— А… — протянул он с видом человека посвящённого, — как же, знаю!

Рафаэль влез в обсуждение, и, обладая военным опытом и специфическим менталитетом, начал набрасывать свои шекели на ту сторону весов, где паранойя и теория заговора.

— … думайте как хотите, но эта история — воняет! — заявил он так резко и эмоционально, что, кажется, запахи в столовой после этих его слов приобрели несколько не тот окрас, — Это не расследование, а херня!

— Какая, к чёрту, баллистическая экспертиза? — голос Рафаэля полон сарказма и децибелов, — А где результаты первоначальной? Ах, потеряли… восстанавливали и делали заново? А вы уверены…

Агнешка же считает, что пуля, прилетевшая в Савелова во время знаменитых студенческих волнений семьдесят третьего в Лос-Анджелесе, была выпущена не Национальной Гвардией и не ФБР, а представителями советских спецслужб — они, дескать, решили устранить Моше, стремительно набиравшего популярность среди студентов и леваков.

Она, впрочем, предвзята, и не то чтобы демонизирует спецслужбы СССР, но в своей предвзятости и горячности увязывает в один пучок всё подряд, включая вовсе уж сомнительные, косвенные факты и откровенные домыслы.

— Левак, социалист, — горячится девушка, — и притом яркий, талантливый, многогранный, и резко отрицающий саму суть советского строя, для коммунистов — враг, и враг много худший, чем все капиталисты! Он эту систему знал изнутри, и бил не по площадям, а по болевым точкам!

— В КэйДжиБи таких называли предателями и перебежчиками, — важно, будто вещая с кафедры для студентов, сообщил Ричард, — У коммунистов отношение к антисоветчикам из числа собственных граждан, или даже бывших граждан, было психопатическим.

Рафаэль согласно закивал — ему, чьи родители уехали из Союза в начале семидесятых, претерпев большие трудности, это хорошо известно из разговоров в семье и близком окружении.

— Савелов, и такие, как он, — безапелляционно начал израильтянин, — показывали наглядно — и всему миру, и собственно советским гражданам, что коммунистический режим, это колосс на глиняных ногах, и что вся эта машина советской экономики и идеологии увязла в грязи, тратя впустую горючее и ресурс двигателя, производя взамен только шум и брызги грязи.

Отложив вилку, беззвучно поаплодировал Рафаэлю за образную формулировку.

— Но всё же… — Агнешка, выпятив нижнюю губу (так в её исполнении выглядит выдвинутая челюсть) я считаю, что вклад Савелова в политику сильно преувеличен. Не в науку! Здесь его идеи, многих из которых опередили время, и за развитие которых Нобелевские премии получили совсем другие люди, бесспорны. Но политика? Нет!

Ричард вздохнул еле слышно, но и его девушка, да и все мы, знаем, что для него это едва ли не верх эмоциональности, поэтому Ангешка заторопилась, горячась и быстро, не всегда очень удачно, подбирая слова.

— Нельзя говорить о том, что именно из-за его книги, книги-предупреждении, книги-пророчестве, в России произошли те знаменитые тектонические изменения, сдвинувшие огромные территории, исторически тяготеющие к диктатуре, в сторону демократии, нельзя!

— По крайней мере, всерьёз, — поправилась она, весело взглянув на Ричарда.

— Можно сказать, что книга стала неким предупреждением и сыграла свою, быть может, достаточно важную роль, — согласилась Агнешка с выразительным вздохом Ричарда, — но ключевую?!

— Книга, а вернее — книги, — не согласившись с девушкой, начал разгибать пальцы Ричард, — фонд Савелова, тот факт, что Моше стоял у истоков сразу нескольких легендарных групп и музыкальных направлений как в СССР, так и в Америке! Всё это вместе даёт…

— Да ни черта оно не даёт! — опередив Агнешку, парировал Рафаэль, — Это всего лишь один из многих факторов! Да, достаточно важный, да…

— Ну в самом деле! — перебила его девушка, — Ричард! Ну как можно всерьёз считать, что люди огромной страны не выучат политических уроков, что они откажутся от свободы и демократических преобразований, от экономических реформ, доказавших, на примере других стран, свою эффективность?!

— Понятно, что Союз должен был распасться, это судьба всех Империй! Да, да, Ричард… и английской тоже, — Ангешка делает выпад в сторону британца, на что то тот только вздёргивает бровь, уверенный не столько даже в незыблемости Британской Империи, сколько в том, что его, Ричарда, потомки, будут в числе тех, кто правит миром, а остальное неважно.

— Но невозможно даже представить… даже предположить, — горячится девушка, — чтобы правительство действовало так же глупо и подло, как в книге! А люди? Разве могут они быть такими инертными и внушаемыми?!