– Ну уж нет, Олаф, я точно знаю, что это была не моя, а твоя идея, я сам слышал, как ты кричал, что соскучился по подвигам, стоя на столбе золотым истуканом. И едва ли доживешь до утра, если не совершишь что-либо подобное. А теперь ты хочешь свалить вину с больной головы на здоровую?
– возмущенно отвечал Хэймлет, счищая со своего щегольского кафтана чью-то блевотину.

– Ты хочешь сказать, что я лгу, подлый датчанин?
– Олаф схватился за меч.

– Именно это я и хочу сказать,- проорал в ответ разъяренный Хэймлет, вытаскивая свое диковинное для окружающих оружие.

Меч датского конунга был необычайно легок и имел небольшую кривизну. Он достался Хэймлету в подарок от человека из далекой восточной страны, с которым конунг познакомился и подружился во время одного из своих походов. Это оружие не было приспособлено для парирования и нанесения тяжелых ударов, как мощные обоюдоострые мечи асов. Но зато Хэймлет короткими режущими движениями мог снести две-три головы раньше, чем враги успевали только замахнуться. Однако владение таким мечом требовало специального умения, и асы предпочитали рубиться знакомым с детства оружием.

Клинки вылетели из ножен. Их оскорбленные хозяева застыли друг напротив друга. Обоих серьезно мучили сомнения, ведь они были друзьями, почти братьями, но ссора зашла слишком далеко. Да и присутствующие не пытались их помирить.

Мнения разделились пополам. Одна часть асов взяла сторону Торкланда, так как знакома с ним была гораздо дольше, чем с Хэймлетом, и имела все основания доверять его словам больше, чем словам вчера прибывшего гостя.

Вторая же половина действительно слышала геройские речи Олафа. Многие сомневались, что именно Торкланд был первым, кого посетила такая идея, но факт был налицо, и они стояли за Хэймлета.

Обе стороны, изнемогая от нестерпимой жажды и тяжести в голове, были едины в одном: кровь должна пролиться. Ибо если главный виновник или кто угодно погибнет в дружеском выяснении отношений, а проигравший, естественно, будет считаться неправым, то войну на сегодня можно будет отменить, заменив пышными похоронами безвременно почившего героя.

После гибели Хейд асы не придавали особого значения войску ванов, все еще стоящему под стенами города, считая, что всегда успеют расправиться с ними. Было множество проблем, которые в данный момент волновали их гораздо больше.

Кровь действительно должна была вот-вот пролиться, когда входная дверь дома распахнулась и на пороге появился Один, вооруженный с ног до головы, мрачный и деловитый. Всем стало ясно, кто истинный виновник их сегодняшнего раннего подъема. К тому же многие асы стали припоминать, что накануне Один почти ничего не пил, но активнее других участвовал в обсуждении военных действий.

– Это что за драка?
– сурово спросил он, глядя на героев, готовых кинуться друг на друга.- Вам всем давно пора быть на равнине. Войска уже почти собрались, а командиры вздумали выяснять отношения! Я жду вас у главных ворот.

Один развернулся и вышел на улицу, провожаемый воцарившейся в помещении тишиной. Присутствующие были поражены переменами, произошедшими со старшим сыном покойного Бора. Однако асы даже сквозь пелену похмельного синдрома понимали, что городу сейчас нужна сильная рука, а Один, похоже, собирался стать именно такой рукой.

Хэймлет первый отправил меч в ножны, которые носил по чужеземному обычаю под мышкой. В отличие от Торкланда, датчанин никогда не видел Одина в убогом виде и по укоренившейся привычке относился к нему как к богу. Поэтому конунг не мог ослушаться его воли. Олаф же, как и другие асы, был поражен переменами в товарище и спрятал клинок, подчиняясь скорее железной воле, неожиданно прозвучавшей в голосе Одина.

Асы вставали и один за другим молча покидали помещение. Олаф тоже вышел на улицу и направился к выходу из города. Пыл великого воина немножко поостыл, и он искренне раскаивался в том, что чуть было не снес голову старому другу, но тем не менее его самолюбие не позволяло подойти к Хэймлету. Датчанин, похоже, мучался теми же проблемами - время от времени бросая в сторону ярла виноватые взгляды, он тут же отворачивался, чтобы не встречаться глазами с Торкландом. Так друзья добрались до главных ворот города в толпе среди рядовых воинов, спешащих к своим отрядам.

Один уже поджидал старейшин и командиров в длинной тени, отбрасываемой Олафовым постаментом при низком утреннем солнце.

Несомненно, это был совсем другой Один, нежели тот, которого знали вчера его многочисленные родичи и товарищи. За одну ночь он словно стал как бы выше и шире в плечах. Скулы славного аса обострились, делая лицо жестче и мужественней, а на висках засеребрилась первая седина. Он окинул собравшихся тяжелым взглядом и голосом, не терпящим возражений, произнес:

– Я рад, что вы, самые уважаемые жители Асгарда и всей страны, откликнулись на мою просьбу и собрались здесь, чтобы закончить дело моего отца и добить ванов, которые все еще сидят под стенами нашего города. Я не могу вам приказывать, так как не являюсь избранным правителем Асгарда или его наместником. Но сейчас не время раздумывать. Мы займемся этим после, когда окончательно разделаемся с врагами. А сейчас я спрашиваю вас, кто готов идти за мной?
– произнес Один, понизив голос.