Тьма наполнилась светом, и я оказался на опушке леса около деревенского дома. Мать держала в руках тазик с сухим бельём, на улице стояло летнее тепло, пахло жасмином.

– С возвращением сыночек!
– ответила она, - Всё позади, можешь оставить дела, и наслаждаться покоем. А я пока воду наберу, омоем тебя, к переходу подготовим.

Я сделал глубокий вдох и сел на лавку.

– Ну что, устал? Есть хочешь?
– Мать спросила меня.

– Есть немного!

– Потерпи, сейчас вареники поставлю!

– Черничные?

– Черничные!

– Мам! Как же у тебя хорошо!
– вдыхая полной грудью, сказал я.
– Так бы дышал и дышал. Прямо надышаться никак не могу.

Я взялся рукой за грудь. Мать поставила тазик на скамейку и присела напротив меня.

– Дай посмотрю, что там у тебя. О-ёй, - вздохнула она, - Бока изодрал, опять лазил куда не стоит!

– Прости, непоседу, - вздрагивая от прикосновения, сказал я.

– У Отца прощение проси, я тебя ни в чём не виню.

– Всё Принимающая, - с улыбкой, произнёс я.

– В бане смоешь хворь, а пока просто не дыши.

– Как, не дыши?

– Представь себе сон, в котором ты под водой, и как ты дышишь не открывая рта.

Я вспомнил сон из детства, представил, и стал спокойно дышать.

– Вот и хорошо! Идём в дом, вареники поставим.

Я подхватил таз с бельём и последовал за мамой. Где-то на фоне присутствовала тревога, словно я что-то упускаю. Но сейчас, совсем не хотелось тревожиться. Мы зашли в дом. Просторная комната с печкой, большим столом, диваном. Я поставил таз с бельём и осмотрелся. На диване лежал волосатый мишка, моя самая верная игрушка. Рядом был Степашка из «Спокойной ночи малыши», с ним я любил засыпать. Пластмассовые солдатики, из которых я делал «ниндзей», и рисовал батальные комиксы, в стиле – «Ниндзя против Кавбойцев». Мой взгляд дошёл до тумбочки со старым телевизором «Горизонт». В котором, смекалистый мышонок издевался над котом. Я хихикнул над очередной неудачей кота. Под телевизором лежала приставка «Денди», и доставшаяся от брата, «Сега». За тумбочкой стоял шкаф с книгами. Сказки народов мира, Братья Гримм, и всё то, что я любил читать в детстве. На глаза попался трёх-томник «Смерть Короля Артура». Я помню, как отец подарил их мне. С утра до вечера зачитывался приключениями рыцарей в поисках святого Грааля. Дальше шли книги Жуль Верна, вдохновители моих первых инженерных опытов. Классика вперемежку с историческими романами. Стали попадаться тома Берроуза с его «Тарзанами». Книги с фантастикой перешли в философскую литературу. Поэты и писатели разных эпох, перетекли в Эзотерику, а она в учение об опыте – Психологию. Шкаф с книгами закончился. На стене, в рамочках висели мои фотографии. «Солнечный летний день. Мне два годика. Голышом, но в шапке, надув щёки, ударами лопаткой придаю песку форму. Напротив, дядя играет в игру фотографа. Я дальше стучу лопаткой». А, это я в садике! Мне 4 года. «Начался концерт. Моя роль сводилась к трём заключительным ударам в треугольник. Было обидно, ради этих трёх ударов, сидеть в ожидании конца. Хотелось играть на барабане, или чашками звенеть. А мне дали треугольник». На другой фотографии, мне 7, и я обречёно шёл с ремнём в руках. «Опыт провалился. Отец в ярости. Мы с другом повторяли сцену из фильма, где один стоит у стены, а другой кидает ножи. В кино всё было просто, а у меня с первого раза и сразу в пузо. Нож мелкий, лёгкий, повис на кончике и свалился. Появилась капелька крови, друган орёт, батя бежит… Я прокручивал всю цепочку от просмотра фильма, до момента как батя послал за ремнём. Итог был ясен, меня выпорят этим ремнём. Ничего лучше, чем зайти в туалет и утопить его там, мне не придумалось». В тот день я познакомился со шнуром от утюга. А на этой фотографии, первая влюблённость. «Школа, бассейн. Я сижу на бортике и наблюдаю за ученицей из параллельного класса». Стихи писал, украдкой подбрасывал, так и не признался... Некоторую площадь заняли фотографии девушек. Времена моих взлётов и падений. Под фотографиями стоял широкий стол. Половину его занимали записи и чертежи, а вторую, опытные макеты. Среди чертежей и календарей, я нашёл наброски «Игры Судеб». Та самая, которую презентовал Ларсену… Я повернул голову, и на стене у выхода увидел портрет Айды. Сердце сжалось…

Мать поставила вареники в печку и хлопнула дверцей. От резкого звука, я вынырнул из переживаний.

