— Вы ко мне? — спросил капеллан деловито.

— Да, падре. Мы хотели бы повенчаться.

— Невесте вашей исполнилось семнадцать?

— Так точно, падре, моя невеста — та, которая постарше.

— Ну, тогда нет проблем, сын мой. Пятьдесят пять реалов в кассу храма, и я запишу вас на завтра.

— А почему на завтра, падре? — поинтересовался Язон.

— Помилуй, сын мой, надо же повесить объявление, чтобы собрался народ, у нас как-то так заведено от веку...

В голосе священника не чувствовалось жесткого требования, и Язон спросил:

— А без народа никак нельзя?

— Отчего же, сын мой? Венчаетесь вы перед лицом Божьим, а я слуга его на Джемейке. Для совершения обряда необходимо лишь два свидетеля. Они у вас есть. А народ, то есть прихожане, — это просто зрители. Как вам, будет угодно, сын мой. Другие обычно просят, чтобы побольше людей пришло.

— Мета, ты хочешь венчаться при народе?

— Нет, — коротко сказала Мета, вовремя удержавшись от желания высказать свое мнение о данном конкретном народе.

— Мы предпочтем без особых торжеств, но поскорее, — резюмировал Язон.

— Тогда подождите, я сейчас

И капеллан принялся вытирать руки тряпкой.

— Пройдите пока во храм.

Было очень забавно стоять перед алтарем среди дрожащих огоньков свечей и слушать тихую и красивую органную музыку. А после густой, напевный, сделавшийся вдруг совсем неузнаваемым голос капеллана:

— Венчаются раб Божий Язон и раба Божия Мета. Именем Господа нашего Иисуса Христа...

«Что ж, — думал Язон, — один раз я уже был рабом. Тогда на планете Аппсала хозяином моим стал некий Чака, бригадир сборщиков местного хрена и охотник на моржей. Теперь в роли хозяина выступает древний Бог, Иисус Христос. Тоже красиво».

Язон покосился влево и заметил, что Мета гораздо серьезнее относится к обряду. Может, из-за того, что служба велась на странной смеси латыни и испанского. Невеста ни слова не понимала, и для нее все это было сплошной музыкой. А может, просто женщины (даже пиррянки) более эмоциональны? Называть себя рабыней она бы, конечно, не позволила, но слово «раб» на латыни звучало красиво и напоминало технический термин «сервус».

Потом, когда капеллан перешел к вопросам, он, конечно, задавал их уже на меж-языке. И кроме традиционных — «Согласны ли вы быть мужем?.. Согласны ли вы быть женой?..» — произносились еще предварительные, несколько неожиданные:

— Много ли душ ты загубил, сын мой?

— Ай, падре, много! — честно признался Язон.

— В этот торжественный день я отпускаю тебе грехи твои.

— Души — это кто такие? — быстро шепнула Язону растерявшаяся от непонятного слова Мета.

— Имеются в виду люди, — пояснил тот также шепотом.

— А много ли ты загубила душ, дочь моя?

— Не слишком много, падре, — сказала Мета, стараясь соответствовать моменту и впервые употребив ритуальное обращение к капеллану. — Но было и такое, не скрою.

— В этот торжественный день я отпускаю тебе все грехи твои, дочь моя. Звучал орган. Горели свечи. Пахло горелой смолой босвелии. Здесь ее

жгли в специальных маленьких кастрюльках, подвешенных на цепях. А на планете, где прошло детство Язона, тоже росли такие деревья, и мальчишки любили бросать их корни в костер из-за очень ароматного дыма, навевавшего странное, загадочно дразнящее и щемяще-грустное чувство.

Потом они завернули в магазин, где взяли большую бутыль тортугского рома и флягу любимой Язоном натуральной газированной воды из источников Цумба на Цефее. А также целую корзину фруктов.

За официальной бумагой велено было зайти попозже, в самом конце дня, а пока молодожены вместе со свидетелями двинулись прямиком во дворец — к Генри Моргану: запросто, без звонка. Дома, конечно, остались их запасные браслеты, но не хотелось возвращаться туда. В конце концов, у них сегодня свадьба или что? Морган должен понять. Да и у флибустьеров праздник — очередной бунт подавили.

Морган действительно не стал сердиться. Принял как родных. Тем более во дворце уже заканчивали работать и переходили к массовым торжествам. А торжества готовились немалые. Победа над безумцами-приватирами совпала еще с какимто церковным праздником, то ли с Богоявлением, то ли с Благовещением — Язон в таких словах всегда путался. В общем, вино и крепкие напитки с минуты на минуту должны были потечь полноводной рекою. Эх, зря на такой хороший ром потратились! Ну да ладно. Свадьба есть свадьба. Грех за свой счет не отметить.

И вообще, после того, как Язон завязался с витальерами и откопал свой первый дециреал, пороблем с деньгами у него не стало. А вот в первые дни все было много хуже.

Наличность, взятая с собой в дорогу, с Пирра, была благополучно конфискована еще в момент нападения на Дархане, а возвращать ее никто и не подумал. Захватить чужое в бою — это, по флибустьерским понятиям, честно. Но здесь, на Джемейке, ни у кого воровать нельзя. Все — свои. Закон есть закон. Унижаться и просить денег у Моргана представлялось немыслимым, тем более что свою долю пиратской добычи Язон как бы уже получил в виде пленной девчонки.