Однако есть только один способ добиться этого.

Принять решение.

— Мне жаль, — говорю я Грише, когда он берет трубку, в то время как Левин тихо собирает мое платье с пола в ванной, чтобы отправить его в химчистку. — Я запаниковала … у меня все еще есть чувства к тебе, и я чувствую себя такой виноватой... Твоя жена…

— Она больше ничего для меня не значит, Лидия, — настаивает он. — Но ты… ты значишь все.

— Так ты простишь меня? — Я смахиваю слезы, которые не имеют к нему никакого отношения или, скорее, не имеют ничего общего с желанием, чтобы он простил меня, но он верит, что они такие, какими он хочет их видеть.

— Конечно, дорогая, — говорит Гриша, явно наслаждаясь своей способностью быть на другой стороне разговора впервые после нашей ссоры, тем, кто прощает, а не просит прощения. — Давай проведем вечер дома, и ночь. Как мы привыкли: еда на вынос, кино, уютно устроившись на диване. Все будет так, как будто ничего и не изменилось.

Я знаю, что это значит. Я знаю, что мне придется делать. Но я киваю, проглатывая комок в горле.

— Я не могу дождаться, — говорю я ему и бросаю взгляд на Левина, вешая трубку.

— Дело сделано, — тупо говорю я ему, кладя телефон на тумбочку. — Не завтра вечером, а послезавтра. Я увижу его снова.

— Хорошо, — говорит Левин, но выражение его лица предполагает что угодно, только не это. — Поспи немного, Лидия, — лаконично добавляет он, доставая спортивные штаны из спортивной сумки. — Я уверен, что тебе это нужно.

К тому времени, как он снова выходит из ванной, я выключаю свет, поглубже закутываюсь в одеяло, когда он ложится на диван, но я далека от сна. Я остро ощущаю его присутствие, его мускулистый рост, растянувшийся на другом конце комнаты от меня, вспоминаю, как он ощущался рядом со мной раньше. Он ощущался лучше, чем я могла себе представить, огромный, широкоплечий и могущественный, возбуждающий меня больше, чем любой мужчина до него, даже Гриша, пока я не узнала его получше.

Я закрываю глаза, пытаясь заставить себя не думать о том, каково было бы чувствовать его в постели рядом со мной, все это теплое, мускулистое тело, обвивающиеся вокруг меня, оберегающее меня. Я знаю, нелепо думать о нем с точки зрения безопасности, о человеке, который может быть опасен, об убийце, о множестве вещей, о которых я не знаю, но почему-то я чувствую, что если бы он был сейчас со мной в постели, его руки обвились вокруг меня, а его теплое дыхание ощущалось на моем затылке, я бы боялась меньше.

И когда я засыпаю, он снова снится мне.

Он в постели со мной, его губы на моем затылке, его рука на моем бедре, он притягивает меня к себе, к твердой выпуклости моей задницей, и трется об меня.

— Я хочу тебя, Лидия, — шепчет он, и я ахаю, чувствуя, как он прижимается ко мне, его пальцы стягивают мягкий хлопок моих пижамных штанов, скользят по моему бедру, раздвигая его.

Прежде чем я понимаю, что происходит, моя футболка тоже задрана, его рука обхватывает мою грудь, сжимает ее, пальцы сжимают мой сосок и приятно перекатывают его между ними, когда он толкается внутри меня.

Он такой чертовски приятный на ощупь, твердый, толстый и огромный, заполняющий меня, что я задаюсь вопросом, смогу ли я принять его всего. Я стону, прижимаясь к нему в ответ, когда его рука, не играющая с моим соском, скользит между моих бедер, отыскивая мой ноющий клитор, потирая меня там, пока он входит в меня, трахая меня долгими медленными движениями, которые продвигают меня выше дюйм за дюймом, ближе к кульминации.

— Еще, — задыхаясь, хнычу я, пока он трахает меня. — Еще, Левин, еще, и я чувствую, как он напрягается, внезапно хватая меня и опрокидывая на спину на кровать. Он нависает надо мной, его руки почти до боли сжимают мою талию, когда он снова засовывает в меня свой член. Сила этого сводит меня с ума, заставляя мое тело содрогаться от первых толчков оргазма, и я вскрикиваю, когда слышу, как его голос грохочет надо мной.

— Кто, черт возьми, такой Левин? — Рычит он, и мои глаза распахиваются как раз в тот момент, когда я начинаю кончать, задыхаясь от шока, когда я вижу мужчину, склонившегося надо мной, его серо-голубые глаза сверкают гневом, когда он жестко и быстро трахает меня.

Гриша.

Мои глаза по-настоящему распахиваются, широко раскрываясь в темноте комнаты, и я прикрываю рот рукой, гадая, кричала ли я во сне. Левин неподвижно лежит на диване в другом конце комнаты, но это необязательно что-то значит. Это не значит, что он спит, что он не слышал моего крика или… Я протягиваю руку между ног, тихо ахая, когда чувствую, какая я влажная, пропитанная возбуждением от сна о том, как Левин трахает меня. Кончик моего пальца скользит по клитору, настолько чувствительному, что я знаю, что кончила во сне, что со мной случалось всего один раз, когда я почти год ни с кем не спала.

Это слишком. Я не могу этого сделать. Я не могу. Я с трудом сглатываю, подавляя панику, трепещущую в моей груди при мысли о возвращении к Грише, о том, чтобы позволить ему прикасаться ко мне, о том, чтобы снова переспать с ним. Сейчас все еще хуже, потому что я не только не хочу его, есть кое-кто, кого я хочу, тот, кто должен быть для меня полностью под запретом.

Я закрываю глаза, пытаясь снова заснуть, борясь с мыслями, которые угрожают вытеснить все остальное, мыслями о побеге.