— Бьянка! — взвизгнула Софи и, бросив друзей, кинулась к ней навстречу. — Как я рада, что ты пришла! — счастливая Софи, одетая в красивое голубое платье, крепко обняла девушку.

— С днём рождения, Софи! — Бьянка опустилась на колени, чтобы стать вровень с именинницей. — Возьми, это тебе, — она протянула ребёнку свёрток, украшенный синей лентой. — С наилучшими пожеланиями.

— Спасибо! — пискнула девочка и, взяв гостью за руку, повела в комнату, на ходу укладывая свёрток к другим подаркам.

Бьянка огляделась. Никого больше не было в комнате. Дети играли одни и происходящее казалось таким естественным. Никаких воспитателей, надзирателей. Дети просто веселятся, а за дверью на непредвиденный случай дежурит лакей. Невольно девушка вспомнила игры в приюте, которые приходилось выдумывать на ходу из того, что получалось отыскать под рукой в редкие моменты, когда не нужно было убираться, шить или отчищать от копоти кастрюли на кухне. Ей казалось странным здесь, в этом волшебном уголке счастливого детства вспоминать приют и порядки, царившие там, но она вспоминала и невольно сравнивала, не в силах унять порыв.

— Мы играем в шарики, будешь с нами? — спросила Софи, протягивая Бьянке маленький жёлтый шарик.

— А ты меня научишь? — Бьянка решила не подниматься с пола и теперь сидела на пушистом коврике вместе с детьми.

— Нужно кинуть шарик, и чтобы он попал вон в ту вазу. Победитель получает конфету!

Бьянка улыбалась, но сквозь умильную радость от происходящего ей вспомнилась группа оборванцев, которым требовалось помыться, переодеться и заштопать кое-где брюки, но вместо этого они, набрав камней во дворе после дождя, кидали их в старое ржавое ведро. Они смеялись, им было весело, прямо как сейчас. Только победителю не давали конфет, зато проигравший получал щелбан. Никто не жалел проигравшего.

— Вы уже все конфеты съели! — возмутился парнишка, которому ну никак не удавалось попасть в цель. Бьянка подползла к нему и продемонстрировала пару хитростей, чтобы лучше прицелиться. Бросок, другой и бедолага Стенли всё-таки одолел цель. Последняя конфета досталась ему. Мальчишка ликовал. Они всё продолжали играть и в этих играх Бьянке хотелось чувствовать себя легко и свободно — так было задумано, но у неё не получалось. Когда Софи решила показать театральную постановку с участием себя в качестве прекрасной принцессы, Стенли в качестве отважного принца за неимением других, подруги в качестве волшебной феи, а Бьянки в качестве злого дракона, девушка очень натурально вжилась в роль, превозмогая хандру и нападала на принца со злобным рычанием, чем веселила детей до визгов. В конце концов, когда она очень эффектно повалилась на пол с зажатым под мышкой деревянным мечом, комнату озарил радостный вопль Софи.

— Дядя Джон! — принцесса забыла, что она заперта в высокой башне замка и кинулась к двери в объятия дяди. Неизвестно было, как давно он пришёл. Бьянка только теперь поняла, как несуразно выглядит с зажатым под мышкой мечом, лёжа на полу, а потому, стараясь не привлекать к своей персоне внимания, передала меч храброму рыцарю и поднялась с пола, оправляя юбку и причёску. Раз уж воспоминания одолели её именно сегодня, она не удержалась, возродив в памяти ещё кое-что, глядя со стороны на опрятных детей и элегантного джентльмена, которого они окружили. Бьянка вспомнила, как лохматая оборванка с такими же как она нелепыми созданиями сжимала руками прутья калитки пансиона, за которым такие вот нарядные и чистенькие детишки послушно окружили воспитателя, внемая каждому его слову. Она вспомнила, как её товарищи Рафаэль и Алонсо получили палкой по рукам от сторожа, после чего все разом единой чумазой и неотесанной волной побежали куда-то в сторону, боясь погони и как потом получили розгами от надзирательницы за опоздание к ужину. Видимо, лицо её отразило мрачные мысли потому, что Коул позволил себе оставить детей. Подойдя к девушке он спросил.

— Всё хорошо? — в его голосе звучало волнение.

Бьянка опомнилась и постаралась отогнать неприятные воспоминания.

— Что? Да, всё хорошо. Добрый день, мистер Коул.

— Джон, — поправил он её.

— Джон…

К ним подбежала Софи и, порывисто обнимая дядю, заголосила.

— Ты говорил, что когда вернёшься, будет торт!

Он взял девочку на руки и прижавшись к пухлой щёчке, произнёс.

— Раз говорил, значит, будет.

В этот миг дверь открылась, и тот же лакей с непробиваемым лицом вкатил в комнату невероятного вида композицию, похожую больше на кукольный домик, чем на что-то съедобное. На макушке сложной конструкции высились свечи, их было семь. Дети запели традиционную для дня рождения песенку и под дружные аплодисменты Софи задула свечи. Бьянка понимала, как сильно рисковала испортить своей кислой миной этот светлый праздник, отчего готова была прибить сама себя. Она не имела права страдать тут и всё сильнее натягивала на лицо выражение радости до тех пор, пока её не окликнули.

— Давайте выйдем, — девушка, опомнившись, вздрогнула. Не дожидаясь её реакции, Коул мягко подхватил её под руку и повёл к двери.

— Но Софи обидится, — попыталась она возмутиться.

— Мы им не нужны, у них есть торт, — выдал Джон аргумент, с которым трудно было поспорить.

Мужчина и девушка вышли. Бесшумно прикрыв за собой дверь, Джон поравнялся с Бьянкой и повёл её куда-то по длинному коридору. Попавшемуся на пути лакею, по виду совсем не отличавшемуся от предыдущего, он отдал несколько распоряжений на ходу и, остановившись у одной из дверей, отворил её, пропуская спутницу пройти первой. На смену тревожной недоверчивости, возникавшей каждый раз в присутствии этого человека, Бьянка испытала непривычное безразличие ко всему. Она молча проследовала в кабинет и остановилась посреди комнаты, глядя прямо перед собой.

Джон прошёл к своему столу, развернулся и присел на его край, оказавшись прямо перед девушкой.

— Что с вами, Бьянка? — спросил он.

— Я позволила себе поддаться унынию, не имея на это никакого права. Я не должна была приходить сегодня, — заключила она.

— Вы бы позволили себе разочаровать ребёнка, который вас боготворит?

— С чего вы взяли, что она меня боготворит? Мне думается, я для неё лишь временное увлечение, — её слова означали буквально то, что она говорила и не несли скрытого смысла. Джон понял это по скорбной интонации. — Я никогда не прощу себе всех тех гадких ощущений, которые испытала на её празднике. Если бы вы меня не увели, я бы точно всё испортила. Это недопустимо.