– А теперь на помывку! Будем раны твои очищать.

Я взял таз с бельём и мы направились в баню. В бане было жарко и влажно, пахло можжевельником в сочетании с багульником. В белом тумане, одежда тут же прилипла к телу. Мать закрыла дверь в парильную, и туман стал рассеиваться.

– Пришло время оставлять прошлое, - произнесла мама, - Снимать твои костюмы.

Я положил таз на пол и попытался снять рубашку. Она прилипла ко мне, пуговицы не растёгивались, а если тянуть через шею, то казалось, что рубашка порвётся вместе с моей кожей. Такая же неудача меня постигла и со штанами. Ремень не растёгивался, штанины слиплись или срослись с кожей. Я обречённо посмотрел на маму.

– Посмотри, что тебе мешает?
– сидя напротив, предложила она.

Я посмотрел на свой бок. Сквозь рубашку просачивалась широкая липкая рана. На спине такой же шрам сочился из рубашки.

– Видишь как раны гноятся? Чернь вычистить надо. Посмотри в тазу с бельём.

В тазу, я нашёл чёрную вулканическую пемзу и чёрное мыло. Мать выбрала бельё, и разложила его по полкам. Набрала в таз воды, погладила её и поставила передо мной.

– Мам, я же умер?
– спросил я намыливая себя.

– Ты – безсмертен!
– улыбнулась мама.

Рубашка стала отходить. Я стал чистить пуговицы.

– А как же Судный день, и Мир в огне?

– Оставь всё это. Каждый попадёт домой. Очистись.

Пуговицы расстегнулись. Рубашка слезла с меня.

– Когда омоешься, кинь грязное бельё в тазик, потом заберёшь его на улицу. Сходи в парилку, переоденься, жду тебя во дворе у огня, - мама вышла в предбанник.

Сняв одежду и смыв с себя мыло, я обернулся полотенцем, сложил грязное бельё в тазик и отправился в тёмную парную. Здесь не было света, лишь контуры подсказывали расположение полок и печи. Я лёг на верхнюю полку и уткнулся во Тьму. Время остановилось, или потеряло свой бег. Здесь, в полной темноте, оно не имело своей основы. Времени не за что здесь зацепиться. «Что будет с Айдой?»

«Она исполнила контракт и переродится человеком» - ответила Тьма.

Мне стало легче. «Не развеется! А это значит, что я могу её найти в перерождении».

«Вы воплотитесь в разных мирах, но ты сможешь её отыскать», - ответила Тьма.

Я задумался. «Но вспомнит ли она меня? Любит ли она меня?.. Уходя, она сказала, что не любит… Я ей не верю! Просто она признаться не может». Я довольно потянулся. слез с полки и вышел из парилки. Умывшись родниковой водой, я вытерся, оделся в чистое, взял тазик и вышел во двор. В кресле, у круглого огня сидела Мать. Она вязала спицами полоску из чёрной овечьей шерсти. Я поставил тазик рядом с огнём и сел рядом с мамой.

– Ну ка, давай примерь, - Мать протянула квадрат на спицах.

Я натянул его на макушку.

– Хорошо, - улыбнулась она, - Верни обратно и рассказывай, что тебя мучает?

– Условия контракта, - ответил я.

– Что именно?

– Мы выяснили, что моя смерть не принесёт нужного результата.

– Для кого?
– спросила Мама.

– Для «Богини»! Той самой, которая передала Аиду тебе.

Мать перестала вязать.

– А нет этой Богини, - ответила она, - Богиня была, до того как разделила себя на семь осколков. Каждому она дала индивидуальный договор и запечаталась. Она будет спать, пока не соберутся все осколки воедино.