— А она кого-нибудь покусала? — небрежно осведомился Джеймс.

— Рыбака одного. Он утверждал, что она первая бросилась, но я не верю. Наверно, он ее ударил. Я-то не боюсь, но папа говорит, что она совсем дикая стала.

Джеймс нахмурился, а когда мальчик ушел, раздраженно произнес:

— Только этого и не хватало! Эта мерзкая собака… — Он осекся, уставившись на открытую дверь: в двух метрах от порога стояла собака.

— Сиди, она в дом не войдет, — сказал Этвуд, взял с тарелки кусок холодного языка и пошел к двери, на пороге он остановился и спокойно протянул руку с мясом вперед.

Пес настороженно следил за каждым движением.

— Иди сюда, — позвал Этвуд. — Иди, не бойся.

Джеймс про себя подумал, что кому-кому, а этой громадине бояться нечего, опасаться следует скорее самому Этвуду, чей поступок представлялся Джеймсу весьма опрометчивым. Собака подошла мелкими шажками и, вытянув шею, быстро, но осторожно схватила мясо и тотчас отошла, однако совсем убегать на сей раз не стала, а уселась в некотором отдалении. Этвуд вернулся на веранду, выложил из глубокой тарелки фрукты и перелил туда оставшееся содержимое супницы.

— Филипп, не делай этого, — предостерегающе сказал Джеймс. — Если ее будут кормить, то она станет приходить сюда. Ее вид действует мне на нервы, посмотри, какая большая, такая если прыгнет, сразу собьет с ног.

— Нормальная собака ни с того, ни с сего на человека не кинется.

— Она дикая.

— Голодная, а не дикая, раз еду из рук берет. Между прочим, это чистокровный ньюфаундленд.

Этвуд взял тарелку, поставил снаружи у порога, сам сел рядом и посвистел. Пес насторожился, потом медленно приблизился. Вылакав весь суп, он облизнулся, вильнул пушистым хвостом и сел, глядя на Этвуда.

— По-моему, мы с ним друг другу нравимся. — Этвуд спокойно протянул руку и погладил мохнатый загривок. Пес придвинулся ближе и доверчиво положил тяжелую лобастую морду ему на колени. — Смотри, он совсем ручной, обычная домашняя собака.

— Мне она не нравится, - непреклонно изрек Джеймс. — Почему я должен отдыхать в обществе какой-то собаки?

— Жалко пса… Если отдыхающие станут жаловаться, что он мешает, Гросси придется его пристрелить.

Джеймс покраснел, припомнив собственное требование, чтобы собаку убрали любым способом и немедленно.

— Филипп, я вовсе не хочу, чтобы пса застрелили, но ты же знаешь, с собаками у меня отношения напряженные, — сказал он жалобным тоном. — Как посмотришь на его зубы…

— Водолазы — добродушные собаки. У меня раньше был ньюфаундленд по кличке Тимми, не такой крупный, правда.

Этвуд почесал псу шею, и тот вдруг ткнулся носом в его ладонь и заскулил.

— О Господи! — вырвалось у Джеймса. — Если его застрелят, виноват теперь буду я! В хорошенькое положение ты меня поставил! Я ведь не живодер все-таки. Ладно, делай что хочешь.

— Для начала попробую его вымыть, Джованни поможет. Ньюфаундленды любят купаться — надеюсь, операция пройдет без осложнений.

Мокрый пес выглядел совсем худым, к мытью он отнесся спокойно и послушно поворачивался то одним, то другим боком, подчиняясь придерживающему его за остатки истрепавшегося ошейника Этвуду, в то время как Джованни орудовал мылом и щеткой.

— Назову его Тимми, — сказал Этвуд, расчесывая густую длинную шерсть.

— Тимми? — повторил Джованни.

— Но его зовут, — мальчик запнулся, смешался и неловко закончил: — Раньше звали как-то по-другому. Как он поймет, что это его новая кличка?

— Ничего, поймет. Я же не знаю, как его звали прежде.

— Я тоже не знаю, — торопливо сказал мальчик, бросив на склонившегося над собакой Этвуда быстрый тревожный взгляд.

Джеймс в безмолвном унынии наблюдал за приближающимся Этвудом с ньюфаундлендом. Перспектива оказаться под одной крышей с собакой размером с теленка, притом, по существу, с чужой собакой, которая в любой момент могла выйти из повиновения, несмотря на свою кажущуюся покладистость, — эта перспектива нравилась Джеймсу все меньше и меньше. Он представил, что теперь придется постоянно следить, как бы ненароком не задеть этого огромного пса, потому что неизвестно, как он отреагирует, если случайно, к примеру, наступить ему на лапу.

— Он не будет тебе мешать, — сказал Этвуд, догадавшись по выражению лица Джеймса о направлении его мыслей, — только не трогай его во время еды.

— О, об этом тебе беспокоиться нечего, я не собираюсь трогать этого зверя ни во время еды, ни в какое-либо другое время. Хотелось бы верить, что он ответит мне тем же.

— Ты не возражаешь, если он будет спать на веранде?

Джеймс, не отвечая, с минуту меланхолично созерцал сидящего у порога ньюфаундленда, затем сказал;

— Повешенного спросили: хорошо ли вам висеть?