— Не вам говорить, с чем я встречался! У вас нет права вовсе говорить об этом, ибо участь ваша предрешена, проклятый черный маг! Вы сгорите в ярком пламени бога Света, вы будете освобождены и очищены!

Отец Симон задыхался. Отец Симон рвал и метал, впадая в религиозное исступление. Глаза святоши выкатились из орбит, а каждое слово, каждая фраза сопровождалась брызгами слюны. Сейчас он был похож на злобную тварь намного сильнее, чем я, да и вообще, чем любой другой маг, когда-либо служивший тройке темных богов.

— Так вперед, — сказал я, когда святоша умолк, дабы перевести дух. — Очистите меня. Кого вы можете спасти, если на вашем пути стою я, абсолютное зло?

Я подначивал отца Симона. Просто чтобы указать этому фанатику на его место, причем без лишних свидетелей. Судя по его реакции на мое присутствие, предлагать ему поучаствовать в спасении пяти тысяч человек, было совершенно бесполезно. Он меня просто не услышит. Но и уходить просто так, оставляя его наедине со своими фантазиями, было нельзя. Еще, чего доброго, возомнит, что является мне ровней.

Нет, нужно осадить его сейчас, когда вокруг нет свидетелей, когда хрупкое эго этого маленького человечка с ничтожной душой и высокомерными, низменными порывами, пострадает не так сильно, как если бы вокруг было множество зрителей. А еще ему не к кому будет присосаться, чтобы вытащить жизненную силу.

Редкий, опасный навык, я видел такое почти тысячу лет назад. Паладины всегда опирались на силу собственной веры, они на самом деле были чисты, если свет вообще можно приравнивать к чистоте. Мои главные противники после других повелителей демонов, мои непримиримые враги, которых я все же вынудил заключить со мной вечный мир, они несли в себе частичку благородства.

Но отец Симон был из другого теста, другого поля ягода. Поля, отравленного завистью и гневом, поля, которое живет в вечных сумерках, хотя сам отец Симон считал, что находится на острие копья, что держит его божество. Нет, это не так. Методы отца Симона были спорны, а способы, которыми он обретал силу, сомнительны даже по меркам Повелителей демонов. Мы либо предлагали прямой контракт, либо брали силой то, что нам нужно. Отец Симон же, как заправский вор-карманник, крался в тени, как волк в овечьей шкуре, с улыбкой на лице и с горящим взглядом нагло отбирал то, что клялся сохранить. Но что самое плохое — он искренне верил в собственные заблуждения, в собственную святость.

Таким людям нельзя давать чувствовать себя всесильными.

— Что же вы медлите, отец Симон? Я же чувствую, что вы все это время возносите безмолвные молитвы своему богу. Обрушьте же на меня его Гнев, закончите все одним махом. И Мибензит станет вашим, — улыбнулся я проповеднику.

Удар Симона был воистину сокрушающим. Святой отец в мгновение ока сорвался с места, а его сухой кулак окутало пламя.

Паладины напитывают светом и пламенем свои молоты, мечи и копья. Аколиты призывают небесный огонь. И только истовые фанатики могут сами становится пламенем, вызывая свет буквально из пустоты. Неопаляемых в истории было не так и много, это редкий дар бога Света, который позволяет не бояться силы пламени и света, буквально превращать самого себя в оружие.

И отец Симон овладел этим навыком. Его вера на самом деле была непоколебима.

Пылающий белым пламенем кулак Симона ударил меня в мою грудь с такой силой, что плащ и куртку едва не разорвало на части еще до того, как пламя стало жадно пожирать ткань и кожу моей одежды. Почти сразу же после этого Симон попытался нанести еще один удар, на этот раз в голову, и уже это мне пришлось блокировать, поднимая вверх руку и прижимая к корпусу локоть.

Словно два деревенских мужика на осенней ярмарке, мы сошлись в кулачном бою. Я не собирался убивать святошу, как и не планировал его провоцировать, так что мой клинок и кинжал остались в цитадели.

Здесь не было ничего такого, с чем бы я не смог справиться голыми руками.

Святоша же показал немалую прыть и опыт в бою на кулаках. Я сразу почувствовал, что он привык драться без правил, драться насмерть. Каждый удар пламенного кулака Симона прожигал в моей одежде дыру, каждый взмах руки имел лишь одну цель.

Убить.

Он атаковал яростно, почти неистово. С нечеловеческой скоростью этот сухой словно хворост человек раз за разом пытался пробиться через мою оборону. Каждое касание Симона отдавалось в моем теле гулом, печати на ладонях резко потемнели, а сам я чувствовал, как демоны внутри меня рвут и мечут, бьются, требуют выпустить их и дать реальный бой наглому святоше.

Кулачный бой, забава простолюдинов, потеха для черни. Я много лет не касался голой рукой тела другого человека, но мои навыки мечника позволяли мне уверенно стоять на ногах и двигаться соизмеримо скорости святого отца. Большинство ударов я просто блокировал, от прямых выпадов в голову — уклонялся. Когда же я впервые нанес ответный удар, вложив в нее кроху своей силы, отец Симон, к моему удивлению, даже не шелохнулся.

— Я изгоню тебя! Я не позволю тебе порочить души людей! — прокричал фанатик, окутывая себя по пояс белым пламенем и сжигая одежды.