Шрифт:
От огрызка яблока осталась только веточка, и я ее отправляю в консервационный ящик. У нас ничто не выбрасывается – штраф большой. Этот маленький серебристый ящик под столом заполнен доверху, а место сортировки отходов откроется в семнадцать часов… стало быть «Сортировка» уже открыта.
Взяв ящик под подмышку, я было направился к двери, как гарнитура в ухе запищала, и пришлось затормозить.
– Связь открыть, – дал я команду гарнитуре. Ведь если она просто запищала, значит звонок по внутренней линии. – Слушаю.
– Намаш Ангст, ко входу в шестой Куб пришли из другого Сектора, – привычным, но каким-то более замученным тоном проговорил надзиратель Морис.
– Кто?
– Намаш Карина и ее приближенные.
– Пять минут. Связь – отбой, – устало фыркнул я, и вернул ящик на законное место. С грустью отвернувшись от него, покинул кабинет.
Намаш Карина… красивая женщина, роскошная… Лучше бы она не умела разговаривать.
– Хотя, если не дать ей говорить, она не пощадит маникюр, когда начнет царапать чье-то лицо.
Второй раз за неделю «наша царица» посетила нас. Будет ли она снова просить отдать ей ценного Мориса? Или в этот раз угрожать? Я долго думал над тем, каковы мотивы у Карины, и даже не заметил, как прошел весь длинный «хрустальный» коридор пятого Куба. Однако обычно прохожу свои территории с двадцатью офисами и шестью лабораториями медленно и всякий раз с восторгом, будто впервые.
Разумеется, Карина уже удобно расположилась в кабинете надзирателя Мориса. Не упущу возможности похвастаться, что все кабинеты надзирателей в Секторе – мои кабинеты. Жаль, что каждый из них – в точности как предыдущий. Поэтому, когда я увидел, как намаш Карина пользуется, моими, чайником и чаем, лицо невольно выразило прискорбие.
– Надо же, Вы и впрямь бесцеремонны, – высказавшись, я сел на хиленькую табуретку напротив Карины. Диваны и кресла были заняты ее телохранителями и приближенными в строгих костюмах. – Это как будто я в гостях, а не Вы.
Женщина в длинном коктейльном платье темно-красного цвета молча продолжала мешать чайной ложечкой в чашке. Ее профессиональный макияж должен был скрыть цифру возраста под номером сорок, однако недовольная гримаса только прибавила годы. Она подняла чашку чая, пододвинулась к спинке кресла и поправила черные кучерявые локоны.
– Когда же Вы прекратите быть настолько мелочным? – отозвалась Карина, и элегантно сделала глоток ароматного чая.
Я молчал с прищуром наблюдая за собеседницей. Неужто она поняла, что мне не нравится то, что я сижу не на кожаном черном сидении и то, что мой сервиз и чай тронул чужак? Но как только Карина сверкнула карими глазами, и показательно взглянула на чайник, а затем на меня, я все понял.
– Увы, – мило улыбнулся я ей, – но сейчас я мелочен в два раза больше, чем Вам подумалось.
Карина хохотнула:
– Ладно. – Она отставила чашку и махнула неприметному пареньку за ее плечом. Он сразу же подошел и положил передо мной толстенную папку с бумагами. – Как Вы видите по логотипу, документы принадлежат нашей Фракции. Сегодня мне приказали осведомить Вас об этом деле. Ну же, откройте.
По виду Карины понятно, что дело явно серьезное. Это значит – шутки в сторону. С полной невозмутимостью я спросил:
– Насколько оно засекреченное?
Карина немного напряглась:
– Взгляните на дело.
Лично для меня запахло жаренным.
– Намаш Карина, я не хочу открывать бомбу замедленного действия. Если Вы так настаиваете, чтобы я просмотрел дело, значит обратного пути потом не будет.
– Вы правы. Но у Вас нет выбора.
– Тогда дайте взглянуть на приказ о распоряжении.
– В первом файле этой папки.
– Будет Вам. Я похож на дурака?
Карина видимо уже устала, иначе почему она потерла висок опустив пышные ресницы вниз?
– Константин, зачитайте ему первую страницу из дела.
Мое удивление тут же подскочило вверх:
– Раз Вы можете ему разрешить, то я сам зачитаю.
Открыв папку и прочитав приказ о распоряжении намашу Карине передать это дело намашу Ангсту, я немного успокоился. Особая печать поставлена самим Секретарем нашей Передовой Фракции. Выходит, что Карина действительно не имела никаких скрытых намерений и не хотела меня обмануть.
Моя собеседница поднялась с места.
– Что ж, дело вручено лично в руки, мне здесь делать больше нечего. Всего доброго.