— Тоже выдумали, — проворчало существо с экзотическим именем Нешто-Нашто. — Привычно! — передразнил он утешительницу и привередливо прогнусавил: — Раньше как-то обходился без этой вашей контспирации. А тут…

— А тут тебе не там, — настойчиво прошипела Лёка, склоняясь к самому уху бездыханного и бестолкового духа. — Сболтнём твоё прозвище под случайную съёмку с любого сотового, и твоя прикольная кличка разлетится по сетям. Особенно, если кто-то слишком умный заметит, что ты не дышишь. Кстати, не забывай хоть иногда вздыхать.

Ерепенистый, но вполне разумный дух — тот самый, за которым охотились сказочные герои, когда их посылали «туда, незнамо куда, принести то, незнамо что» — нехот согласился с её доводами. Делая своей наставнице огромное одолжение. Не потому, что она вся такая расчудесная, что просто мармелад. А исключительно по причине безграничного доверия к славному — если можно так выразиться — сословию приставников. Так называемых бывалошных, то есть древних людей, ставших заложными мертвецами, приставленными охранять жутко важный клад.

Узнав, что за хрень в неё вселилась, Ветка аж задохнулась в экстазе: она стала особенной! Ах-ах! Приобщилась к великой тайне — дурочка малолетняя. А Лёку покоробило до тошноты, словно её обратили в какого-то упыря, с которого пластами отваливается гнилая плоть. И заставляют перегрызать людям глотки — мерзость какая!

Самое невероятное во всей этой несуразной дребени то, что клад реально существовал. На том самом месте с «дубами-колдунами» — верней, с соснами-гордячками — где Нешто-Нашто затащил их с сестрой в свой сказочный балаган. И хоть тресни, а защити его от людей — вот и весь сказ. Самое же паршивое заключалось в том, что Лёка чувствовала внутреннюю неугасимую потребность оберегать проклятый клад — как и Светка.

— Хочу тархуна, — сообщил ей неугомонный дух, заискивающе заглянув в глаза.

— Ты, кстати, так и не объяснил, — вспомнила Лёка, — каким местом наслаждаешься, если не можешь есть и пить.

— Он вкусно зелёный, — огорошило её немыслимое создание, порождённое невероятными обстоятельствами. — И смешно закипает без огня.

— Хорошо, куплю, — расщедрилась Лёка.

— А фанты? И ещё дюшесу. Глаз не оторвать, до чего он золотистый да вкуснющий. Нектар и амброзия.

— Я тебе не верблюд, таскать кучу тяжеленных бутылок ради посмотреть.

— Сама ж и полакомишься.

— Терпеть не могу газировку.

— Жадина, — добросовестно вздохнув, пожаловался на судьбу дряхлый сибарит. — Невмоготу таскать, так выльешь.

— Не борзей, — потребовала Лёка. — Мне по твоей милости пришлось с работы уйти. Улётная идея: покупать, чтобы выливать. Пустая трата денег.

— Грех старость не уважить, — укоризненно попенял Нешто, демонстративно сгорбившись и хлюпнув носом.

Лёка так же демонстративно проигнорировала грошовую интермедию.

— Я вам что, не родной? — зашёл с другой стороны древний гурман с запросами, косица которого изогнулась вопросительным знаком. — Не могу себя распотешить? А денег раздобудем…

— Только попробуй, — ласково пригрозила Лёка, что не потерпит уголовщины.

— Так я ж не у трудового люда, — надулся Нешто-Нашто за возведённую на него напраслину. — Не без понятия. А стянуть у разбойничков уворованное будет по справедливости.

— Одно воровство не оправдывает другое, — обозначила свою позицию Лёка, чувствуя в глубине души, что не вполне искренна.

И ушлый дух мгновенно уловил запах её лукавства, насмешливо бросив:

— Будто бы! Меня попрекаешь, а сама криводушничаешь. Тоже мне нравоучительница выискалась.

Старый пень — мысленно выругалась раздосадованная Лёка.

— Пень я, может, и старый, — легко согласился Нешто, проводив заинтересованным взглядом проплывавшую мимо них по проходу женщину. — Но никакие лжи ко мне сроду не прилипали.

Дородная дама лет шестидесяти подплыла к дверям автобуса и развернулась боком, готовясь на выход. Заметила восторженно вытаращенные глаза духа и покосилась на нежданного воздыхателя благосклонно.

— Она тоже вкусного цвета? — не удержавшись, съязвила Лёка, старательно разглядывая остановку за окном.

Бестелесная нежить приняла вид солидного мужика-кормильца, которого какая-то соплюшка взялась поучать. При этом визуально Нешто помолодел лет на двадцать.

— Ты бы не лезла, куда не просят. Это на тебя не полюбоваться, не облизнуться: что с заду, что с переду тоща, как скотина по весне. Вот и завидуешь чужой красе, — томно улыбнулся он уплывавшей в дверь даме.

Та одарила его на прощание таким задорным манящим взглядом, что Лёка невольно ею восхитилась. Всё-таки настоящая женщина в любом возрасте ею останется — не то, что некоторые… Прожившие четверть века, но так и не пережившие прекрасные чувства в настоящих отношениях.