– Не забывайтесь, майор Паровозников! – отрезала Лена жестко, и Андрей с удивлением захлопал ресницами:

– Ого… понял.

– Знаешь, что мне не дает покоя? – спросила она прежним тоном, совсем сбив Паровозникова с толку. – Голицын такого же роста, как ты. И руки у него среднего размера.

– Не понял…

– На заборе в парке у кинотеатра «Мир» след крови располагался слишком низко для того, чтобы это мог быть человек с параметрами Голицына. На уровне моего уха – помнишь? – Она подошла к Андрею вплотную и ребром ладони обозначила на его груди место. – Вот тут должен был оцарапаться тот, кто тащил тело. Сам видишь, в это время года это может быть только открытый участок тела. Шея, например. У Голицына, правда, есть на шее ссадина, но она сзади, ее невозможно было получить у забора в парке. Надо, конечно, экспертизу… Но я до конца не верю, что это мог быть он. И прекрати свои намеки, понял?

Паровозников отвел глаза:

– Да ладно, не обижайся… Но ты, похоже, права – он слишком высокий. И тело девушки мог легко донести, а не тащить волоком по земле, оставляя борозды.

– Тоже верно. В общем, я его отработаю, конечно, но думаю, что это впустую потраченное время, – вздохнула Лена. – Вы тут закончили?

– Да, все.

– Тогда опечатываем, изымаем записи с камеры и уезжаем.

Домой Крошина явилась почти в час ночи и, выбираясь во дворе из служебной машины, подняла глаза и заметила, что в кухне горит свет. Она вспомнила, что не позвонила Филиппу, и тот, наверное, не ложится, волнуется, хотя наверняка догадался, где она и почему. Но на душе стало очень тепло – наконец у нее был кто-то, кто ждал ее до ночи, беспокоился, и это значило, что сейчас на пороге ее не встретит ставшая привычной за долгие годы оглушающая тишина пустой квартиры.

Входная дверь распахнулась ровно в тот момент, когда Лена вышла из лифта и сунула руку в карман, чтобы вынуть ключи.

– Поздновато гуляете, – заметил муж, возникая в луче света.

– Прости, я замоталась, некогда было позвонить.

– Да уж я понял… Что, дела идут? – помогая ей снять плащ, спросил Филипп, и Лена устало кивнула:

– Идут, но в какую-то другую сторону, мне кажется…

– Ужинать будешь?

– Нет сил, – призналась она, садясь на обувную полку. – Слишком много впечатлений для одного дня.

Филипп присел на корточки перед ней, взялся за лодыжку, снял туфлю:

– Лена… тем более, надо поесть. Когда голова так интенсивно работает, ей непременно нужно помогать. Я понимаю, это сейчас выглядит нотациями и брюзжанием, но…

Лена закрыла его рот ладонью:

– Это выглядит заботой, и мне безумно приятно… знаешь, это, оказывается, так важно, чтобы тебя ждали дома и чтобы о тебе беспокоились… – В носу защипало, Лена зажмурилась и попыталась улыбнуться: – Ну, вот…

– Может, тебе поплакать? – совершенно серьезно предложил муж, снимая вторую туфлю. – Напряжение снимешь…

– Ага… – пробормотала Лена. – И завтра глаза будут как у кролика, к тому же еще и опухшие… Нет, Фил, слезы – не мой метод…

– А что – твой? – помогая ей подняться, спросил он.

– Спать, наверное… только умыться бы сперва, а сил совсем нет…

– Ты ложись, а я тебе принесу салфетки и что там еще, – подталкивая Лену в сторону спальни, сказал Филипп. – Косметику снимешь, а уж умываться будешь утром. Все, ложись, я быстро.

Назавтра с самого утра Лена крутила в кабинете изъятые записи с камер наблюдения на парковке в жилом комплексе «Патио». Почему-то ей еще не давала покоя ссадина на шее Голицына – ее форма и размер как раз укладывались в его рассказ о нападении. На всякий случай она еще раз просмотрела протокол осмотра тела Полины Покровской, пытаясь найти упоминания о результатах соскобов из-под ногтей, но там все было чисто. И это значило, что девушка ни с кем не боролась перед смертью, иначе непременно было бы что-то. Но сделала Лена это, скорее, для успокоения собственной совести – рана на шее Павла никак не соответствовала тем, что могли бы быть нанесены ногтями.

Она снова вернулась к видеозаписям. Что-то в них не давало покоя. Она пересматривала их одну за другой по кругу, до тех пор пока в глазах не начинало рябить, но найти ничего так и не могла. А ощущение не проходило – Крошина была уверена, что есть какая-то мелочь, которую она непременно должна здесь найти, но пока просто не может.

«Ну, вот что? Пустая площадка… разлинованные парковочные места… одно, второе, третье… темный асфальт… летит стакан от кофе… бьется в опору фонаря… Что меня здесь так напрягает?» – думала она, вновь и вновь вглядываясь в монитор.

– Тебе заняться, что ли, нечем? – прогремел над самой головой голос Шмелева.

– А? – Лена не сразу смогла переключиться и даже головой потрясла.

– Кино на рабочем месте смотрим?

– Да вы что, Николай Иванович! – возмутилась она. – Я запись с камер видеонаблюдения на парковке просматриваю…

– На какой еще парковке?

– Ну на той, где, по словам Голицына, на него кто-то напал.

– И как? – Шмелев снял очки и сунул дужку в рот, тоже глядя в монитор, где по-прежнему метался, подгоняемый ветром, пустой картонный стакан от кофе.

– Да никак, – вздохнула Лена. – Похоже, он все-таки врет, потому что в указанное им время – вот… – она ткнула кончиком карандаша в монитор. – Никого там не было.

– Охранника опросили?

– С него и начали, записи потом изымали. Он делает обход всегда примерно в одно время, но ничего и никого не видел и утверждает, что машина Голицына в ту ночь вообще на парковку не въезжала. Судя по номеру места, он не врет.

– Н-да… – Шмелев покачал головой. – Неужели все-таки писатель? Очень неожиданно… Зачем ему это?