Господи, какая боль! Ей казалось, что у нее вот-вот лопнет кожа на черепе. Во рту совершенно пересохло. Она прижала ладони к глазам и постаралась сидеть совсем неподвижно, чтобы даже головой случайно не качнуть.

– В то лето, странствуя по горам и лесам, – продолжал Мэтт, – я повстречался с Лорином, которого тогда еще не называли Серебряным Плащом. Даже магом он тогда еще не был, хотя уже завершил свое обучение. Что произошло меж нами, пусть навсегда меж нами и останется. Но должен признаться: один раз я все-таки ему солгал, и это была единственная ложь за всю мою жизнь, и она была связана с такой болью, которую я давно решил похоронить в своей душе и не перекладывать ни на кого другого.

Я сказал Лорину, что совершенно свободен и могу стать его Источником, и мне ничего более не нужно. И действительно, столько уже нитей сплелось воедино, и встреча наша была предопределена. В ту ночь, которую я провел на берегу Калор Диман, я научился кое-что предвидеть. Но в ту же ночь я познал и еще кое-что – вот насчет этого я и солгал. Хотя Лорин никак не мог знать об этом. И я до встречи с Кимберли был совершенно уверен, что этого не может знать никто – ни люди, ни гномы.

Ким подняла голову; в глаза и в виски тут же впились острые кинжалы. Должно быть, все на нее смотрят… Она на мгновение приоткрыла глаза, пытаясь подавить мучительную, подступавшую к горлу тошноту. А потом, решив, что никто, в общем, не обращает на нее внимания, снова закрыла глаза. Ей было очень, очень плохо. И становилось все хуже.

– Если король связан с Калор Диман, – спокойно разъяснил Мэтт, – то это навеки. Эту связь невозможно нарушить. Он может уйти от озера, но никогда не будет свободен. Это живет у него в душе, это, словно второе сердце, стучит у него в груди и никогда не перестает звать его к себе. По ночам я лежал без сна, пытаясь противостоять зову озера, и утром мои мысли все еще были заняты этим; голос Калор Диман звучал в моих ушах весь день до вечера и начинал звучать еще громче с наступлением ночи. Этот голос будет звучать во мне до самой смерти. Это мое бремя, моя тяжкая ноша, но только моя, и я бы хотел, чтобы вы это поняли – иначе я никогда бы не стал рассказывать вам эту историю – и знали, что я выбрал свой путь сам, по собственной воле и никогда об этом не жалел и не пожалею.

В Большом зале стояла мертвая тишина. Мэтт Сорин обвел присутствующих взглядом; в его единственном темном глазу светился вызов. Но Ким уже не могла посмотреть на гнома, она даже головы поднять была не в состоянии. И всерьез думала, что это конец.

– Брок, – сказал Мэтт и посмотрел на своего соотечественника, – ты, кажется, принес нам какие-то вести? Можешь ли ты говорить?

Брок поднял глаза, и Кевин отметил, что теперь взгляд его совершенно спокоен, и догадался, что именно поэтому, давая Броку успокоиться, Мэтт и заговорил первым. На душе у Кевина было тревожно после этого рассказа, и словно эхо его собственных мыслей прозвучал вдруг тихий голос Брока:

– О, мой король, неужели ты к нам не вернешься? Ведь прошло уже сорок лет!

Но и Мэтт успел взять себя в руки; один раз он уже обнажил свою душу и отнюдь не намерен был делать это снова.

– Я Источник Лорина, – сказал он неторопливо и спокойно, – Первого мага Бреннина. А у вас теперь другой король – Каэн. Ну, Брок, сообщи же нам то, с чем пришел.

Брок посмотрел на него, немного помолчал и сказал:

– Боюсь, после моих слов тебе станет еще тяжелее, но должен признаться, что ты, сам того не ведая, сказал неправду. Каэн правит в Банир Лок, но он не король гномов!

Мэтт невольно поднял руку, призывая Брока к молчанию:

– Ты хочешь сказать, он не прошел обряда? Не спал в полнолуние на берегу Калор Диман?

– Именно так. Он только считается нашим правителем, но он не настоящий наш король. У гномов сейчас нет короля – если только ты не вернешься, господин мой!

– О, клянусь памятью Сейтра! – вскричал Мэтт Сорин. – Как же низко мы пали!

– Да, мы пали очень низко, – эхом прозвучал задушенный шепот Брока. – Ведь тогда они все-таки нашли тот Котел. И восстановили его…

Что-то непонятное, ужасное слышалось в его голосе…

– И что? – спросил Мэтт.

– Но за это потребовалось уплатить, – прошептал Брок. – Каэну все-таки под конец понадобилась помощь…

– Чья? – снова спросил Мэтт.

– К нам явился один человек. Метран – так его звали; маг из Бреннина. И они вместе с Каэном сумели высвободить таившуюся в Котле силу. К этому времени душа Каэна совсем уж искривилась, поэтому, я думаю, он и уплатил назначенную цену.

– Какую же? – спросил Мэтт Сорин.

Ким уже все поняла. От боли она почти теряла сознание.

– Он разбил Сторожевой Камень народа Эриду, – сказал Брок. – А потом передал Котел Ракоту Могриму. Да, мой король, мы, гномы, сделали это! Мы освободили Могрима! – И Брок, закрыв лицо краем плаща, разрыдался так, что, казалось, сердце у него не выдержит и разорвется.

В зале поднялся ужасный рев, а Мэтт Сорин медленно повернулся, очень, очень медленно, словно мир вокруг него был необычайно тих и спокоен, и посмотрел на Лорина. И Серебряный Плащ тоже посмотрел на него.