Держали её в какой-то забытой богом глуши, с двух сторон долину небольшой речки (с большой долей вероятности — Кулемки) окружали горы, заросшие лесом. Скорее всего, неподалеку, вниз по течению — лежал Ай, насколько ей представлялось. Никогда Маня так остро не сожалела о том, что не интересовалась ни историей родного края, не тем более его географией. Даже если гипотетически сбежать, вырвавшись из под надзора — куда бежать непонятно. Да и не очень то побегаешь по сугробам, разве что утром, пока наст приморожен. Но дни становились все длинней, на крыше стали появляться сосульки, и Маню все чаще охватывало тоской.

Прошло уже около двух недель после похищения, если не больше, когда во время прогулки Маня стала невольной свидетельницей разговора между хозяином хутора и следившим за её передвижением сектантом. Беседа была странной — каждый толковал о своем, но это не мешало им находиться в полном согласии. Хозяин, мечтательно прикрыв глаза, токовал о том, что скоро сойдет снег, он наконец-то вынесет из омшаника борти и пчелки божьи полетят по первоцветам. Набивая соты медом и воском, а заодно и карманы рачительного пасечника.

Старовер больше грезил ледоходом и открытием навигации: «Скорей бы ужо коломенки железо сплавлять начали!» При этом так зыркал на Маню, что ту обожгло догадкой: «Вот они как собрались меня вывозить! И судя по всему — немало вещей наших прихватили, одну меня можно было и зимой утараканить! Мрази конченные!»

С Карасакалом вечерние игры в нарды всё чаще стали кончаться ссорами. Тот, будучи отнюдь не дураком, видя Манино состояние и отношение — понимал, что всё её смирение и якобы согласие — напускное. Нет-нет да и ронял в разговоре, что нет ничего лучше для строптивой рабыни, чем добрая плеть вечером и ласковый хозяин ночью. Маню от таких намеков коробило так, что Главпидар щурился от удовольствия. И добавлял, что всегда можно отдать её Шовкалу, если будет норов показывать.

А сегодня на хутор нагрянули гости. Служба у Карасакала была поставлена на пятерку, Маню связали, заткнули рот кляпом и спрятали в схроне, рядом с ней сопел в ожидании Главпидар, с обнаженным кинжалом наготове. Маня было обрадовалась, однако оказалось, что надежда была напрасной. То ли залетные приезжали, то ли агенты чернобородого. Вскоре сверху чернобородого окликнули, тот вылез из норы, оставив там мучится в неизвестности Маню. А через час или два — вытащили и её. Гостей уже простыл и след, хутор продолжал жить обычной жизнью, так что было непонятно, что это вообще было и как скажется на дальнейшей судьбе Мани.

Впрочем, к вечеру Маня выяснила, что старовер с оплеванной ею спиной уехал, даже не попрощавшись, скотина! И это после всего, что между ними было! Зато вместо него сопровождать Маню на вечернюю прогулку вышел другой скитник, старый знакомый Засранец. Лежавший в больнице с простреленной ляжкой и по совместительству — первая удачная жертва опытов Мани в гипнозе. Немалых трудов стоило не показать охватившую радость при виде её подопытного!

Южный Урал, март 1797 г.

С утра участковый включил голову, усилием воли подавил желание перебить всё семейство гастарбайтеров и развил кипучую деятельность. Первым делом освободил из погреба поджигателя, сломал ему руку и отконвоировал по месту жительства.

— Будете жить под присмотром! — Объявил он выстроенному выводку. — Скотину у вас всю конфискую, в счет ущерба причиненного деревне!

На охнувших баб прикрикнул:

— Мы, как правопреемники Российской Федерации, лишаем вас гражданства! И помимо долга за вредительство здесь, взыскиваем с вас все соцвыплаты, которые вы обманным путем получали там! В частности: материнский капитал, детские пособия и пособия по безработице. Мне тут бухгалтер начирикала, что вы никаких налогов отродясь не платили. Короче, до конца жизни не расплатиться! Живые вы пока исключительно чудом, молитесь, чтоб дочка нашлась целая и невредимая, тогда есть у вас шанс! За ночь ничего не вспомнили по существу дела?!

Видя, что никто не горит желанием поделиться с ним сведениями — сломал вторую руку поджигателю и втолкнул его в сгрудившуюся толпу:

— Я не изверг, детей убивать не будем. По колесу телеги померим, кто ниже, тех продадим. Остальных к высшей мере социальной защиты! Первый на очереди этот, любитель баловаться со спичками, вчера не до него было, сегодня повесим! А ферму кто поджег?

То ли речь была настолько убедительной и проникновенной, то ли совесть проснулась у нерусских — но каяться они стали не отходя от кассы. И не дожидаясь вечера. Впрочем, ничего нового и интересного не рассказали. Поджог фермы свалили на Абассата. Он всё равно сейчас в прозекторской на пару с отцом отдыхает. То, что вещи вывозили в течение двух недель староверы — участковый и сам догадался. Только что ломал голову, связанна ли верхушка сектантов с диверсией или же это попытка со стороны Карасакала столкнуть их лбами: «Течет у нас со страшной силой, то, что конфликт был с древлеправославными — вся округа знает, думай теперь, то ли этих двоих вербанули, то ли новый наезд с их стороны, в коалиции с иностранными спецслужбами…»

— Эти жалкие оправдания не могут считаться сотрудничеством со следствием! — Заключил участковый. — Абассата со старшим чепубелем вчера привезли, мужики к успеху шли, не повезло, не фартануло. В бегах, получается, ещё два моджахеда. Хотя я склоняюсь к мысли, что они налимов кормят. Или волков в лесу. Сидите дома смирно, до окончательного решения таджикского вопроса!

Казаки в происходящее не вмешивались, и Серёгу понимали, и Петрович вчера рассказывал, как он в начале девяностых чудом живым из Средней Азии выбрался. Да и сами уже убедились, что это за публика — мигранты. Одно дело в интернете читать про их бесчинства, другое — лично увидеть. А завтра предстояли похороны их товарища, к смерти которого приложили руку родственники вот этих, сейчас прикидывающихся невинными овечками…