И пока она шла, перед ее мысленным взором предстал вдруг некий лик – как, этого она не понимала да и не стремилась понять, но он был из тех времен, когда она еще не появилась на свет. И на этом лице, покрытом ореховым загаром, очень юном под шапкой темных спутанных волос, жили такие глаза, в которые ей почему-то необходимо было заглянуть. Мало того – и это было особенно важно! – обладатель этого лица знал ее имя. Так что она, сворачивая то вправо, то влево, стала его искать, ничего не понимая в том, что с ней происходит, изящная, легкая, точно облаком окутанная собственным величием.

И она нашла то место, где он стоял, и он оказался перед нею, и ждал ее, приветствуя ее одними глазами, и она прочитала в этих глазах абсолютное восхищение тем, кто она и какова она, полное согласие с тем даром, который она несла ему, сколь бы обоюдоострым этот дар ни был.

И она, прочитав его мысли, как свои собственные, подтолкнула их обратно к нему, точно поддев своим единственным рогом. «Мы с тобой останемся в конце концов только вдвоем», – подумала она вдруг. Интересно, откуда явилась ей эта мысль?

«Я знаю, – мысленно ответил он ей. – Будет война».

«Потому я и появилась на свет». И эта мысль вдруг отчетливо высветила для нее то, что, как в ножнах, заключено было внутри ее светящегося тела. И она испугалась.

Он заметил это и подошел ближе. Она была того же цвета, что и взошедшая луна в небесах, но рог ее, коснувшийся травы, когда она опустила голову, чтобы быть ближе к нему, был совершенно серебряный.

«Как мое имя?» – спросила она мысленно.

«Нимфа Имрат», – ответил он, и она почувствовала, как внутри ее звездой вспыхнула неведомая сила.

И она радостно предложила ему: «Хочешь полетать?»

Она чувствовала, что он колеблется, и чуть обиженно прибавила: «Я же не дам тебе упасть!»

И услышала, как смеется его душа.

«Я это знаю, о светлая! – поспешил он заверить ее, – но ведь, если мы полетим, тебя могут увидеть, а наше время еще не пришло, верно?»

Она нетерпеливо тряхнула головой; ветерок играл ее гривой. Здесь, на опушке, деревья росли не так густо, и ей были видны луна и звезды, что было очень приятно. «Но здесь нас никто не увидит, – сказала она ему. – Здесь же никого нет. Кроме одного человека». Небо звало ее.

«Да, кроме моего отца, – сказал он – Я люблю его».

«Ну тогда и я буду его любить, – откликнулась она. – А теперь мне хотелось бы полететь. Иди сюда!»

И он мысленно ответил ей: «Хорошо», – и вскочил ей на спину. Он оказался таким легким, совсем ничего не весил, а она была уже очень сильна и должна была непременно стать еще сильнее. И когда они проходили мимо того, второго, человека, она почтительно поклонилась ему, нагнув к земле свой рог, потому что этот человек был значительно старше Табора и потому что Табор любил его.

А потом они выбрались из леса, и там… там был такой простор, и травы, и небо, ах какое бескрайнее небо было у нее над головой! И она впервые в жизни расправила свои крылья, и они взлетели, радуясь от всей души, чтобы поздороваться со звездами и луной, чьей дочерью она себя считала. Она по-прежнему могла читать его мысли как свои собственные, и чувствовала, каким невероятным возбуждением он сейчас охвачен, ибо отныне они были связаны навечно. И она отлично понимала к тому же, как они великолепны, проплывая в ночном небе, нимфа Имрат и этот юный Всадник, который знает ее имя.

Айвор не сумел сдержать слез, когда золотисто-серебряный единорог, на котором ехал верхом его сын, поклонился ему до земли. У него действительно слезы были слишком близко, как любила поддразнивать его Лит, но такое чудо…

Повернувшись и глядя им вслед, он увидел еще большее чудо: единорог взлетел. Айвор полностью утратил чувство времени, забыл обо всем на свете, любуясь Табором, который верхом на этом волшебном существе летал по небу. Он и сам испытывал почти такую же радость, какую испытывали они, упиваясь этим полетом, и чувствовал, что на душу его снизошло благословение. Еще бы! Ведь он вошел в Пендаранский лес и вышел оттуда живым! Мало того, ему было дано увидеть, как дитя великой Богини-матери несет на спине его сына, мчась в небесах над Равниной подобно дивной комете!

И все же он был настоящим вождем племени и слишком мудрым и опытным человеком, чтобы забыть о наступлении Тьмы. Даже это дивное существо, этот дар Богини не могло появиться на свет без особой на то причины. Тем более оно было того же тревожного цвета, что и эта кровавая луна в небесах. А еще Айвор знал, что Табор никогда уже больше не будет прежним. Но он отогнал эти печальные и тревожные мысли – пусть подождут светлого времени; сейчас, ночью, он больше всего хотел в душе воспарить над землей вместе с этими двоими, юными и прекрасными, что играют с ветром там, в вышине, среди звезд. И, глядя на них, Айвор смеялся счастливо, как ребенок, – так он не смеялся уже невесть сколько лет!