ты надеялась встретить меня там, чтобы начать все сначала? — Да, Чэз! — Шейн была готова расплакаться от счастья. — Я так этого хотела… на самом деле хотела… Чэз не дал ей договорить. Он поцеловал Шейн так нежно и страстно, что у нее из глаз брызнули жгучие слезы радости. «Все в прошлом», — слышала она его слова, и все в ней трепетало от счастья и блаженства. Чэз снова коснулся губами ее тоненьких шрамов. Он целовал каждый миллиметр этих знаков верности, навсегда врезавшихся в ее стройное, гибкое тело. Его ласковые руки скользнули по ее груди, животу и бедрам, губы коснулись самой сокровенной части женского тела. Шейн выгнулась под ним, ее тело беспрекословно подчинялось своей природе — ноги раздвинулись, живот напрягся, соски набухли… — Чэз, прошу тебя… — с трудом разлепила она опухшие от поцелуев губы. — Да, дорогая… — совершенно охрипшим голосом ответил тот. — Я буду… ублажать тебя всю ночь. Сейчас наше… время. Чэз еще раз быстро скользнул рукой по полной груди, животу и, почувствовав под ладонью влажное теплое лоно, быстро вошел в нее… Теперь они стали единым целым: одна душа, одно сердце, одно наслаждение!.. Безумно влюбленные супруги быстро заснули, не разжимая сладостных объятий… Правда, Чэз проснулся среди ночи, но шевелиться не стал, чтобы не разбудить жену. Он был счастлив, зная, что Шейн останется в его жизни навсегда. — Повтори, пожалуйста, что ты сделала? — Я знала, что ты разозлишься. — Шейн, завернувшись в простыню, искала чулки и разговаривала с мужем. — Поэтому и не сообщила тебе раньше. — Слушай меня внимательно, жена: скорее ад замерзнет, чем я разрешу этой ведьме жить с нами! Достаточно она мучила меня! — Донья Изабелла заботится лишь о благополучии Сариты. — Глупости! — Чэз не сводил глаз со стройной фигуры Шейн. — Она хочет свести меня с ума. — Сарита нуждается в ней. Кроме того, я уже ответила «да». — Придумай что-нибудь. — Что именно? — Солги. Скажи правду. Объясни, что у нас нет комнаты для нее… Короче, любым способом отправь «Ее Величество» в Мехико! — В твоем плане есть одна маленькая загвоздка. — И какая же? — Я не могу сказать ей про комнату… потому что она уже видела ее. — Не понимаю, что она видела? — Я… я… — чуть слышно произнесла Шейн, приготовила одну из спален для доньи Изабеллы и, конечно, пригласила ее взглянуть… — Что?! — Если бы ты больше интересовался тем, что я делаю, — голос ее окреп, стал уверенным, — ты бы заметил это. Я ничего от тебя не скрывала и не скрываю. Чэз вскочил с кровати: — Ты хочешь сказать, что планировала это с самого начала?! — Я всегда говорю то, что думаю. Я предельно откровенна с тобой. «Ну почему он опять злится на меня, как тогда на Балу Золушки? Может, нам не следовало заниматься любовью? — размышляла Шейн. — А может, он заранее все спланировал, чтобы… Глупости! Чэз был искренен со мной, я знаю!» — Так! Значит, ты переделала одну из комнат специально для доньи Изабеллы! — Да. — И она… Я даже боюсь произнести… Она остается? — Да, да. — Почему? Шейн уверенно ответила: — Сарита нуждается в ней. — У нее есть мы. — Это не одно и то же, Чэз. Поверь, я знаю. Сарита знает донну Изабеллу с рождения. Она — ее единственная семья. Донья Изабелла ничего не рассказала мне, но я подозреваю, что она не хочет увозить девочку в Мехико из боязни, что ее не примут другие родственники Мадлен. — Я никогда не задумывался над этим, — признался Чэз. — Но донья Изабелла все равно должна уйти. — Ты хоть представляешь себе, как больно маленькой девочке расставаться с любимым человеком? Что-то в ее голосе привлекло его внимание. — Конечно, нет. А ты? — Да, — спокойно ответила Шейн, но было очевидно, что ей неприятно об этом говорить. — Сарита будет расти среди любящих ее людей. Однако никто и никогда не заменит девочке бабушку. — Твои неприятные воспоминания как-то связаны с тетей? С той самой тетей, от которой тебя забрал Рейф? Шейн кивнула: — Раньше я ни с кем об этом не говорила, даже с братом. Но ради Сариты, ради ее благополучия… я расскажу тебе свою печальную историю. — Дорогая, если это причиняет