Решительно — эпидемия! Старый падре Серпа справил не только свадьбу Марианны в Сантьяго-де-Мирафлорес. На борту «Сан-Херонимо» он совершил ещё полтора десятка венчаний. Полтора десятка пар поклялись друг другу в верности под сенью распахнутого хитона Божьей Матери Мореплавателей — заступницы экспедиции, которую все пятнадцать раз сама аделантада выносила из часовни и крепко привязывала к грот-мачте. Замечательное предзнаменование! Все дети, зачатые в плаванье, заселят Соломоновы острова. Предвестие мира и процветания...

Впервые с тех пор, как потеряла своих детей, Исабель без ужаса думала о чужих. Она признала их. Наконец-то могла слушать, как они смеются, смотреть, как играют на палубе, — и не страдать.

Кто знает, а вдруг в своём островном царстве она сможет снова зачать и родить дитя?

Божья Матерь должна быть так довольна её затеей...

Когда Альваро приведёт души всех индейцев к свету Христову, обратит их в разум Истины — может быть, Богородица смилуется и позволит им иметь наследника.

А пока, в ожидании этого счастья, Мадонна не разлучила её с братьями и с сестрёнкой... Пресвятая, Всемилостивая дала ей эту огромную радость: они были с ней — милая Марианна, Диего, Луис, ну и сумасброд Лоренсо... Её детки, её малыши...

Ничего Исабель не любила так, как их собрания по вечерам: все четверо приходили к ней, в её укромную каюту. Она наслаждалась их болтовнёй, рассказами об их дневных делах, признаниями в симпатиях, их спорами и надеждами.

Братья, как и она, любили море. Младший, Диего, уже знал мореходное искусство и, по словам Альваро, обещал стать превосходным моряком.

Не хватало только Петронильи...

Чудной Петронильи, всегда такой скромной, такой самоотверженной! С таким смирением несла она свой супружеский крест!

Исабель не могла думать о Петронилье без грусти и тоски. Она всё, всё сделала, чтобы вырвать её у мужа — Педро Бустаманте, который плохо с ней обращался. Она даже предложила другим Бустаманте войти в компанию с Баррето. И вот что вышло: теперь у неё во флотилии было три Бустаманте, а Петронильи не было.

Её супругу предложили офицерский чин на «капитане», богатство, почести — всё, что угодно. Его обещали назначить алькальдом Южных островов — такова была цена, чтобы взять с собой Петронилью.

Всё напрасно. Бустаманте был в душе домосед.

Уж сколько мечтала Исабель, как спасти старшую, самую любимую сестру, как избавить её от несчастья, как показать Эльдорадо, как поделить с ней грядущую честь и богатство!

А впрочем...

Зная Петронилью, можно было понять: ей бы не понравилась ни роскошь, которой окружала себя аделантада, ни светские чтения доньи Эльвиры, ни даже музыка, которую играли в каюте. А уж тем более слова песен, которые распевали матросы на палубе.

Ну почему, чёрт побери, Петронилья всегда была такая суровая?

Исабель привела её на борт, чтобы ослепить и убедить, но сразу увидела, какое впечатление произвёл на Петронилью роскошный резной альков, в котором она должна была спать. Заметила, как смотрела Петронилья на маленький помост, крытый ковром, где гостьи — офицерские жёны — должны были в продолжение плаванья пить с ней какао и болтать. А что же плохого в том, чтоб развалиться в подушках, как делают все знатные дамы в своих дворцовых покоях? Так было принято в Перу. И в Испании. А скоро будет и на островах — да, да! Это обычай мавританский — стало быть, нечестивый, возражала Петронилья. Она никогда не сидела ни по-турецки на ковре, ни на корточках, как неверные.

Ну и что? Всё равно ей не хватало Петронильи, при всей её набожности, при всей угрюмости!

И наконец, что касается чувств к аделантадо Менданье...

После многих лет, когда Исабель только и делала, что оценивала вещи, взвешивала риски, обмеривала и просчитывала, она могла, наконец, отдаться радости любви.

Чтобы весь день он был её. Чтобы вечером прижаться к нему.

Без споров о сборах.

К ним вернулось то удивительное взаимопонимание, которое возникло при первом разговоре в девической спальне, при венчании в церкви Санта-Анна.

И более того!

Они вместе жили воплощением замысла, десять с лишним лет объединявшего их. Жили одинаково, с одинаковой силой и одинаковой радостью.

В море вернулось главное.

Сколько бы ни каркали вестники несчастья: братец Херонимо и навигатор Кирос, — всё было снова в порядке.

Исабель подняла голову: с палубы послышалось плесканье сигнальных флагов. Кто-то там наверху разговаривал с другими кораблями.

Она уже знала, что самое трудное — удержать четыре судна вместе. Особенно галиот и фрегат, сильно отличавшиеся по водоизмещению: чтобы от них не оторваться, они должны были всегда идти между галеонами. Тем более что у штурманов — даже у Кироса — была только та карта, которую тот начертил по просьбе Альваро в Лиме: три точки в океане. Иначе говоря — ничего. Общее направление. Разрозненные указания. Нарочно.