— Чай бы лучше пила, а не конфету мучила. Пей, пока совсем не остыл. Уже прохладно. И дождь обещали.

— Дождь не обещали, — снова решила поспорить. — И я не хочу горячий чай.

— На, — разорвав обёртку, я протянул ей леденец, — не замёрзла?

— А с какой стати тебя это волнует?

Да что ж такое?

— Ты со всеми так огрызаешься? — Мне хотелось схватить её за плечи и как следует встряхнуть. Так, чтобы загремели косточки. Чтобы она, наконец, пришла в себя и перестала разговаривать как сучка!

— Только с тобой, — твёрдо произнесла и выхватила из моей руки свой леденец. Обмакнула его в чае и засунула в рот.

Я уже пожалел, что и себе не купил стакан чего-то горячего. Потому что погода менялась с большой скоростью. Ветер становился прохладным, будто неподалёку прошёл град. Осине наверняка было холодно, но она, конечно же, никогда не признает этого. Я бы предложил ей свою толстовку, но она осталась в машине.

— Бусы я свои получу обратно? Или нет?

Я удивлённо посмотрел на неё. Я и забыл о женских бусах на своей шее. Смотрел в глаза шоколадного цвета и… ломался. Будто настройки внутри сбивались.

— Получишь, — кивнув, я потянулся к замочку на бусах, — мне не они нужны.

Осина поднесла картонный стакан к губам, но застыла, так и не отпив ни глотка. Посмотрела на меня исподлобья. А затем, словно опомнившись, вытащила изо рта конфету.

— А что тебе нужно? — спросила, облизывая губы.

— Твоя компания. Сегодня, — ты нужна. Неужели это совсем незаметно?

— Вот именно это и настораживает. — произнесла и всё же сделала глоток тёплого облепихового чая.

— Почему?

— Потому что ты — Князев. А я — Осина. Этого недостаточно?

— Не вижу в этом ничего криминального, — снова проследил за тем, как она прижимает губы к краю стакана, и делает глоток. Затем слегка ёжится, пряча шею от холодного ветра и поджимая плечи.

— Просто, — произнесла, и я заметил, что она начинала нервничать. Её взгляд становится отстранённым, зубы то и дело подхватывали пухлые губы, — не понимаю… тот случай, — взяла небольшую паузу перед тем как продолжить, — в лифте. Это ведь ничего не значит.

Большие глаза уставились на меня. Она шумно дышала. Я так отчётливо это слышал. Так отчётливо, что у самого в животе что-то шевельнулось.

Я улыбнулся. Она думает об этом? Вспоминает так же, как и я? Потому что тот случай не выходить из моей головы по сей день. Я вздохнул. И, расправив плечи, подошёл к ней почти вплотную. Лида почти незаметно вздрогнула. Стакан прижала к груди.

— Чего ты боишься? — мгновенно подметил как она смутилась, снова поджимая губы, — боишься, что это снова повторится? Что тебя пугает?

— Меня ничего не пугает, — честное слово, я так сильно хотел повторить то, что было в тот вечер… хотел снова вгрызаться в эти сочные губы и чувствовать на языке её вкус. Хотел пальцами запутываться в копне густых волос цвета тёмного шоколада. Просто безумие.

— Тогда почему дёргаешься при моём приближении? — два варианта: либо она помнит, что это я запустил в неё мяч, либо её волнует моя близость так же, как и меня её. Страха в её глазах нет. Есть беспокойство, нервозность, растерянность. Злости, как это ни странно, тоже уже не было.

— Потому что от тебя можно ожидать чего угодно, — едва не заикаясь. Бросила леденец в чай, и задрала голову выше.

— Не говори чушь, — хмыкнув, я перевёл взгляд на её рот. Напряжённые губы вызывали желание их расслабить. Раскрыть. Подчинить себе. Так много всего… — я тебя и пальцем не тронул. Ни разу со дня нашего знакомства. Разве что, — облизнувшись, я снова посмотрел ей в глаза. В них отражался желтоватый свет фонаря, — ты боишься, что я снова тебя поцелую?

— Бред! — нервно усмехнулась, — я не маленькая девочка, что бояться поцелуев, Князев. Это не страх. Это отсутствие желания. Я просто не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Вот и всё. Всё гораздо проще, чем ты себе нарисовал.

Ну да… верю.

Бусы, которые я снял со своей шеи, всё ещё оставались в моём кулаке. Сжав их покрепче, я почувствовал как моё собственное дыхание становится не таким ровным как прежде.

— Держи, — выставил перед ней ладонь, предлагая забрать ожерелье.

Осина замешкалась на несколько секунд. А затем, поставив стакан на скамейку, осторожно, будто боясь обжечься, забрала с моей ладони свою вещицу.

— Спасибо, — сконфуженно. Почти шёпотом, — что починил их.