– Что ты делаешь? – Вопрос Чигиша пестрым трусливым зигзагом пробежал в темноте под веками.

– Заткнись.

Лала, морщась, попыталась увидеть звук Хвори сквозь суматошную цветную кашу творящегося снаружи хаоса. Это оказалось просто. Слишком просто и страшно. Потому что Хворь не звучала. Она гудела за пределами человеческого слуха, и ее присутствие закрасило все прочие звуки иссиня-черным, как разочарованный художник широкими мазками кладет поверх картины новый слой краски. В этой ненормальной тишине закоченевший от страха Чигиш бессильно наблюдал за Лалой. А она, бледная и трясущаяся, с широко раскрытыми, но невидящими глазами шарила руками по полу. Когда ей удалось найти заглушку и спрятаться от голоса и черноты Хвори, понадобилось еще немного времени, чтобы унять страх. Лала уговаривала себя, что Хворь Пустыни не угрожает тем, кто спрятался под куполом. Это всего лишь непогода, трудное время, которое надо переждать.

Между тем шум снаружи куполов переместился внутрь. Заинтригованная, Лала поднялась и направилась к выходу, но Чигиш снова встал на ее пути.

– Ты никуда не пойдешь, – отчаянно прошипел он ей в лицо.

Лала принюхалась и вдруг рассмеялась.

– От тебя пахнет вином из юги! Ты что, украл его и для храбрости выпил?

– Не украл. Госпожа дала.

– Ты уже реши, с кем хочешь остаться. – Лала старалась говорить спокойно. – Сколько стоит твоя верность, Чигиш? Бокал или целый кувшин?

– Госпожа Ишиндалла лучше знает, что делать во время Хвори. Ты пришлая, а она благородная дочь Пустыни. Она заботится обо всех. Ты сама потом возблагодаришь ее!

Лала разочарованно скривила губы. Она только сейчас разглядела мутные зрачки Чигиша. Утешение, конечно, небольшое, но все же ей стало чуть легче. Трезвый Чигиш ни за что бы так не сказал. Она прокрутила в голове все, что знала о способах быстрого возвращения к трезвости. Из доступного только дым сушеного змеецвета, благо запас у нее был. Отмахнувшись от вопросов Чигиша, Лала подпалила сухую траву в плошке. Зеленоватый дым пополз полупрозрачной змеей прямо в нос несчастному. Чигиш уворачивался, но дым словно обладал разумом, он искал винные пары, стремился соединиться с ними. Чигиш закашлялся, пытаясь не вдыхать назойливую струю, а потом схватился за голову и зашелся в мучительном, чуть не до рвоты, кашле. Лала ни разу не видела дым змеецвета в действии, поэтому с интересом разглядывала Чигиша. Как истинный целитель, она поставила на первое место новые знания, укладывая в памяти мельчайшие подробности, и лишь потом, когда он уже катался по полу, она спохватилась, что хрипящему позеленевшему человеку может понадобиться помощь. Но Чигиш справился без нее. В порыве последнего сильного приступа он ударился о стену и обмяк. Когда Лала наклонилась к нему, на нее смотрели больные, но ясные и трезвые глаза.

– Это… что… было? – морщась от боли в надорванном горле, просипел Чигиш.

– Битва двух сильнейших растений Пустыни, – усмехнулась Лала, протягивая ему кувшин с водой.

– Ка… каких?

– Юги и змеецвета. Победил змеецвет. На этот раз. А в следующий, – Лала без намека на улыбку посмотрела в глаза Чигишу, – я обращусь к другому средству.

– К… какому? – Чигиша хватало только на короткие вопросы.

– Превращу тебя в кучку шулартов.

– Прости меня, госпожа. Я не ведал, что творил. – Чигиш не решался поднять на нее глаза.

– Почему Ишиндалла не хотела, чтоб я вышла наружу и увидела Хворь? – резко и требовательно спросила она.

– Она беспокоилась, вдруг ты что непонятное совершишь. Или умрешь. Или просто исчезнешь. Она крепко за тебя держится.

– Но теперь-то я могу покинуть комнату?

– Да, конечно, – быстро ответил Чигиш, – но наружу не попадешь уже. Все купола закрыты до конца Хвори. Слышишь, козы мечутся?

– У нас? Тут? – ошарашенно переспросила Лала.

– Конечно, не было времени всех гнать до скотного двора, могли потерять их. Поэтому растолкали по ближайшим куполам. Возможно, даже дромы здесь.

– Ой! Как же мой Снег? – в отчаянии вскрикнула Лала. – Я совсем забыла про него!

– Снег? – удивленно переспросил Чигиш.

– Мой облачный дром! Я дала ему новое имя.

– Он не покидал дроммарню сегодня, значит, с ним все в порядке, не переживай.

Чигиш поспешно и с готовностью отвечал на любой вопрос Лалы, словно торопился загладить свою вину, но ей почему-то не хотелось его прощать. Не говоря больше ни слова, она вышла.

Купол наполнился испуганным блеянием и резким запахом козьей мочи. Животные топтались в проходах, сцеплялись рогами и пачкали белые стены. У входа понуро стояло несколько дромов. Они упирались кудрявыми головами в покатый потолок и вздыхали. Протолкнувшись сквозь коз, Лала попыталась выглянуть наружу, но тяжелый кожаный занавес не поднимался. Дубленая многослойная преграда была такой холодной, что моментально покрывалась инеем от дыхания.

Люди тихо сидели по комнатам и немногим отличались от испуганных коз, разве что не блеяли. Лала вернулась к себе. Чигиш хмуро смотрел в стену перед собой, никак не реагируя на ее появление.

– Ну и что теперь? – Она села напротив него.

– Ждать.

– Долго?

– Не знаю. Никто в оазисе не помнит предыдущей Хвори. – Чигиш по-прежнему не смотрел на нее.

– Что с озером и посадками?

– Вода долго будет грязной, только скотина сможет пить. Молодые растения успели накрыть, они выживут. Все остальное пропало, – вздохнул он. – У госпожи большие припасы, так что голода быть не должно.

– А у кого нет припасов? В маленьких оазисах, например, – задумчиво уточнила Лала.

– Они придут к богатым менять что-то ценное на еду.

– А в городе? – не унималась она.

– Шулай не боится Хвори. Она не проходит за городские стены. Не знаю почему.

– Но кто-то же знает, что такое эта ваша Хворь?! – не выдержала Лала и повысила голос.

– Спроси у Мастера Смерти.

Лала вздохнула. Ей было жаль Чигиша. Он жался к стене, как собака, побитая хозяином за то, что по ошибке укусила его, приняв за чужака.