Шрифт:
– Здорово, что навестил, – сказала Аня. – Пообедаем вместе как-нибудь?
– Обязательно, но не сегодня. Я от тебя поеду с поговорить кое с кем. Он салон продает, хочу посмотреть.
– Расширяешься?
– Да вроде того.
Повспоминали бывших коллег: кто, где и как. Погрустили о Пашке, чей потенциал растратился на менеджерский уровень. Менялись банки, названия должностей, однако карьера уперлась в непреодолимое препятствие. Паша интересовал руководителей исключительно как продажник. Немов сказал, что предлагал Пашке присоединиться к бизнесу, но тот отказался. Посчитал, что есть риски.
– Лучше уж рискнуть и попробовать, чем скитаться из банка в банк. Должен быть рост, а так… Да ну! – Саша махнул рукой.
– Финансовый фактор тоже имеет значение, – сказала Аня. – Не каждый наберет большую сумму. Наверняка не десять тысяч вложить.
Позже, когда отпустило, и в груди перестало щемить, Немов сделал упор на карьеру. Трудился за двоих, а то и за четверых, выходил тряхнуть стариной и показать новичкам мастер-класс. Тоска уходила, отступала неспешно, но все же отступала, и боль от расставания притупилась. Обретенный стальной стержень, однако, не пропал. Характер затвердел, но старая мягкость изредка проявлялась, Саша задвигал ее в глубокие недра.
Спустя три года, прогуливаясь по торговому комплексу «Кит», он услышал, что его окликнули. Закрутился, ища зовущего, увидел Аню с чернявым мальчиком. Они шли по параллельному коридору, скрываясь за колоннами и появляясь в просветах. Немова обуздала гордость. Он притворился, что никого не заметил, и припустил к выходу на парковку. Кликнул сигнализацией, забрался на сиденье, перевел дух. «Не померещилось ли?» – спросил сам у себя. Мотор стучал, как после пробежки. С досады врезал кулаком по рулю. Обматерил попрошайку, постучавшего по стеклу, а когда тот начал возбухать, выбрался из машины и пригрозил открутить шею. Попрошайка разобиделся и ретировался. Саша поостыл. Тянуло вернуться, заглянуть в Анины глаза и утонуть в них. Пересилил себя, выехал с парковки…
– Захочешь заниматься своим делом – соберутся деньги, – сказал Немов.
Глаза напротив. То бельгийский шоколад, то янтарные, то американо. Играют цветом. «Смотри в них, Саша, тони, падай в бесконечность. Оставь гордость, что не позволила оступиться, обойди стол, обхвати ладонями ее подбородок и прильни к губам. Жадно поцелуй, будто последний день живешь! Вдруг ты никогда ее больше не увидишь? Слышишь, Немов?! Жизнь короткая… Что ты, ей-богу, как телок?»
Как сложно контролировать эмоции… Как сложно копить их в себе…
«…А как она обрадовалась, ты видел? Как сорвалась навстречу… Или показалось, ничего там не было? Обычная встреча двух близких друзей. Зачем придумывать лишнее? Баста, он не придумывает! Бог сотворил Точкину для него!»
Аня вздрогнула, словно прочла его мысли. Саша кашлянул в кулак, сбросил наваждение.
– Мне никто не помогал, – продолжил он. – Сам решил, сам подсуетился.
– Ты настойчивый просто. Цель поставил, – ответила она.
Снова нахлынула драма. Душевная рана зажила, и ее опять разбередили, вскрыли грудную клетку и вынули сердце наружу. Подставили под суровые ножи реалий. Немов скрипел зубами и не подавал виду, что ему погано и мерзко, что не спасают ни секс, ни алкоголь, ни никотин. «Пускайся в тяжкие, распечатывай припрятанную пачку «Парламент», включай в плеере блюз-рок и заливайся виски. Думаешь, спасешься? День-другой поболеешь с похмелья, постонешь, поползаешь к тазикам, а дальше что? Что дальше, Немов? Приглядись, сердце еще бьется, гоняет алую жидкость по венам и аортам, по клапанам и желудочкам, сокращается. Значит, ты не помер, а впал в депрессию. Поднимайся. Не будь тряпкой»…
Откуда-то черпались скрытые силы. Неожиданно нахлынуло желание послать всех. Саша написал заявление и прозванивал вакансии в сфере рекламы и маркетинга, соглашаясь на стартовые позиции «ассистента» или «помощника». Прошёл собеседование в транспортной компании. С нее и начался новый виток карьеры. Бывшие коллеги крутили пальцами у виска: дурачок, отказался от хлебной должности в продажах, ковырял бы в носу, да кредитовал юридические лица, но Немов устал от однообразия. Деньги уже ничего не решали.
В солнечный июльский день он мотался с водителем по разгрузочным площадкам, делал фотоотчеты баннеров и световых коробов (что-то поправить, что-то заменить, где-то добавить навигации). На обед заехали в столовую на Кантемировской, а на обратном пути попали в глухую пробку. Черный джип протаранил легковушку: из-за аварии движение застопорилось. Саша попрощался с водителем, спустился в метро, на Комсомольской пересел на электричку и поехал домой.
На «Москве-3» в вагон зашел кучерявый цыганенок с гитарой. Цыган был натуральным, как из картины про неуловимых мстителей. Вылитый Яшка, если присмотреться, разве что красной рубашки не хватало: вместо нее футболка с принтом. Цыган поздоровался, поклонился, перебросил гитару со спины на руки и запел. Слова знакомые, Саша слышал песню в детстве, но расслушал только сейчас: слова цепляли за живое.
«Здравствуй, чужая милая, – распевал «Яшка». – Та, что была моей. Как же мне не любить тебя до самых последних дней»…
Припев цыганенок переделал, и вместо «дочки твоей глаза» пел по-своему. Получалось: «Прошлое не воротится, и не поможет слеза, поцеловать мне хочется карие твои глаза». Немова будто кипятком ошпарили. Он внимал кучерявому певцу, как народ – пророку. Опомнился, когда гитара замолкла, пошарил в карманах, но мелочи не оказалось, и он отдал цыгану сто рублей. Тот удивился, поблагодарил.