— Нет, — она даже топнула ножкой. — Он поможет исполнить желание. Я пожелаю, чтобы все стали простыми людьми.

— Как всегда, — сказал я, открывая дверь. — Кто-то хочет, чтобы не было богатых, а кто-то, чтобы не было бедных, и из-за этих своих убеждений они готовы грызть друг другу горло до посинения.

За дверью стоял Арман. Он неловко улыбался, сжимая в руках худой пакет с несколькими вещами. Наглядная иллюстрация слов Алисы. Но я не собирался отказываться от своих слов. В конце концов, я собрался менять жизнь вокруг себя.

— Проходи, — сказал я, оглядывая его смущённый, но радостный вид. — Располагайся. Комнаты прислуги на первом этаже.

— Спасибо, ваше благородие, — ответил он, входя и низко кланяясь. — Я сейчас же приступлю к своим обязанностям.

— Приступай, — ответил я, — а мне сейчас надо отъехать.

— Руслан Дмитриевич, — проговорил Арман, и я видел, что ему неловко обращаться ко мне не по делу. — Там Дмитрий Анатольевич просил вас заехать к нему.

— Заеду как-нибудь, — кивнул я, вспоминая о том, что центр моей жизни — я, а не кто бы то ещё. — На первом этаже найдёшь всё необходимое.

Алиса поняла, что наш разговор окончен, и её это явно не устраивало.

— Вижу, что ты сейчас занят, — сказала она вполне нейтральным тоном, но словно извиняясь за инцидент, произошедший у окна. — Надеюсь, мы ещё договорим.

— Мне нужно готовиться к экзаменам, — ответил я на это, намекая на то, что, видимо, мне нужно будет искать другого помощника.

— Я могу тебя подтянуть, — улыбка стала неловкой.

— Вообще-то именно для этого ты сюда и пришла, — ответил я и, поняв, что разговор этот мне надоел, указал ей на дверь.

Впереди у меня был загородный пансионат Пирогова, где собеседники меня устраивали гораздо больше.

— Прости, — бросила она и вышла вон.

Я огляделся и сосредоточил свой взгляд на камердинере.

— Прислугу набирай толковую, жалованием не обижу, — сказал я ему и огляделся по сторонам.

У меня возникло ощущение, словно я что-то забыл. Да нет, чего я мог забыть? Всё на месте. Но тревожное ощущение не уходило.

На улице за окном послышались резкие голоса и взволнованные крики. Чем-то это мне напомнило вчерашнее утро. Интересно, у меня каждый день будет, как нашествие?

Я тяжело вздохнул и открыл дверь. Там люди в длинных чёрных плащах, которые они носили, несмотря на жару, скрутили Алису и положили её на тротуар.

— Вон он, — сказал один из них и указал на меня. — Внутри сидит.

— Ну здравствуй, Руслан, — проговорил полковник Голицын, подходя ко мне. — Теперь тебя ни один трибунал не отмажет!

— А меня и не надо отмазывать, — ответил я совершенно спокойно, наблюдая, как полковник идёт ко мне. — Я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы преследовать, так что это ваша личная неприязнь ко мне. И на «ты» мы не переходили.

— Да что ты… — он осёкся, но правила приличия всё-таки брали своё, — вы говорите?! — Голицын улыбнулся такой мерзкой улыбочкой, что мне захотелось вышибить ему все передние зубы, даже кулак сжался, и пришлось приложить усилие, чтобы он разжался. — Вот эта шалава нам всё расскажет, — бросил он мне и указал на Алису, которую волокли к небольшому автобусу с тёмными стёклами.

— Да пускай рассказывает, — ответил я, усмехнувшись. — Вряд ли вам захочется побывать на её месте, полковник, — он нахмурился. — Да и нет у вас таких данных, как у неё. Там фигура, женственность, а у вас?

— Кончайте паясничать, Могучий! — Голицын, кажется, вскипел, чего я, собственно и добивался. — Вы знаете, почему мы здесь!

— И что? — я пожал плечами и оглянулся на свой мотоцикл, возле которого уже стояли двое в чёрных плащах. — Допросите её и узнаете, что я не замешан ни в чём предосудительном.

— У нас есть и другие методы, — полковник сцепил зубы, из чего я сделал вывод, что ничего у них толком нет, только примерные связи Алисы.

Но зачем же они тогда полезли? Чего им не хватало? Поторопились? Решили схватить побыстрее? Не похоже это на работу тайной полиции. И почему вокруг меня всё не то, чем кажется? Был ещё вариант: за мной установили слежку и решили, что я — такой же заговорщик, как и Алиса. Но тогда непрофессионально сработал именно соглядатай.

Мне нравилось, как работал мой мозг. Анализ происходил быстро и чётко.

— Если же вы прослушивали, то тем более знаете, что меня обвинить не в чем. Или оральный секс уже преступление? — я говорил нарочито громко, чтобы девушке в автобусе было хорошо слышно, если не дура, воспользуется моей фразой, если же дура, ничего уже не поделать. — Полковник, скажите честно, чего вы от меня хотите?

— Ты… вы знаете, что я от вас хочу, — нажимая на каждое слово так, словно он хотел выдавить из них сок, проговорил Голицын. — И я это у вас заберу, чего бы мне это не стоило.