Около двадцати пяти воинов выходят и начинают петь. Я чувствую связь с этими людьми и так горжусь этим народом, будто они мои братья. Как изящно они двигаются, какую ауру излучают! Слезы наворачиваются на глаза от неведомого ранее чувства принадлежности к ним. Мне кажется, я обрела семью, свой народ. Обескураженная таким количеством дико разрисованных и разукрашенных масаи, Джелли шепчет мне: «Коринна, ты уверена, что это твое будущее?» – «Да». Это все, что я могу сказать.

Шоу заканчивается около полуночи, масаи уходят. Появляется Лкетинга и с гордостью показывает деньги, вырученные от продажи украшений. Нам это кажется пустяком, а для него это достаточная сумма, чтобы спокойно прожить несколько дней. Мы тепло прощаемся, так как больше не увидим Эрика и Джелли, ведь они покидают отель рано утром. Брат вынужден пообещать Лкетинге вернуться, потому что мой воин сказал: «Теперь вы мои друзья!» Джелли крепко меня обнимает и, плача, говорит, что я должна позаботиться о себе, хорошенько все обдумать и через десять дней появиться в Швейцарии. Видимо, она мне не очень-то доверяет.

Мы отправляемся домой. На безлунном небе мириады звезд. Но Лкетинга прекрасно ориентируется. Мне приходится держать его за руку, чтобы не потеряться. Деревня встречает нас темнотой и собачьим лаем. Лкетинга издает короткие резкие звуки, и дворняга убегает. В маленьком домике я нашариваю фонарик. Затем начинаю искать спички, чтобы зажечь керосиновую лампу. На мгновение задумываюсь, как все просто в Швейцарии. Уличные фонари, электролампы, и все работает как бы само по себе. Я устала, хочу спать. Лкетинга же, придя домой, чувствует голод и говорит, что я еще должна приготовить ему чай. Раньше это делала Присцилла! Несмотря на полумрак, мне нужно сначала заправить спиртовку. Глядя на заварку, спрашиваю: «Сколько?» Лкетинга смеется и высыпает треть пачки в кипяток. Потом добавляет сахар. Но не две-три ложки, а полную чашку. Я поражена и думаю, что этот чай нельзя теперь пить. И все же он почти такой же вкусный, как у Присциллы. Теперь я понимаю, что чай может заменить еду.

Следующий день я провожу с Присциллой. Мы хотим заняться стиркой, а Лкетинга решает поехать на северное побережье, чтобы узнать, в каких отелях проходят танцевальные представления. Он даже не спрашивает, хочу ли я поехать с ним.

Мы с Присциллой идем к колодцу – мне предстоит дотащить до хижины двадцатилитровую бутыль воды, что оказывается не так просто. Чтобы наполнить ее, нужно опустить трехлитровое ведро в пятиметровый колодец, затем вытащить. Далее следует зачерпывать воду консервной банкой и наливать в узкое отверстие канистры, пока та не наполнится. Ни одна капля драгоценной жидкости не должна быть потеряна.

Когда моя канистра наполнена, я пытаюсь отбуксировать ее на 200 метров в сторону хижины. Я всегда считала себя достаточно крепкой, но тут выясняется, что мне это не по силам. Присцилла, наоборот, в два-три приема закидывает канистру на голову и легкой походкой идет к хижине. На полпути она встречает меня, подхватывает мою канистру и так же легко несет домой. У меня уже болят пальцы. Стирка в холодной воде со швейцарской тщательностью вскоре дает о себе знать: костяшки пальцев стерты. Ногтям конец. Когда у меня начинает болеть спина, я сдаюсь. Присцилла доделывает работу за меня.

Уже вторая половина дня, а мы еще ничего не ели. Да и что есть? Запасов мы не держим, иначе дом станет пристанищем жуков и мышей. Приходится каждый день закупаться в магазине. Несмотря на сильную жару, мы отправляемся в путь. Это полчаса ходьбы, если только Присцилла не будет останавливаться поболтать с каждым встречным. Здесь принято всем говорить: «Jambo!» [3] , а затем рассказывать о житье-бытье.

Наконец мы на месте. Покупаем рис, мясо, помидоры, молоко и даже мягкий хлеб. Теперь нужно проделать долгий обратный путь и приготовить еду. К вечеру Лкетинга так и не объявляется. Когда я спрашиваю Присциллу, знает ли она, когда он вернется, она смеется и говорит: «Я не могу спросить об этом у масаи!» Измученная непривычной работой на жаре, я прилегла в прохладной маленькой хижине. Присцилла не спеша начинает готовить. Наверное, я так устала, потому что ничего не ела весь день.

Я скучаю по своему масаи, без него мир интересен лишь наполовину. Наконец незадолго до наступления темноты он грациозно подходит к хижине, и я слышу уже знакомое: «Привет, как дела?» Отвечаю с ноткой обиды: «Не особенно!» Он удивлен: «Почему?» У него такое лицо, что я решаю не начинать разговор о его долгом отсутствии – это приведет только к непониманию и возможным недоразумениям, учитывая наш уровень английского. «Живот болит!» – говорю я. Он улыбается: «Может, это малыш?» Смеясь, отвечаю, что нет. Вряд ли масаи знает о существовании противозачаточных таблеток.

Мы ищем отель, где, как говорят, остановился масаи со своей белой женой. Не могу себе этого представить, но мне было бы очень любопытно кое о чем расспросить эту женщину. Но когда мы встречаемся с ними, я разочаровываюсь. Этот масаи выглядит как обыкновенный чернокожий мужчина, без украшений и традиционной одежды, в дорогом, сшитом на заказ костюме. Он на несколько лет старше Лкетинги. Женщине тоже сильно за сорок. Все говорят одновременно, и Урсула, немка, спрашивает: «Вы хотите переехать сюда и жить с этим масаи?» Я отвечаю утвердительно и робко интересуюсь, какие могут быть аргументы против. «Знаете, – говорит она, – мы с мужем вместе уже пятнадцать лет. Он юрист, но немецкий менталитет ему все еще достаточно трудно понять. А теперь взгляните на Лкетингу: он никогда не ходил в школу, не умеет читать и писать и почти не говорит по-английски. У него нет ни малейшего представления о нравах и обычаях Европы и в особенности об идеальной Швейцарии. Все это с самого начала обречено на провал!» Она добавляет, что здесь у женщин нет никаких прав, поэтому о жизни в Кении не может быть и речи, хотя провести здесь отпуск – это здорово. Я должна немедленно купить Лкетинге другую одежду, в конце концов, я не могу больше так ходить рядом с ним.

Она говорит и говорит, и мое сердце сжимается все сильнее. Муж Урсулы, как и его супруга, полагает, что будет правильно, если Лкетинга побывает в Швейцарии. Они готовы помочь нам оформить документы. Я вообще не могу себе этого представить, все во мне сопротивляется этому. Тем не менее мы решаем последовать совету и на следующий день отправляемся в Момбасу оформлять паспорт для Лкетинги. Когда я делюсь с ним сомнениями, он спрашивает, есть ли у меня муж в Швейцарии и могу ли я без проблем пригласить его в гости. Десять минут назад он сказал, что вообще не хочет уезжать из Кении, потому что не знает, где находится Швейцария и какая у меня семья.