— Нет, Кэшел, — со смехом сказала Лайана. — Я бы хотела, чтобы ты закончил расчищать надпись, как ты начал. Прошу прощения.

— Это больше по моей части, — мягко отозвался Кэшел. Он провел тыльной стороной лезвия по шероховатой земле, как плуг, вспахивающий неперспективную почву. Он должен был быть осторожен, чтобы не сломать лезвие, потому что его было бы трудно заменить. Городские жители здесь носили ножи не чаще, чем в Валлесе или Эрдине, и он не предполагал, что Лайане и Расиль захочется мотаться по сельской местности в поисках кузнеца, специализирующегося на ножах.

Лайана стерла остатки грязи подолом своей накидки. Буквы были потертыми, особенно сверху. Но, очевидно, не настолько, чтобы их нельзя было прочитать. — «Когда жрецы совершат эти обряды», — стала читать Лайана ясным голосом, ее палец водил по строчке, чтобы не упустить из виду едва различимые буквы, — «они могут вызвать Лорда Горанда из его покоев. Лорд Горанд защитит народ Дариады от Всепожирающей Опасности» — я думаю, так оно и есть — «как он защищал их в прошлом». Она поднялась на ноги и повернулась. — Ритуалы должны были быть на верхней части камня, — тихо сказала она Расиль. — Я так думаю.

Расиль со смехом прищелкнула языком. — Подожди, — сказала она. — И прочти, когда увидишь. Волшебница уселась на расстоянии вытянутой руки от камня и бросила стебли тысячелистника на мостовую. Они упали — просто упали, насколько мог видеть Кэшел, — в звезду с рукой и двумя пальцами.

Расиль начала причитать. Поскольку Кэшел был рядом с ней, он знал, что эти звуки были словами силы Коэрли, а не болью в животе. Столб волшебного света медленно поднялся из центра звезды. Он был таким же чистым, как солнце сквозь рубин. Люди, наблюдавшие за происходящим с другой стороны от охранников, закричали, некоторые были взволнованы, но остальные казались испуганными. Солдат оглянулся через плечо, увидел свет и выронил копье. Он упал на колени, плача. Толпа, однако, не напирала так, как раньше, так что это не имело значения, за исключением, вероятно, самого солдата.

Столб красного света медленно изгибался, как сосна на сильном ветру. Когда его кончик коснулся стелы, он растекся по посыпанной песком поверхности, как вода впитывается в ткань. Вместо грубого серого камня фон отливал розовым, на котором горели буквы, такие четкие и твердые, будто они были вырезаны на сердолике.

— «Если Всепожирающая Опасность снова будет угрожать», — прочитала Лайана, принимаясь за дело, как будто ждала этого, — «жрецы произнесут следующие слова силы: Абрио сет аларфо...»

Расиль завопила что-то, что не имело ничего общего с тем, что произнесла Лайана. Кэшел даже не думал, что человеческое горло могло издать такой звук. Тем не менее, ритм песнопения был таким же.

Лайана читала дальше: — «Алар алариот...» Она стояла так же прямо и спокойно, как, если бы разговаривала с Шариной о том, как официально одеться на встречу. Когда она произнесла эти слова, Расиль пропела их в ответ на манер Корлов.

Воздух стал красным, как поверхность камня. Толпа и солдаты к этому времени разбежались. Некоторые открыли рты, чтобы закричать, но Кэшел ничего не услышал из-за звука, похожего на шум ветра, проносящегося сквозь заросли болиголова. Аминей тоже ушел; вернулся в свой кабинет, как предположил Кэшел. Если человек не видел такого раньше, то волшебство было действительно пугающим.

— Ортио! — произнесла Лайана, и снова раздались визги Коэрли. Кэшелу показалось, что Расиль отозвалась еще до того, как услышала Лайану, хотя у него не было никакого реального способа определить это. Он не мог понять слов, которые использовали женщины.

Воздух сиял ярче рубина, такой же яркий, как чистое пламя. Кэшел стоял позади Расиль и Лайаны, держа перед собой посох. Он подумал, не следует ли ему повернуться, чтобы прикрыть им спины, но пока это казалось излишним. Вспышка яркого света смела все остальное. Сухой жар охватил Кэшела и его спутниц.

***

Шарина слышала щелканье крошечных коготков, когда Берн патрулировал мозаичный пол. Ночью он был гораздо активнее, хотя и приспосабливался к человеческому распорядку, когда это было необходимо. Она улыбнулась в подушку. Год назад — неделю назад!— она никогда бы не поверила, что ее успокоит звук крысы, разгуливающей вокруг ее кровати... но теперь... Все еще улыбаясь, она заснула; и пока она спала, ей снился сон.

— Иди ко мне, принцесса, — позвал голос. На этот раз она не увидела Блэка. Возможно, он был где-то в медленно вращающемся голубом мире. — Тебе нечего бояться. Повелитель Скорпион превозносит тебя над всеми женщинами: Он выбрал тебя Своей жрицей. На краю сферы открылась земля, отделенная белой каймой прибоя. Шарина узнала очертания Островов на фоне Внешнего Моря: они были выгравированы на хрустальном полу комнаты во дворце. Вокруг карты, вырезанной великим волшебником Старого Королевства, была написана легенда, добавленная новым шрифтом Герцогом Орнифала перед тем, как он захватил трон Островов: центр космоса. Это, конечно, было ложью. Теперь это было ложью вдвойне, поскольку Острова больше не существовали как архипелаг, а скорее стали периферией огромного континента. Валлес превращался в город-призрак, погружаясь в болото, потому что река Белтис впадала во Внутреннее Море, которого больше не существовало.

— Ты подчинишься, принцесса, — сказал Блэк, уговаривая ее громовым голосом. — И даже если бы ты могла сопротивляться, было бы безумием пытаться это сделать. От Лорда Скорпиона ты получишь власть и несравненные богатства, но если Боги Паломира возьмут этот мир под свой сюзеренитет...

Новый континент повернулся так, что оказался прямо под наблюдательным пунктом Шарины. Впервые с тех пор, как она начала видеть сны этой ночью, она осознала, что у нее есть тело. В ее сознании возникла Панда; не настоящая Панда из грязи и плетней, окружающих ядро древних дворцов, а Панда из черного гранита, перестроенная в честь Лорда Скорпиона.