— Кэрол.

Она не оглянулась, и шаг ее не сбился. Джерри побежал за ней, думая о том, что эта сценка, наверное, развлечет прохожих.

— Кэрол.

Джерри ухватил ее за руку. На этот раз она остановилась. Он обошел ее, чтобы заглянуть в лицо, и был потрясен и расстроен: Кэрол плакала. Ее слезы он ненавидел лишь немногим меньше, чем свои.

— Сдаюсь, — сказал он, выдавив улыбку. — Фильм — шедевр. Годится?

Кэрол не утешила эта выходка; припухшее от слез лицо было несчастным.

— Не надо, — проговорил он. — Прошу тебя, не надо… Я не…

«Не умею просить прощения», — хотел сказать Джерри. Но он не умел этого настолько, что даже признание оказалось ему не под силу.

— Ничего… — мягко произнесла Кэрол.

Джерри видел, что она не сердилась. Она просто была несчастна.

— Пойдем ко мне.

— Не хочу.

— Я хочу, чтоб ты пошла, — сказал он. Получилось искренне. — Я не люблю выяснять отношения на улице.

Джерри поймал такси, и они поехали в Кентиш-таун; оба всю дорогу молчали. Поднявшись по ступеням к входной двери, Кэрол поморщилась:

— Что это за вонь?

Сильный кислый запах струился по ступеням крыльца.

— Здесь кто-то побывал, — сказал он, внезапно охваченный тревогой, и рванулся вверх по лестнице к двери квартиры.

Дверь оказалась открыта, замок варварски выдран, дверной косяк расколот. Джерри выругался.

— Что случилось? — спросила Кэрол, догоняя его.

— Взлом.

Джерри шагнул в квартиру и включил свет. Всюду царил хаос. Квартира была полностью разгромлена. Повсюду следы вандализма: разбитые картины, вспоротые подушки, расколотая мебель. Он стоял в центре хаоса, и его трясло, а Кэрол бродила из комнаты в комнату и повсюду находила безжалостное разрушение.

— Это что-то личное, Джерри.

Он кивнул.

— Я вызову полицию, — предложила она — Проверь, что украли.

Джерри подчинился. Лицо его побелело. Вторжение ошеломило его. Вяло и апатично бродил он по квартире, переворачивая разбитые вещи, задвигая на место вывернутые ящики: он представлял себе взломщиков в деле, как они, потешаясь, хозяйничают здесь. В углу спальни он нашел сваленные в кучу фотографии. На них помочились.

— Полиция выехала, — доложила Кэрол — Просили ничего не трогать.

— Поздно, — пробормотал он.

— Что-то пропало?

— Ничего, — ответил он.

Все ценности: стерео и видео, кредитки, кое-какие безделушки — не тронуты. И только сейчас Джерри вспомнил о плане. Он вернулся в гостиную и с трудом пробился через завал к столику, зная наверняка: плана он не найдет.

— Это Харви, — проговорил он.

— Что — Харви?

— Харви приходил за планом первого этажа бассейнов. Или прислал кого-то.

— Зачем? — спросила Кэрол, окидывая взглядом разгром. — Ты же и так собирался отдать его.

Джерри замотал головой.

— Ты единственная, кто советовал мне держаться от Харви подальше…

— Я и представить не могла, что все обернется вот так.

Полиция приехала и уехала, вяло извинившись: они думают, что найти и арестовать злоумышленников маловероятно.

— В последнее время столько актов вандализма, — сказал офицер. — А соседи снизу?..

— Они в отъезде.

— Боюсь, это последняя надежда Имущество застраховано?

— Да.

— Ну, тогда все не так уж плохо.

Джерри ничего не сказал им о своих подозрениях, хотя его так и подмывало сделать это. Что толку обвинять Харви? С одной стороны, у того наверняка заготовлено алиби, с другой — необоснованные обвинения еще больше разозлят его.

— Что будешь делать? — спросила Кэрол, когда полиция убралась восвояси.

— Не знаю. Я даже не уверен, что это он. То он лучится добротой и светом, и вдруг такое. Как я могу иметь с ним дело?

— А ты больше не имеешь с ним дела, — ответила Кэрол. — Останемся здесь или пойдем ко мне?

— Останемся.

Они кое-как попытались восстановить статус-кво: подправили, чтобы не валилась, сломанную мебель, подмели осколки стекла Затем перевернули распоротый матрац, отыскали две уцелевшие подушки и легли спать.

Кэрол хотела заняться любовью, но это утешение, как многое в жизни Джерри в последнее время, не получилось. Раздражение сделало его грубым, а грубость, в свою очередь, вызвала раздражение Кэрол. Она сделалась угрюмой, целовала его неохотно и скупо. Ее нежелание подталкивало его к еще большей грубости.