Оседлав мула, Понедельник тут же погружался в сон, но Миляга, несмотря на усталость, был слишком озабочен проблемой составления карты пустыни, чтобы позволить себе уснуть. Подарок Хуззах был постоянно зажат у него в руке, потевшей так сильно, что несколько раз в чашечке его ладони даже собиралась небольшая лужица. Обнаружив это, он в очередной раз убирал камень в карман, но через несколько минут пальцы сами, без его ведома, доставали его и вновь принимались вертеть.

То и дело он оглядывался на Изорддеррекс, и вид, надо признать, был впечатляющий. Погруженные во тьму склоны города были усыпаны сверкающими точками — это воды, текущие по его улицам, превратились в идеальные зеркала, отражающие свет звезд. Но не один Изорддеррекс был источником этого великолепия. И земля у ворот города, и дорога, по которой они двигались, тоже посверкивали отраженным светом небес.

Но с наступлением зари все эти чудеса исчезли. Город давно уже скрылся вдали, а впереди на небе сбились в кучу темные грозовые облака. Их зловещий синевато-багровый цвет был Миляге уже знаком — точно такие же облака они видели с Тиком Ро над небом Первого Доминиона. Хотя стена Просвета пока еще отгораживала сгнившее тело Хапексамендиоса от Второго, исходившая от него скверна была слишком сильна, чтобы не дать о себе знать, и чем дальше они продвигались, тем сильнее вспухал синяк неба, заполняя весь горизонт и подбираясь к зениту.

Однако были и хорошие новости. Когда на горизонте показались обломки лагеря Голодарей, стало ясно, что одиночество им не грозит. Группа людей человек в тридцать несла свою вахту у Просвета. Один из них заметил приближение Миляги и Понедельника и поделился своим открытием с остальными. В тот же миг еще один человек вскочил и со всех ног кинулся им навстречу.

— Маэстро! Маэстро! — кричал он на бегу.

Разумеется, это был Чика Джекин. Появление Миляги привело его в настоящий экстаз, но после того как поток приветствий иссяк, разговор принял мрачный оборот.

— В чем была наша ошибка, Маэстро? — спросил Чика. — Ведь все должно было быть иначе, верно?

Миляга устало объяснил, попеременно ввергая Чику то в удивление, то в ужас.

— Так Хапексамендиос мертв?

— Да, мертв. Весь Первый Доминион был Его телом, и теперь оно разлагается.

— А что случится, когда рухнет Просвет?

— Кто знает? Боюсь, с той стороны достаточно гнили, чтобы отравить Второй от края до края.

— И каков же ваш план? — поинтересовался Чика.

— У меня его нет.

На лице Чики отразилось полное смятение.

— Но вы проделали такой огромный путь, чтобы попасть сюда! Ведь что-то вас сюда привело?

— Мне жаль тебя разочаровывать, — ответил Миляга, — но дело в том, что мне просто некуда больше пойти. — Он перевел взгляд на Просвет. — Хапексамендиос был моим Отцом, Люциус. Должно быть, в глубине души я верю, что мое место рядом с Ним, в Первом Доминионе.

— Прошу прощения, Босс, могу я вставить словечко… — вмешался Понедельник.

— Да.

— По-моему, то, что ты говоришь, — это чушь собачья.

— Если вы войдете туда, то войду и я, — сказал Чика Джекин. — Хочу все посмотреть своими глазами. Повидать мертвого Бога — это не пустяк. Будет о чем рассказать детям, а?

— Детям?

— Ну у меня ведь только два выхода: заводить детей или писать мемуары. Но на второе у меня не хватит терпения.

— Это у тебя-то? — спросил Миляга. — У человека, который прождал две тысячи лет? У тебя нет терпения?

— Было, да все вышло, — сказал Чика. — Я хочу жить, Маэстро.

— Тебя нельзя за это упрекнуть.

— Но сначала я хочу увидеть Первый Доминион.

К этому моменту они оказались уже совсем рядом с Просветом, и пока Чика Джекин пошел объяснять своим товарищам, что они собираются сделать вместе с Маэстро, Понедельник вновь принялся высказывать свое мнение по поводу предстоящего мероприятия.

— Не делай этого, Босс, — сказал он. — Ты этим ничего не докажешь. Я знаю, что ты разозлился на этих козлов, из-за того что они не устроили гулянку в твою честь в этом вшивом Изорддеррексе, но знаешь что, давай-ка трахнем их в жопу, или нет, лучше не стоит. Пусть трахаются со своими рыбами…

Миляга положил руки Понедельнику на плечи.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством.

— Так куда ж тогда спешить? Ты как выжатый лимон, Босс. Поспи. Поешь чего-нибудь. Наберись сил. А завтра поглядим.

— Я в полном порядке, — сказал Миляга. — К тому же со мной мой талисман.

— Какой талисман?

Миляга разжал ладонь и показал Понедельнику синий камень.

— Какое-то трахнутое яйцо?

— Яйцо, говоришь? — сказал Миляга, подбросив камушек на ладони. — Что ж, может, ты и прав.