— Почти угадала.

— Чем я могу помочь? Хочешь, стану твоей помощницей? Прежде у меня это неплохо получалось.

— Уверен, что так.

— Тогда объясни, что мне сделать. Киссун покачал головой.

— Ты слишком многого не знаешь, — сказал он. — Вся картина настолько огромна, что я не буду и пытаться тебе ее показывать. Сомневаюсь, что твое воображение сможет с этим справиться.

— А ты попробуй.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Ну ладно. Дело вовсе не в Яффе. Он может войти в Субстанцию, но с ней ничего не случится.

— Так в чем же дело? Ты мне столько наплел о жертве. Ради чего? Если Субстанция может прекрасно позаботиться о себе сама!

— Почему бы тебе просто не поверить мне?

Она взглянула на него в упор. Огонь почти погас, но в ее глазах плясали янтарные огоньки. Часть ее очень хотела поверить. Но жизнь учила тому, что это опасно. Мужчины, агенты, руководители студий — все они просили поверить, и она верила, и каждый раз пролетала. Поздно учиться другому. Она стала циничной до мозга костей. Если она изменится, то перестанет быть Теслой, а ей нравилось быть собой.

Поэтому она сказала:

— Нет, извини. Я не могу просто поверить. Не принимай на свой счет. Я ответила бы так любому. Я хочу знать итоговую сумму.

— Что это значит?

— Правду. Или ты ничего не получишь.

— Ты уверена, что можешь отказаться? — спросил Киссун.

Она повернулась к нему в профиль, оглядываясь назад и поджимая губы, так делали героини ее любимых фильмов.

— Это угроза, — сказала она с обвиняющим выражением лица.

— Можешь понимать и так, — заключил он.

— Тогда пошел ты!

Он пожал плечами. Его пассивный, почти ленивый взгляд распалил ее еще больше.

— Я вообще не обязана сидеть и выслушивать тебя!

— Да?

— Да! Ты от меня что-то скрываешь.

— Ты смешна.

— Не думаю.

Она встала. Взгляд уперся в ее пах. Она вдруг почувствовала дискомфорт из-за наготы. Захотелось надеть свою грязную и окровавленную одежду, которая, наверное, осталась в миссии. Пора возвращаться. Она повернулась к двери.

За спиной раздался голос Киссуна:

— Подожди, Тесла. Пожалуйста, подожди. Я не прав. Я признаю, я не прав. Вернись, пожалуйста.

Он говорил примирительно, но Тесла услышала недобрые нотки. Он злится, решила она. Несмотря на свое хваленое духовное равновесие, он бесится. Для нее это был урок — она сумела различить в спокойном тоне злобу. Она обернулась к Киссуну, уверенная, что правды не услышит. Достаточно было раз ее испугать, чтобы посеять сомнения.

— Продолжай, — сказала она.

— Ты не сядешь?

— Нет. — Ей пришлось притвориться, будто она не испытывает нахлынувшего вдруг страха. Она стояла перед ним, вызывающе обнаженная. — Не сяду.

— Тогда я попробую объяснить тебе как можно быстрее. — Он стряхнул с себя заносчивость, казался тактичным и даже скромным — Пойми, даже я не знаю фактов полностью. Но я знаю достаточно, чтобы постараться убедить тебя. Мы все в опасности.

— Кто «мы»?

— Обитатели Косма.

— Ты опять?

— Флетчер тебе об этом не говорил?

— Нет. Он вздохнул.

— Представь, что Субстанция — это море.

— Представила.

— На одном его берегу находится наша реальность. Континент бытия, если угодно, границы которого — сон и смерть.

— Хорошо.

— А теперь представь, что есть другой континент, с другой стороны моря.

— Иная реальность.

— Да. Такая же большая и сложная, как наша. В ней тоже много разных энергий, обитателей и желаний. Так же, как и в Косме, там преобладает один вид обитателей со странными желаниями.

— Не слишком обнадеживает.

— Ты хотела правды.

— Я не сказала, что верю.

— Другой континент называется Метакосм. А обитатели его называются иад-уроборосы. Они существуют.

— А какие у них желания? — спросила она, не уверенная, что действительно хочет это знать.

— Они жаждут чистоты, оригинальности, безумия.

— Тот еще набор.

— Ты была права, когда обвинила меня в том, что я не говорю тебе всей правды. Кое-что я утаивал. Синклит действительно охранял берега Субстанции от людских амбиций, но не только. Мы охраняли побережье и от…

— Вторжения?

— Да, мы его боялись. И ожидали. Глубочайшие сны о зле — это сигналы о приближения иадов. Самые жуткие страхи, самые грязные образы, проникшие в человеческие головы, — это эхо их желаний. Я говорю то, чего не скажет тебе никто другой, что могут вынести лишь сильные духом.