Шрифт:
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
Клэй поворачивается и направляется внутрь, оставляя меня смотреть ему вслед с отвисшей челюстью и рисунком в руках.
Я следую за ним внутрь, дверь плавно закрывается за моей спиной.
Он ступает босыми ногами по ковру в гостиную, где смотрит баскетбол. Я осторожно прислоняю рисунок к стене напротив него.
— Нам нужно поговорить, — торжественно говорит он.
Я вдруг настораживаюсь.
— О том, что между нами произошло?
— Нет. О том, сколько тебе платят «Кодиаки».
Я хмурюсь.
— Это не твое дело.
— Покажи мне свой контракт.
Он ведет себя по-хозяйски, но я быстрее выберусь отсюда, если сделаю это. Я достаю телефон и открываю контракт.
Он берет мой телефон и переходит в гостиную, опускаясь на огромный диван. Я следую за ним, сажусь на край на достаточном расстоянии, чтобы мы не касались друг друга.
Наблюдать за тем, как он читает весь этот мелкий шрифт, словно готов его разорвать, необычайно сексуально.
— Здесь нет ничего о талисманах, — замечает он, когда заканчивает.
— Талисманах? Я разрисовываю стену, — я подхожу ближе, пытаясь читать вверх ногами. Я сдаюсь и придвигаюсь к нему, заглядывая через плечо.
— Джеймс продаст эту работу с названием команды.
— Это его право.
— А твое — получить за это компенсацию. Каждый раз, когда кто-то использует мое лицо, мое имя, я получаю деньги.
— Каждый раз? — эхом отзываюсь я. Это ошеломляет. — Ты не можешь контролировать, когда кто-то тебя рисует. Ты не знал, когда я это делала.
— Думаешь, я не знал, что ты за мной наблюдаешь?
— Я была осторожна.
— Чушь собачья, — он хватает меня за бедра и тянет к себе на колени. Мои руки хватают его за плечи, чтобы удержать равновесие. — Ты смотрела на меня своими большими голубыми глазами…
— Я не делала этого! — возмущение нарастает, и я безуспешно пытаюсь вырваться из его хватки. — Какое отношение это имеет к моему контракту?
— Никакого. Я хочу, чтобы люди получали то, что заслуживают.
— И я заслуживаю большего, чем то, что зарабатываю? — я действую осторожно, потому что также уважаю его опыт в этой отрасли.
— Намного, блядь, больше.
Он засовывает телефон в пояс моих шорт.
Я делаю вдох, пытаясь сосредоточиться на его словах, а не на том, что его руки лежат на моих бедрах, а большие пальцы рассеянно скользят прямо над моим поясом.
— Но я уже подписала контракт.
— Я попрошу своего агента взглянуть еще раз.
Я прикусила губу.
— Ты сделаешь это?
— Конечно.
Теперь я смотрю на едва заметный принт дивана за его головой, потому что так легче думать, когда я не смотрю в его прекрасные глаза.
— Почему? Чего ты хочешь?
— Тебя, — грубо говорит он, и мое сердце замирает. — Я долгое время боролся с этим. Похоже, нам обоим было больно. Поэтому я решил попробовать что-то новое.
У меня пересохло в горле, пульс учащенно бьется.
Клэй — мужчина, который привык брать то, что хочет, не прося об этом. Когда я слышу, как он произносит эти слова, меня бросает в дрожь.
Меня все еще тянет к нему. Я не могу прожить день, не думая о том, что он делает, с кем он, не скучая по его сварливому лицу или медленной, неохотной улыбке.
Я хочу дать нашим отношениям еще один шанс.
Но я не стану снова бросаться на него. Теперь я буду действовать обдумано.
— Рисунок был в журнале «Архитектурал Дайджест», но там был не твой дом, — говорю я.
— Я одолжил его другу на неделю.
— И его случайно заметили во время съемки, — настаиваю я.
Он приподнимает плечо.
Проклятье.
— Почему ты веришь в меня? — спрашиваю я.
— Я верю в тебя так же, как верю в то, что солнце взойдет, а баскетбольный сезон начнется в октябре. Ты настоящая. Твой талант, твое сердце, все это. Ты настоящая, Пинк.
Мои ребра уже так напряглись, что невозможно сделать еще один вдох.
Боже, как же все запуталось, когда я сижу на нем в его квартире.
— Тогда почему ты сказал мне, что между нами все кончено? — тихо спрашиваю я.
— Я облажался, — Клэй хмурится, выглядя неловко. — Все шло так хорошо, что я сошел с ума.
— Это бессмысленно.
Он вздыхает.
— В последний раз, когда я заботился о ком-то, все быстро пошло наперекосяк. Я выглядел, как дурак, но больше того, это испортило меня изнутри. Когда мне плохо, спрятаться негде.