тебе боль, то не надо… Но Шейн уже не слушала его, ее мысли были далеко в прошлом. — У нас с Рейфом были разные матери. Ты знаешь об этом? Впрочем, не важно… Моя мать и отец погибли, врезавшись на катере в причал. Мне тогда было три года, а Рейфу — шестнадцать. Мы остались одни, мать Рейфа умерла от какой-то болезни еще до того, как познакомились мои родители. И ему пришлось взвалить на свои плечи огромную ответственность: управлять кофейной плантацией, присматривать за мной, распределять семейный бюджет… — Я ничего не знал… — Чэз нежно обнял Шейн за плечи и посадил на кровать. — И что же случилось потом? — Он все потерял. Наш дом, деньги… Рейф был в отчаянии: нам нечего было есть. — И что он сделал? — Рейф собрал оставшиеся деньги, позвонил сестре моей мамы и попросил ее забрать меня к себе. Тетя Джеки прилетела и забрала меня во Флориду как раз накануне Рождества… — А как же он? — Тетя сказала, что Рейф не имеет к ее семье никакого отношения, и отказалась заботиться о нем. С тех пор она даже не произносила его имени и уж, конечно, не говорила о его дальнейшей судьбе. Чэз никак не мог представить Рейфа — мужественного, волевого человека — беспомощным подростком. — Она что же, бросила его на произвол судьбы? Шейн молча кивнула и продолжила свой рассказ: — Я очень не хотела уезжать. Я была готова жить с Рейфом на улице, лишь бы остаться в Коста-Рике. Но кто станет слушать маленького ребенка! — И как тебе жилось у нее? — осторожно спросил Чэз, прижимая ее к себе и чувствуя, как она дрожит. — Тетя Джеки любила рассказывать о том, какой легкомысленной и порочной была моя мать и что она была против ее брака с моим отцом. Первое, что она сделала, когда мы приехали во Флориду, — сожгла мое скудное имущество, в том числе и любимую куклу — подарок Рейфа… — У Шейн задрожали губы и на глазах выступили слезы. — Ты часто спрашивал меня, почему мне так хочется иметь на Рождество елку… Понимаешь, у тети Джеки ее никогда не было… Я росла, как Золушка у злой мачехи… — А как же Рейф? — спросил Чэз, когда она немного успокоилась. — Он искал тебя? — Да, и нашел. — Сколько тебе было тогда лет? — Двенадцать. «Девять лет — вечность для маленькой сироты! — подумал Чэз. — Девять лет! Я искал тебя так же долго, Шейн!» Вслух он поинтересовался: — И тетя Джеки вернула тебя? — Нет, — Шейн брезгливо поморщилась, как будто испачкалась чем-то мерзким. — Она продала меня ему. Чэз почувствовал, что всей душой ненавидит эту отвратительную женщину. Он еще крепче прижал к себе Шейн, шепча ласковые слова. — Нет, Чэз, — остановила она его, — ты меня не так понял. Я рассказала тебе эту историю не для того, чтобы ты меня пожалел! — Не волнуйся, все хорошо… — Нет, — Шейн спрятала лицо у него на груди, все плохо! Я знаю, ты не можешь любить меня, но Сарите очень нужна твоя любовь. Она невинный ребенок, не заставляй ее страдать, как страдала я. Девочка нуждается в бабушке. Прошу тебя, Чэз, выполни мою просьбу! — Не надо, не плачь… Шейн торопливо вытерла слезы: — Прости меня, я больше не причиню тебе боли… Дом для Сариты готов — и я ухожу. Чэзу хотелось кричать, плакать, ругаться на чем свет стоит, но… он не мог, сраженный неожиданным известием: она все же собирается уйти от него! Глава 10 Чэз удивленно замер в дверях гостиной, увидев, что Пенни беседует с доньей Изабеллой. И не просто беседует, а учит играть в карты! — Боюсь, вы расстроитесь, увидев мои карты, ухмыляясь, заявил Пенни. — Я постараюсь держать себя в руках. — Масть! Вы проиграли! — Сыграем еще раз, сеньор Пенворси? — Охотно, сеньора! Только не называйте меня полным именем. — Как вам угодно, сеньор Пенни. — Так, уже лучше! — усмехнулся тот, выкладывая карты на стол. — Два туза, два короля. — Впечатляет, — улыбнулась донья Изабелла. — А у меня четыре дамы. Я выиграла, не так ли? «Вот уж не думал, что настанет такой день, когда я увижу этих двоих играющими в карты!» — подумал Чэз, ухмыляясь. На этом сюрпризы не закончились. Войдя на кухню, он увидел, как Моджо и Сарита вместе пекут печенье. Они стали неразлучными друзьями