Шрифт:
— Правда ли это? — спросил он.
— Правда, — кивнул Стерджис. — О'Коннел… остался в горах.
— А девочка?
— Она последовала за ним. Все как он сказал. Их больше нет.
Будденбаум поднес ко рту руку без перчатки и погрыз ноготь на большом пальце. У него было на каждом пальце по кольцу, а на среднем — три.
— Странно, — произнес он.
— Странно что? — уточнил Уитни.
— Странно то, что столь богобоязненные мужчины и женщины оставили невинное дитя замерзать в горах, — ответил Будденбаум. Потом он пожал плечами: — Ладно, каждый делает то, что считает нужным. — Он снова надел перчатку. — Мне пора.
— Погодите, — остановила его Нинни. — Не хотите ли поесть? Еды у нас немного, но…
— Спасибо, нет.
— У меня есть остатки кофе, — предложил Шелдон. — Не хотите ли чашечку?
— Вы очень добры, — сказал Будденбаум
— Так посидите с нами, — настаивал Шелдон.
— Возможно, как-нибудь в другой раз, — промолвил Будденбаум, не отводя взгляда от их лиц. — Я уверен, когда-нибудь наши пути еще пересекутся, — продолжал он. — Каждый проходит спой путь, но дорога возвращается к своему началу, не так ли? Поэтому возвращаемся и мы. Тут у нас нет выбора
— Мы могли бы подвезти пас в долину, — сказал Шел дон.
— Мне не нужно 6 долину, — последовал ответ. — Мне нужно в горы.
— Вы с ума сошли, — со свойственной ей прямотой сказала Марша— Вы там замерзнете.
— У меня есть шуба и перчатки, — возразил Будденбаум. — И если девочка выжила в такой мороз, то, безусловно, смогу и я.
— Сколько раз? — начал Гудхью, но Уитни, который си дел напротив Будденбаума по ту сторону костра и изучал его сквозь клубы дыма, перебил:
— Пусть идет, если хочет.
— Вот именно! — согласился Будденбаум. — Что ж… доброй ночи.
Когда он уже повернулся, чтобы идти, Нинни вдруг вы палила одно слово:
— Трубы.
— Прошу прощения? — остановился Будденбаум.
— Там, в горах, мы слышали звуки труб. — Она оглянулась на спутников в поисках поддержки, но все промолчали. — По крайней мере, Я слышала, — нерешительно продолжила она. — Да, слышала.
— Звуки труб?
— Да
— Странно.
— Да. — Она вдруг и сама престала верить в то, что говорила. — Конечно, это могло быть и… Я не знаю что.
— Гром, — подсказал Уитни.
— Спутать гром и трубы? Надо же. Что ж, пойду послушаю сам. — Будденбаум едва заметно улыбнулся Нинни. — Весьма признателен. — Он поклонился ей так учтиво, что Нинни едва не лишилась чувств.
Не прибавив больше ни слова, Будденбаум повернулся к ним спиной, вышел из круга света, и тьма поглотила его.
Выжили все, кто сидел той ночью у костра, Они добрались до конца пути, а потом много лет подряд трудились, плодились и процветали, оставив в прошлом страдания, пережитые по дороге на запад. Они не вспоминали о мертвых, несмотря на свои обещания. Не вернулись назад, чтобы найти останки и перехоронить достойно. Они никого не оплакивали. Они ни о чем не жалели.
Но ни о чем не забыли. Наедине с собой, в своих новых домах, они вспоминали о печальном событии той ночи, а еще чаще — о встрече со странным путником.
Каждый раз, когда Шелдон Стерджис варил себе кофе, он вспоминал Будденбаума и чувствовал стыд. Каждый раз, когда в дверь к Нинни Иммендорф стучался поклонник (случалось это нередко: женщины в ту пору редко оставались одиноки, а Нинни, ко всему прочему, готовила отличное рагу), она шла открывать и мечтала, чтобы за порогом оказался не Фрэнклин, не Бак и не Чарли, а Будденбаум, именно Будденбаум!
Каждый раз, когда преподобный Уитни поднимался на кафедру и рассказывал прихожанам об ухищрениях дьявола, он вспоминал человека с тростью, и голос его начинал звучать с особенной страстью, а слушателей пробирала дрожь. «Как будто он сам видел дьявола», — говорили люди после проповеди; ибо он говорил не о чудовище с рогами, а о чело веке, который в одиночестве, без помощников, без лошадей, бродит по свету в поисках потерянных детей, отбившихся от своего народа.
Глава 6
Когда Мэв достигла вершины, своего спасителя она не увидела, поскольку вокруг шатра стемнело и невозможно было разобрать, есть ли там вообще кто-нибудь. Мэв побаивалась этой встречи — ведь она сжульничала, когда нарушила обещание и явилась на это необыкновенное собрание; но другая часть ее души, напоенная сладкой кровью зверя, готова была встретить его гнев, лишь бы узнать побольше. Он не причинит зла, как бы ни рассердился, говорила себе девочка. Все равно — что сделано, то сделано. Она уже узнала здешние тайны.