Он просил о беседе с фельдмаршалом, и Веспасиан тотчас пригласил его к себе. И вот древний, пожелтевший старик-богослов стоял перед римлянином: на иссеченном морщинами, обрамленном выцветшей бородкой лице голубые глаза казались удивительно молодыми. Он сказал:

– Я пришел, консул Веспасиан, чтобы поговорить с вами о мире и покорности. У меня нет никакой власти. Власть в Иерусалиме принадлежит «Мстителям Израиля», однако закон еще не умер, и я принес с собой печать верховного судьи. Это не много. Но никто лучше Рима не знает, что обширное государство в конце концов не распадется только в том случае, если оно будет опираться на право, закон и печать; поэтому, может быть, я принес не так уж мало.

Веспасиан ответил:

– Я рад говорить с человеком, имя которого в Иудее слывет наиболее почтенным. Но я послан нести меч. Решать вопросы о мире могут только император в Риме и сенат.

Иоханан бен Заккаи покачал старой маленькой головкой. Лукаво, тихо, с восточной назидательной певучестью он продолжал:

– Многие называют себя царями. Но есть только один, которому я хотел бы отдать печать и документы. Разве Ливан покорен Гальбой? Только тот, кто покорит Ливан, всемогущ, только он – адир. А Ливан Гальбой не покорен.

Веспасиан посмотрел на старика с недоверием:

– Вы виделись с моим военнопленным, Иосифом бен Маттафием?

Иоханан бен Заккаи, слегка удивившись, ответил, что нет, не виделся. Виновато и смущенно Веспасиан сказал:

– Простите, вы с ним действительно не виделись. – Он сел, согнувшись так, чтобы не смотреть на старика сверху вниз. – Пожалуйста, сообщите мне, что вы хотите дать и что – получить?

Иоханан протянул свои поблекшие руки, предложил:

– Я даю вам печать и письмо о том, что Иерусалимский Великий совет и ученые подчиняются римскому сенату и народу. Вас же прошу об одном: оставьте мне маленький городок, где бы я мог основать университет, и дайте мне свободу преподавания.

– Чтобы вы мне опять состряпали самые угрожающие рецепты борьбы против Рима? – ухмыльнулся Веспасиан.

Иоханан бен Заккаи как будто стал еще меньше и ничтожнее:

– Что вы хотите? Я посажу крошечный росток от мощного иерусалимского дерева. Дайте мне, ну, скажем, городок Ямнию, в нем будет совсем маленький университет… – Он уговаривал римлянина, показывал жестами всю ничтожность его университета. – Ах, он будет так мал, этот университет в Ямнии. – И он сжимал и разжимал крошечную ручку.

Веспасиан возразил:

– Хорошо, я передам Риму ваше предложение.

– Не передавайте, – просил Иоханан, – я хотел бы иметь дело только с вами, консул Веспасиан. – И упрямо повторил: – Вы – адир.

Веспасиан поднялся; широко, по-мужицки расставив ноги, стоял он:

– Я все-таки не понимаю, почему вам дался именно я. Вы – старый, мудрый и, кажется, относительно честный господин. Не объясните ли мне, в чем здесь дело? Разве легко вам перенести мысль, что в вашей стране, предназначенной вашим богом Ягве для вас, евреев, адиром должен быть именно я? Мне говорят, что вы больше всех народов опасаетесь соприкосновения с другими.

Иоханан закрыл глаза.

– Когда ангелы Господа, – наставительно начал он, – захотели после гибели египтян в Красном море запеть песнь радости, Ягве сказал: «Мои творения тонут, а вы хотите петь песнь радости?»

Маршал подошел к крошечному ученому богослову совсем близко, легким доверчивым жестом коснулся его плеча, хитро спросил:

– Но это же не противоречит тому, что настоящими, полноценными людьми вы нас все-таки не считаете?

Иоханан, все еще не открывая глаз, возразил тихо, как бы издалека:

– На праздник кущей мы семьдесят быков приносим в жертву за неевреев.

Веспасиан сказал необычайно вежливо:

– Если вы не очень устали, доктор и господин Иоханан, то я хотел бы получить еще одно объяснение.

– Охотно отвечу вам, консул Веспасиан, – отозвался старик.

Веспасиан оперся руками о стол. Перегнувшись через него, он спросил с тревогой:

– Что, у неевреев существует бессмертная душа?

Иоханан ответил:

– Есть шестьсот тринадцать заповедей, которые мы, иудеи, обязаны выполнять. Нееврей обязан выполнять только семь. Если он их выполняет, то Святой Дух нисходит и на него.

– Какие же это семь заповедей? – спросил римлянин.

Морщинистые брови Иоханана поднялись, его голубые глаза, ясные и очень молодые, смотрели прямо в серые глаза Веспасиана.

– Одна – повелевающая и шесть – запрещающих, – сказал он. – Человек должен творить справедливость, не отрицать Бога, не поклоняться идолам, не убивать, не красть, не распутничать и не мучить животных.

Веспасиан немного подумал и заявил с сожалением:

– Ну, значит, у меня мало шансов, что на меня низойдет Святой Дух.