с тех пор, как она случайно забежала на кухню. Моджо в тот момент сидел за столом и чистил картошку. Сарита резко остановилась и, вместо того, чтобы испугаться, с интересом уставилась на его шрамы, потом забралась к нему на колени и стала осторожно складывать очищенный картофель в миску с водой… Несмотря на то, что все было более чем прекрасно, Чэз страдал: Шейн ушла от него! Он каждую минуту вспоминал о ней, о ее страстном желании нарядить рождественскую елку, о том, как отчаянно она нуждалась в его любви. Чэз ненавидел себя за то, что своим малодушием растянул их страдания на девять долгих лет и не смог своей любовью исправить ошибку, когда они снова встретились. Неожиданно ему пришло в голову одно очень важное решение, и он направился в кабинет. Там он открыл выдвижной ящик письменного стола, достал визитную карточку Рейфа и набрал нужный номер. Раздался гудок. — Бьюмонт слушает, — раздался знакомый голос. — Ты сказал, что я могу обратиться к тебе за помощью… — Макинтайр? — Угадал. Ты не мог бы сделать мне одолжение?.. Несмотря на зиму, Сан-Франциско встретил Чэза моросящим дождем. Он стоял напротив какого-то музея и ждал появления Рейфа. «Почему он не позвал Шейн к телефону? — размышлял Чэз. — Если он злится на меня, тогда зачем назначил встречу?» — Рад, Макинтайр, что ты все-таки пришел, раздал знакомый голос. Чэз обернулся: Рейф. Они обменялись крепким рукопожатием. — Ты не оставил мне выбора. — Так оно и есть, — усмехнулся тот. — Я должен сказать тебе кое-что, чтоб сестра не слышала. — И для этого я потащился в Сан-Франциско? — Не только, поверь мне… Мы могли бы осмотреть город. В своей «дружеской» беседе оба не скрывали враждебности друг к другу. Они не спеша прошлись вокруг музея. Разговор не клеился. Наконец Рейф решился: — Зачем ты просил меня позвать Шейн к телефону? — Она должна знать, что я ни за что на свете не откажусь от нее, особенно теперь, когда знаю, сколько она пережила, в том числе и из-за меня. — Значит, она рассказала тебе о тете Джеки? — Да. — И об автомобильной аварии? — Да. — И о том, что она купила тогда билет на Рождественский Бал Золушки? — Но я не видел там ее! — удивился Чэз. — Потому что я забрал у нее этот билет и отправился туда сам. В тот вечер мы с Эллой поженились. — Значит, ты снова украл ее у меня?! — прорычал Чэз, сжимая кулаки. — Признаю, я был не прав. Но, согласись, если бы обстоятельства сложились по-другому, в твоей жизни не было бы Сариты. — Иначе я выбил бы тебе все зубы. Рейф продолжал говорить, даже не обратив внимания на угрозу Чэза: — Тем более поздно вспоминать прошлое… — Поздно, слишком поздно, — согласился тот. — Ты уверен, что это не гордость говорит в тебе? — Если бы во мне осталась хоть капля гордости, я не стоял бы здесь. — Нет, за всем этим скрывается еще что-то. О чем ты не хочешь говорить. Давай же, поделись со мной! — Ты напрашиваешься на неприятности, Бьюмонт! — Хорошо, — усмехнулся Рейф. — Тебе все равно придется это сделать. — Он протянул ему довольно большую картину (странно, но Чэз почему-то не заметил, что он что-то держит в руках). — Это недавно прислали нам авиапочтой. Шейн просила передать ее тебе. Она сказала, ты все поймешь. Чэз взглянул на картину и замер: это было мозаичное панно, и на нем был изображен он — Чэз Макинтайр! Он поднимался по лестнице на балкон, частично оставаясь в тени, частично освещенный светом из окна; наверху его с нетерпением ждала женщина, протягивая навстречу руку. Внизу было написано название «Вечная любовь» и стояла подпись — подпись Шейн! Чэз был готов кричать от радости! — Бедная моя сестра любит тебя. А ты до сих пор сомневаешься, любишь ли ее, — услышал он голос Рейфа. «Нет, не сомневаюсь! — восторженно думал Чэз. — Наша бессмертная любовь навеки связывает нас! Как жаль, что я боялся признаться в этом раньше!» — Спасибо тебе, Рейф! — Чэз дружески похлопал его по плечу. — Мне пора домой! Она ждет меня там! «Скорее, скорее… — вихрем проносились торопливые мысли, когда он садился в машину. — Завтра Рождество, и у меня есть уютный