В первом из отверстий шара не оказалось. Во втором тоже. И только на третий раз ей повезло. Она нащупала рукой какой-то круглый предмет, закатившийся в дыру. Ей пришлось выломать небольшой кусок доски, чтобы его достать. Маленький серебристо-бирюзовый шарик. Она кое-как подцепила его кончиками пальцев и вытащила наружу. Шарик оказался на удивление тяжелым. Он был вовсе не деревянный, как она сперва предположила, и не из пластика. Литой металлический шар. Его зеленовато-голубую поверхность украшал рисунок, который был очень хорошо знаком Кэнди: именно такие волнистые линии ее рука будто помимо воли выводила на полях учебника.

Но ей некогда было удивляться этому совпадению. За спиной послышалось громкое сопение, затем что-то снова рухнуло вниз, в колодец. Кэнди ни минуты не сомневалась, что это было: Остов, снедаемый желанием добраться до нее, отважился перепрыгнуть через обвалившийся участок лестницы.

Кэнди оглянулась. Сквозь приотворенную дверь она увидела Остова. Прыжок ему удался, и теперь он мчался по самой верхней уцелевшей части лестницы, перепрыгивал через две ступеньки и хватался за шаткие перила, а его длинные когти устрашающе клацали, ударяясь о сухое дерево.

Кэнди перевела взгляд на маленькую чашу на плоском основании пирамиды. В ушах ее эхом отдавались слова Хвата:

«Свет — самая старая игра в мире».

Тем временем Остов подобрался к двери и сквозь небольшую щель уставился на Кэнди одним из своих крошечных, как острие булавки, зрачков. Пасть его была широко разинута, с подбородка капала пена, как у бешеной собаки. Он снова затянул свою колыбельную, но теперь она звучала не зло и резко, как прежде, а нежно, весело и ритмично:

О грядущем не мечтай, О былом не вспоминай: Смерть готовит нам подвох, Вот он, твой последний вздох.

Напевая, Остов легонько, как если бы это была забавная игра, толкал дверь, пока та не открылась полностью.

У Кэнди уже не оставалось времени, чтобы добежать до пирамиды и опустить шарик в чашу. Стоит ей потерять эти три-четыре драгоценные секунды, и Остов успеет дотянуться до ее горла и вырвать его своими крючковатыми когтями.

Выбора не было: пора сделать свой ход в самой старой игре на свете.

Сделав глубокий вздох, Кэнди прицелилась и бросила шар. Бросок получился так себе: вместо того чтобы очутиться внутри чаши, шар попал на ее ободок и начал кататься по кругу, так и норовя выскочить наружу.

— Ну пожалуйста, — взмолилась она, глядя на крутящийся шар с тем же отчаянием, с каким азартный игрок, поставивший на кон последние деньги, пожирает глазами колесо рулетки.

У нее тоже не будет другого шанса.

А шарик продолжал невозмутимо кататься по ободку чаши, по самому краю, словно никак не мог решить, в какую сторону лучше упасть.

— Давай же! — прошептала она.

За спиной опять раздался резкий скрип двери. Кэнди постаралась не обращать на него внимания.

Шарик сделал завершающий, очень медленный круг, замер, покачался взад-вперед и плюхнулся на дно, немножко поболтался там туда-сюда по инерции и наконец остановился.

Увидев, что произошло, Остов издал звук, в котором, как и во всем его облике, не было решительно ничего человеческого: начав с шипения, перешедшего в чудовищный рев, монстр закончил оглушительным визгом, отдаленно напоминавшим скрежет шин резко затормозившей машины. Выразив этим душераздирающим воплем всю глубину своего отчаяния, он толчком распахнул дверь настежь, вбежал в комнату, оттолкнул Кэнди в сторону и потянулся к шару, чтобы выхватить его из чаши.

Но было поздно! Поместив шар в чашу, Кэнди тем самым привела в действие какие-то неведомые могущественные силы. Едва Остов протянул руку к чаше, его отбросило наружу, на лестничную площадку.

До Кэнди донеслись радостные крики братьев Джонов. Хват и остальные повизгивали от восторга, как радостные щенята. Они не могли видеть того, что происходило наверху, и тем не менее знали об этом. И было нетрудно догадаться откуда. Пирамида излучала мощные энергетические волны, все вокруг было пронизано энергией. Кэнди почувствовала, как волосы у нее на голове поднимаются дыбом. Рисунок, покрывавший шар, засветился ослепительно ярким светом — сперва синим, потом зеленым, а после золотым.

Она шагнула назад, не сводя глаз с пирамиды. И вдруг та, к немалому ее изумлению, начала вращаться вокруг своей оси. Скорость вращения все увеличивалась, и вот уже внутри пирамиды засветился какой-то огонек; сперва он неуверенно подрагивал, потом загорелся ровно и ярко, серебристые лучи стали пробиваться сквозь контуры рисунка, покрывавшего все три боковые грани пирамиды.

Время в Миннесоте близилось к полудню, и было очень светло, хотя небо и затянула легкая облачная дымка. Но свет, проникавший сквозь иероглифический рисунок на пирамиде, был намного ярче дневного. Продолжая вращаться вокруг своей оси, пирамида словно разбрасывала вокруг невесомые ослепительные бриллианты.