— Привет!

Худя до того разомлел, что даже шевелиться не хотел.

— Здорово, — проурчал он. — Тебя что, Привольнов, до сих пор еще не поймали?

Жорик чуть не поперхнулся:

— Типун тебе на язык, Худя. Мелешь, что попало.

— Серьезное что-то натворил? — Вовка вытянул ноги и сладко зевнул. — Рассказал бы. А то посадят, и не узнаем о твоих подвигах.

— Тебе что, бич божий, удовольствие доставляет дразнить меня? — ухмыльнулся Жорик. Он упорно не желал говорить о своих проблемах. — Без тебя тошно. Я к тебе по делу пришел.

— Ну давай выкладывай, что за дело, — солидно изрек Худинский и, по своему обыкновению, отвесив челюсть, уставился на Жорика. — Если смогу, подсоблю.

Привольнов отогнал надоедливо жужжащую у лица муху и заявил:

— Мне ксива, Худя, нужна ментовская. Что, мол, гражданин Привольнов является следователем прокуратуры.

Челюсть Худинского отвисла еще больше.

— Эка куда загнул, — искренне удивился он. — Может, тебе сразу удостоверение министра внутренних дел выписать?

— Дурак ты, Вовка! — беззлобно выругался Жорик. — И юмор у тебя идиотский. Ты скажи лучше, сможешь ксиву состряпать или нет?

Худя состряпал озабоченное лицо.

— Погоди, нужно подумать! — он закрыл глаза и надолго замолчал.

Жорик ждал целую минуту, потом толкнул приятеля под бок:

— Ну ты чего, Худя, молитву читаешь?

Вовка открыл глаза и чмокнул губами:

— Думаю я, погоди. В общем, есть у меня один знакомый старикашка. Вместе срок тянули. Он гравер там какой-то. Кстати, за изготовление фальшивок сидел. Недавно встретил я старичка на воле. Он теперь фотографом работает. — Худя совсем сомлел и еле ворочал языком. — Ефимом Данилычем его кличут, а работает он в десятиэтажке, что рядом с гастрономом стоит.

— Гастроном «Восход»? — уточнил Жорик.

Худя мотнул головой так, будто она была у него на шарнирах.

— Угу. Там в парикмахерской закуток у него. Скажешь, от Худи пришел. Он тебе поможет.

— Ладно, Вовчик, попробую обратиться к твоему Ефиму Данилычу, авось в самом деле выручит. — Привольнов достал из кармана мелкую купюру и сунул ее в карман рубашки Худинского. — На опохмел тебе! — Жорик похлопал бывшего собутыльника по плечу, потом поднялся и направился между двумя рядами гаражей.

Нужная десятиэтажка находилась через остановку. Жорик решил отправиться пешком, прогуляться. Десять минут спустя он подошел к перекрестку, на одном из углов которого высились два десятиэтажных здания. На первом этаже одного здания располагался гастроном, в другом — парикмахерская. Жорик поднялся по длинным ступеням на пригорок, потом в парикмахерскую. В полутемном холле за стойкой скучала администраторша, слева находился женский зал, справа — мужской. Около них в креслах дожидались своей очереди к мастерам несколько клиентов обоего пола. Дверь прямо вела в фотосалон, о чем свидетельствовала небольшая вывеска над притолокой.

Привольнов открыл дверь и вошел внутрь. Действительно закуток. В комнатке было не развернуться из-за расставленных штативов, зонтиков, служащих для отражения света, осветительных приборов, разноцветных экранов-фонов. Все эти опоясанные сетью проводов предметы были хлипкими, шаткими. Казалось, задень за один из них, и все фотооборудование рухнет.

Комнатка оказалась пустой. Жорик помялся и собрался выйти, как отодвинулась одна из драпировок, и в студию вошел старичок-боровичок — маленький, лысый, круглый, с носом-картофелиной и большими, чуть ли не свисающими на грудь щеками. Одет он был в темные брюки, темную рубашку и нарукавники. Привольнов сто лет не видел людей в нарукавниках.

Старичок, увидев клиента, засуетился:

— Проходите, пожалуйста, проходите, садитесь. Осторожно, не заденьте провода. — Очевидно, клиентов у старичка было не так уж много, и он из кожи вон лез, чтобы угодить. Ефим Данилыч провел Жорика в центр расставленного по комнате оборудования и усадил в кресло. Потом отошел, включил освещение и нагнулся к закрепленному на штативе фотоаппарату. — Как снимаем? Художественное фото? На паспорт? На права?

— На удостоверение следователя прокуратуры, — брякнул Привольнов.

— О-о… — старичок-боровичок взвел затвор фотоаппарата и стал крутить объектив, наводя резкость. — Молодой человек представитель органов власти?

Привольнов изобразил на лице голливудскую улыбку.

— Нет, но я надеюсь, вы его из меня сделаете.

Старичок выглянул из-за фотоаппарата.

— Что такое? — произнес он удивленно. — Извините, но я вас абсолютно не понимаю.

Жорик хитро взглянул на фотографа.

— Ефим Данилыч, — произнес он, переходя на конфиденциальный тон. — Я бы хотел попросить вас изготовить мне фальшивое удостоверение.