дом, дочь, донья Изабелла, немного надоедливые слуги… Но самое главное, у меня есть любящая жена, которую я люблю всем сердцем!» — Что он там делает? — шепотом поинтересовалась Шейн у Джимбо (уже, наверное, в третий раз), проходя мимо запертой двери кабинета. — То же, что и всегда, — угрюмо ответил тот, пьет и пишет письма. Он проводит так каждый сочельник. — Но почему? — Не знаю. Может, вам пойти к Моджо на кухню? Там всегда есть работа. — Нет, спасибо. Не сейчас. Джимбо пожал плечами и направился по своим делам. Шейн на цыпочках подошла к двери, стараясь расслышать, что происходит внутри. — Я могу вам чем-нибудь помочь, хозяйка? — Это Пенни. — Нет. Я только… — Подслушивали? — Что-то вроде того, — вздохнув, призналась она. — Что ж, продолжайте. Только хочу предупредить вас: до утра он не выйдет из кабинета. Так было всегда. Шейн бросила последний взгляд в сторону запертой двери и поспешила в спальню. Увы, в этом доме не будет настоящего Рождества, с елкой, цветными огоньками, подарками… Она взяла в руки яркую коробочку — подарок Чэзу. А какой замечательный сюрприз она приготовила для Сариты! Не в силах больше сдерживаться, Шейн упала на постель и разрыдалась. Поплакав вволю, она заснула. — Тише, болван! — Но, босс, вы требуете невозможного: протащить такое большое дерево в такой узкий дверной проем… — Если ты разбудишь жену или дочь, я тебе голову оторву! — Куда ставить-то, босс? — кряхтя, поинтересовался Моджо. — У окна. — Я принес, что вы просили, — в дверях гостиной показался Джимбо. — Если ты немедленно не прекратишь топать как слон, я свяжу тебя этими гирляндами, а на уши повешу хрустальные шары! — Ну что вы привязались к моим ушам, босс! Они абсолютно не годятся для того, чтобы украшать их. — Точно! — усмехнулся Пенни. — Да замолчите вы, наконец! — Все еще не могу поверить, босс: вы в трезвом виде собрались наряжать рождественскую елку… Что случилось с вашим любимым коньяком? — Я с ним расстался навсегда. Пенни. — Я знал, что женитьба плохо влияет на мужчину, — усмехнулся тот. — Может быть, — улыбнулся Чэз. — Всем спасибо. Теперь идите спать. Дальше я сам управлюсь. — Вы не хотите, чтобы мы вам помогли? — удивился Пенни. — Я должен сделать все сам, — ответил Чэз и подумал: «И это доставит мне огромное удовольствие!» На следующий день Шейн проснулась удивительно рано. Чэза рядом не оказалось, как и предупреждал Пенни. Она выскользнула из постели, надела халат и поспешила к его кабинету. Ей предстояла последняя попытка убедить Чэза справлять Рождество… Кабинет был открыт, но его там не оказалось. Тогда Шейн, бесшумно ступая босыми ногами по паркету, направилась в гостиную и… замерла на пороге Ее муж спал на полу, а рядом с ним стояла… Шейн протерла глаза. Да, она не ошиблась: это живая рождественская елка! Наверное, она вскрикнула от радости, потому что Чэз заворочался и открыл один глаз. — О, Чэз, — прошептала Шейн, — ты сделал всю эту красоту один? — Доброе утро, дорогая! С Рождеством! — Ты, оказывается, знаешь, какой сегодня день! — усмехнулась она. — Конечно, знаю. А ты? — И я тоже. Не могу поверить: это же рождественская елка! — Где? — хитро сощурился Чэз. — Я же не справляю Рождество, забыла? Странно, как она сюда попала… — Ты даже украсил ее… О, Чэз! — Дорогая, не плачь! Я сделал это, чтобы порадовать тебя, а не огорчать. — Я не плачу, — всхлипнула она. — Я счастлива! Чэз улыбнулся и поцеловал ее. Его поцелуй говорил ей о любви и страсти больше, чем все слова на свете. — С Рождеством, жена… Шейн прижалась к нему: — Значит, ты ночью притащил сюда елку и наряжал ее до утра? — Что-то вроде того. — Но почему? — Потому что я понял, что ошибался. Вы с Саритой, как никто, заслужили это Рождество. — Ты даже приготовил подарки… — Для тебя у меня есть совершенно особенный подарок. — И какой же? — Не скажу. Это сюрприз. Шейн хотела задать ему еще очень много вопросов, но тут в гостиную вбежала Сарита. Увидев огромную елку, богато украшенную различными огоньками, гирляндами и шарами, и разноцветные подарки, аккуратно сложенные под ней, девочка