— Так, Лука, — прошептал в ответ я, — О том, что я — лиственник, ни слова.

— Но…

— И о том, что ты умеешь молиться Древу.

Тон мой намекал, что именно сейчас перечить мне не стоит.

— Ну, хорошо, — протянул Лука.

Вклинился бард:

— Взамен Малуш накормит Бам-бама его любимым лакомством.

Мои брови подпрыгнули, и я хотел уже сказать Виолу всё, что о нём думаю, но тут нас окликнули:

— Да осветит ваш путь Лиственный Свет, — это один из лиственников обернулся на шум и заметил нас.

Тут же развернулся и второй:

— Вечному Древу было угодно, чтобы мы встретились…

Вздохнув, я только поморщился. У меня возникло лютое чувство дежавю, ведь когда я был Десятым, мне приходилось пару раз тайно проникать в общество Ордена Света.

Глубоко внедриться я не мог, сильные адепты чуяли мою тёмную жилку, но вот так побеседовать с обычными странствующими монахами я мог спокойно. Кстати, именно в одной такой ни к чему не обязывающей беседе я и узнал, где находится последняя Обитель Света.

Речи лиственников уж очень были похожи на речи монахов Ордена.

— И вам, господа, священного шума листвы над головой, — тут же нашёлся бард.

Оба лиственника, лысые как куриные яйца, засветились от счастья, услышав такой грамотный ответ.

— О, мы с братом Хероном несказанно рады, что встретили исповедующих истинную веру в эти тёмные времена. Значит, не оставило нас Древо, всё так же склоняет свои ветви над нашим миром.

— Истинно так, брат Ферон.

Я покосился на Виола, тот переглянулся со мной. Мальчишка же во все глаза рассматривал роспись на фургоне, и медоёж в свою очередь тянул нос, принюхиваясь к содержимому.

— Какой интересный у вас зверь, — слегка испуганно протянул тот, которого назвали Фероном.

— Сдаётся мне, это не лошадь… Ой! — воскликнул второй, когда его коснулся огромный нос, и он посчитал зубы в приоткрытой пасти.

Не скажу, что лиственники были напуганы. Скорее просто удивлены.

— Это медоёж, господа, — улыбнулся Виол, — Не бойтесь, он ручной.

Бард вёл беседу непринуждённо, будто с лиственниками общался каждый день. У меня же будто язык присох — снова накатило сильное чувство, что это и мой путь тоже.

Вот так идти рядом с поскрипывающим колесом, из города в город, из края в край, и нести весть о Вечном Древе… Чья корни связывают верой наши сердца, чья крона укрывает нас от зла и невзгод…

Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Чувство-то сильное, но не такое, как с сестрой Леей. Там на меня будто кандалы нацепили, до того мощно приложило.

Я даже на всякий случай держал руку подальше от топорища, висящего на поясе. Мало ли, потянутся потрогать, и свалюсь тут на пыльной дороге, обуреваемый видениями. Нет уж, смердящий свет, их вообще надо поскорее бы обогнать.

С опаской поглядывая на фургон, который мы ещё не обогнали, я всё ожидал, что оттуда покажется лицо той веснушчатой. И с облегчением понял, что сестра Лея уже вмешалась бы в разговор, будь она здесь.

— Медоёж? — Херон бесстрашно погладил холодный мокрый нос.

Надо отдать должное этим двоим, они совсем не испугались.

— Его зовут Бам-бам, — с гордостью вставил Лука.

Оба лиственника пристально вгляделись в мальчишку, сидящего верхом, и меня тронуло опасение — не почуют ли они связь пацана с Древом?

То, что эта связь есть, я знал точно. Обычный человек уж точно не смог бы заблокировать магию «тёмной пасти».

— Светлого пути тебе, юный брат.

— Спасибо, — смутился мальчишка, — Вам тоже пусть Вечное Древо поможет…

— Ох, какая радость, юный брат, что ты в таком юном возрасте решил встать на путь истинный.

Я вздохнул, чувствуя, что внутри меня потихоньку просыпается и урчит раздражение. Назойливость этих двоих разрушала любое наваждение, и я понял, что у лиственников всё, как и в любой вере. Кто-то просто верит, а кто-то говорит, что верит.

Лиственники заулыбались, вне себя от счастья, что их не гонят взашей, а приветствуют, да ещё и в соответствии с их верой. К хорошему быстро привыкают, и оба выжидательно уставились на меня, взглядами будто требуя, чтоб и я продолжил угождать их тщеславию.

Я тут же сообразил, почему их так недолюбливает народ. Почему-то у этих двоих даже не возникло мысли спросить, а в каких храмах молимся мы с Виолом, и как надо нас приветствовать? Вот так вот гордыня и точит даже самые крепкие ордены.