Шрифт:
— Нет…
— Я нагрезила бы себе красоту, — сказала она, захихикав. — Я стала бы первой красавицей во вселенной. Такой, что стоило бы мне выйти из дома, и все мужчины падали бы к моим ногам. — Тут она перестала хихикать. — Как ты думаешь, получилось бы у меня? — спросила она.
— Я… Я думаю, да.
— Ты думаешь, надо же, — тихо пробормотала госпожа. — Что ж, позволь мне тебе сообщить: мне это сделать так же легко, как два пальца обмочить. Да. Без проблем. Не я ли создала из грез этот город?
— Вы?
— Я. Скажи ей, мой маленький Абре.
— Это правда, — подтвердил Муснакаф. — Она его нагрезила, и он стал таким, какой есть.
— Так что я легко могла бы превратиться в красавицу. — Госпожа снова замолчала. — Но решила не делать этого. А знаешь почему?
— Потому что вам все равно? — рискнула Феба.
Бумага, которую госпожа рвала, выпала из ее пальцев.
— Совершенно верно, — произнесла она удивленно. — Как тебя зовут? Фелиция?
— Феба.
— Еще хуже.
— Мне нравится, — не подумав, сказала Феба.
— Ужасное имя, — настаивала старуха.
— Вовсе нет.
— Если я сказала «ужасное», значит, ужасное. Подойди сюда.
Феба не шелохнулась.
— Ты меня слышишь?
— Да, слышу, только мне без разницы, что вы там сказали.
Старуха вытаращила глаза.
— Бог ты мой, да ты что? Не обижайся на такие пустяки. На меня-то. Я стара, безобразна, меня мучают газы.
— Но ведь вам не обязательно быть такой, — возразила Феба.
— Кто тебе сказал?
— Вы, — ответила Феба, порадовавшись в душе, что не один год имела дело с упрямыми пациентами. Черта с два эта ведьма ее запугает. — Вы и сказали, две минуты назад… — Она заметила, как отчаянно жестикулирует Муснакаф, но уже не могла остановиться. — Сказали, что можете стать красавицей. Так почему бы вам не сделать себя красивой и без газов?
Наступило тяжелое молчание, и глаза госпожи забегали еще беспокойнее. Потом с губ ее сорвался смешок, а потом она расхохоталась в голос.
— Деточка, ты поверила, ты поверила мне! — воскликнула она. — Ты действительно думаешь, что я стала бы так жить, — она подняла свои костлявые руки, — если бы у меня был выбор?
— Значит, на самом деле вы не можете ничего изменить?
— Когда я здесь появилась, то, наверное, могла. Тогда мне было всего-навсего чуть больше ста. Знаю, тебе кажется, что это много, но на самом деле ничего подобного. Тогда у меня был муж, и я молодела от его поцелуев.
— Король Тексас? — спросила Феба.
Старухины руки упали на одеяло, а из груди вырвался су дорожный вздох.
— Нет, — проговорила она. — Тогда я еще жила в Косме.
Я любила его даже больше, чем Тексаса. И он тоже меня любил до беспамятства… — Лицо ее исказилось. — Не проходит, — пожаловалась она — Боль утрат. Не проходит. Иногда я боюсь засыпать… Абре знает, бедный Абре… Я боюсь засыпать, потому что мне снится, как он снова меня обнимает. Потом становится так больно, что я боюсь спать, лишь бы не видеть этих снов.
Старуха вдруг заплакала. По ее морщинистым щекам потекли слезы.
— Господи, если бы я могла, я запретила бы любовь! Как было бы хорошо.
— Нет, — тихо ответила Феба — Было бы совсем не хорошо.
— Погоди, ты еще никого не потеряла, не пережила тех, кого любила. Так, чтоб остались одни воспоминания. Тогда будешь лежать по ночам и бояться уснуть, как я. — Она при гляделась к Фебе. — Подойди поближе, — попросила она. — Дай мне тебя рассмотреть.
Феба выполнила ее просьбу.
— Абре, возьми-ка ту лампу. Придвинь поближе. Я хочу увидеть лицо женщины, которой нужна любовь. Бот так, вот так.
Госпожа подняла руку, словно хотела потрогать лицо Фебы.
— Есть ли в Косме сейчас какие-нибудь новые болезни? — спросила она.
— Да, есть.
— Страшные?
— И страшные тоже, — сказала Феба. — Одна, во всяком случае, очень страшная. — Тут она вспомнила, о чем просил Абре. — Наш Косм — юдоль слез.
Трюк сработал. Госпожа улыбнулась.
— Вот. — Она повернулась к Муснакафу. — Разве я не говорила?