радостно взвизгнула и обняла отца. — С Рождеством, принцесса! — в один голос сказали Шейн и Чэз. Тут в гостиную вошли донья Изабелла, Моджо, Джимбо и Пенни. — Замечательно! — похвалили они. Следующие несколько часов были самыми счастливыми в жизни Шейн. Быстро позавтракав, все отправились открывать подарки. Счастливая Сарита, открыв свои подарки, расцеловала всех, но особенно нежно она целовала своих родителей — Чэза и Шейн. И, конечно, они не смогли сдержать слез. Шейн только сейчас поняла, как сильно она любит свою приемную дочь, а Чэз был просто на седьмом небе от счастья. Моджо получил в подарок большой удобный нож для резки мяса («Без всяких намеков» — как сказал Чэз), Джимбо — специальную планшетку, которую можно пристегивать к поясу («Для записи важных дел», — улыбнулась Шейн), а Пенни — новую колоду карт («Вместо старых», — подмигнул Чэз). Донья Изабелла оценила по достоинству махровый халат и уютные тапочки. Какое-то время спустя Чэз привел жену в спальню. — Я хочу вручить тебе свой подарок наедине, объяснил он. — И я тоже. Кто будет первым? — Я подожду. Вот. Открой это. Шейн послушалась: в небольшой шкатулке с позолоченной окантовкой лежали письма… для нее! Волнуясь, она достала то, что лежало сверху — Я так и не решился послать их тебе… — объяснил Чэз. — Прочти его… Шейн кивнула и вскрыла конверт. Моей вновь обретенной невесте Мне осталось сказать только одно: я люблю тебя! Я так долго отказывался признаться в этом даже себе, а теперь смело говорю: я люблю тебя, жена моя, моя единственная! Навеки твой, Чэз. — Ты написал это вчера, когда заперся в кабинете, верно? — воскликнула Шейн, закончив читать. — Да, — улыбнулся Чэз. — В этой шкатулке лежат все письма, которые я писал тебе в годы нашей разлуки, но так и не решился отправить. И еще кое-что… — многозначительно добавил он. Шейн дрожащими руками перебрала письма в шкатулке и извлекла два золотых билета на следующий Бал Годовщины. — О, Чэз! — выдохнула она, не в силах больше сдерживать слезы. — Нам придется долго ждать, но все-таки… Шейн прижалась к его груди. Они помолчали. — Скажи, — спустя какое-то время поинтересовалась она, — почему ты так долго не решался признаться мне в любви? — Я любил тебя, Шейн, но мне мешала злость. Я злился на Рейфа за то, что он разлучил нас тогда. Я злился на тебя за то, что ты не вернулась ко мне. Но на себя я злился еще сильнее за то, что сдался и не нашел тебя. — Понимаю… — Я всегда буду любить тебя, дорогая… Шейн не дала ему закончить, страстно и искренне поцеловав его. — А теперь мой подарок… Чэз торопливо разорвал яркую обертку и нашел в маленькой коробочке детский чепчик. Сердце бешено забилось. — Ты беременна? — догадался он. — На самом деле? — На самом деле, — улыбнулась она. — Это… самый лучший подарок на свете! Интересно… — Что? — Нет, это слишком глупо… — Чэз! — Интересно, — усмехнулся он, — уж не Моджо ли был твоим консультантом? — Я беременна. Это абсолютно точно. — Как ты думаешь, он сумеет «разглядеть» нашего следующего ребенка? — Следующего? — Я хочу еще детей от тебя, дорогая… — Поживем — увидим, — улыбнулась Шейн. ЭПИЛОГ Шейн стояла около рождественской елки и с улыбкой смотрела на мужа, который увлеченно щекотал Сариту, а та заливалась звонким искренним смехом. Ей уже исполнилось восемь лет, и она была заботливой старшей сестрой для Кейтлин и для недавно родившихся девочек-близняшек, которых Моджо «распознал» еще до того, как это сделали врачи. Все пять лет супружеской жизни с Чэзом Шейн была безмятежно счастлива. Дочки, донья Изабелла, Моджо, Джимбо, Пенни — они тоже окружали ее теплом и трогательной заботой. Она жила в атмосфере любви и понимания. Чего же ей еще желать в новом году? Подмигнув озорникам, Шейн направилась в кабинет Чэза, села за стол. Ей хотелось написать что-нибудь приятное мужу. Каждое Рождество они посылали друг другу любовные записки, и она была уверена, что так будет всегда. Кто-то осторожно потянул ее за рукав. Шейн обернулась: это была Кейтлин. Она посадила дочку на колени и начала писать: Любимый мой…