Шрифт:
15.
— Сегодня воскресенье! — сказала Веда.
Ухмылка не исчезла с лица Божо, а я, будто не расслышав, попросил Веду повторить.
— Веда, повтори, что ты сказала?
— Сегодня выходной. Вос-кре-сень-е!
— Сегодня воскресенье? Если хорошенько подумать, то именно в субботу около полуночи я ушел от Марты! Ага, сегодня и правда воскресенье! Это значит, что наши шансы на спасение не полностью потеряны! Ура! Слава Тебе, Господи, — закричал я, — за то, что дал нам еще один шанс, хотя он и не выглядит чересчур оптимистично, — сказал я, встав и запрыгав от радости.
— Сядь, Оливер, а то тебя кто-нибудь увидит.
Я сел.
Божо тихим голосом обратился ко мне:
— Оливер, ты религиозный человек?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты только что оказался в парадоксальной ситуации, ты благодаришь Бога за то, что он дал тебе еще один шанс выжить, а ведь ты недавно сказал, что только государство имеет власть над людьми. Ты совершил великий грех, потому что, невзирая на свои убеждения, ты произнес имя Господне всуе. А этого, как говорится в Библии, делать не следует.
— Но я сделал это не всуе, я просто поблагодарил его за то, что он дал нам еще один шанс. Но это не значит, что я религиозен.
— Я знаю одного такого человека, который шутки шутил с именем Бога и в конце концов заболел проказой, — добавила Веда.
— Да ладно вам, — проговорил я, — ведь я это сказал на радостях.
— Так почему же, вместо того, чтобы на радостях поблагодарить свое государство и его мощь, или свое собственное рацио или логос, ты обратился к чему-то абстрактному и религиозному?
Я посмотрел на Божо, потом на Веду, которая делала вид, что ей неинтересно, покуривая сигарету с полуулыбкой на лице, и мне не верилось, что я ввязался в религиозную дискуссию. Но, к счастью, у меня и для нее тоже имелись свои козыри, и это мои устные эссе, в которых рассматривается концепция воскресного дня в контексте религии. Но я не смог сразу пуститься в объяснения, так как Божо углубил нашу дискуссию, причем по моей вине, потому что я решился задать ему такой вопрос:
— А осмелюсь спросить, с каких это пор и с какой радости, Божо, ты получил право судить, всуе употреблено имя Господа, или нет?
— Потому что я из религиозной семьи. Да и самого себя я считаю православным верующим. Это значит, что я не фанатик, но в каком-то смысле сторонник православных канонов. Если хотите узнать и не торопитесь, я могу рассказать вам историю о том, как я стал по-настоящему религиозным человеком, хотя по происхождению всегда был таким.
— Нет! Мы никуда не спешим, — сказала Веда и улыбнулась.
И Божо сказал, что если бы не было так называемого религиозного интермеццо или, лучше сказать, религиозного безвременья, его семья сохранила бы религиозную преемственность, которая была традиционной для нее с незапамятных времен. Чтобы было яснее, он дал дополнительные разъяснения по поводу термина религиозное интермеццо, определив его как время с сорок пятого по девяностый год двадцатого века или, другими словами, как время социализма. По словам его родителей, до религиозного интермеццо люди отмечали и справляли все праздники: и Николин день, и святого Георгия, и Духов день, и Сочельник, а еще и святого Эразма, Ильин день… Прощеное воскресенье, Крещение, Пасху… все. Более того, его дедушка, который был священником, хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Но тот захотел стать замочником.
— Кто?
— Что значит кто, — заметил Божо, — я же сказал, мой отец.
— Как это возможно? Хотя, почему бы и нет.
— Во время религиозного интермеццо, такая была тогда мода, мой отец очень полюбил возиться с замками. Научился их чинить. Много он открыл замков и много дверей. Он вскрывал и чинил замки бедным крестьянам; ученикам одиноких женщин; пьяным друзьям; открывал замки, которые никогда не запирались и которые никто никогда не открывал; замки сейфов и замки автомобилей. Открывал замки на школах и детских домах… потому что для слесаря все двери одинаковые. Многие в истории цивилизации были слесарями, вот и он хотел стать одним из них… Отец ругал его: ты из духовной семьи, зачем тебе заниматься мирскими вещами. Но тот все нет и нет… Прилежно и усердно учился, любил слушать чудесный звук запираемого и отпираемого замка. Щелк… щелк. Любил смазывать замки и даже ласкал их. Настоящий слесарь тот, кто в звуке замка слышит нежное женское сердце. Так говорил отец, он хотел стать настоящим слесарем. И поэтому обучался слесарному делу. А потом он устроился на работу в государственную компанию, потому что частных тогда не было. Он много работал, пока не стал известным в городе мастером своего дела, таящим амбициозное желание устроиться слесарем в одно из правительственных учреждений. Но это ему не удалось. Пришла приватизация, и он открыл частную слесарную мастерскую. Но как ни странно, чем больше он работал частным образом, тем день ото дня становились меньше его амбиции, и его мастерская день ото дня становилась все меньше, а атмосфера в ней все удушливей. Кроме того, все больше и больше ставили автоматических и сенсорных дверей, вроде этой. И вот его мастерская начала загибаться, а вместе с ней вся семья. Работы было мало или вообще не было. А дома голодное семейство. — Что нам, ключи от замков грызть? — кричала ему мама. В отчаянии отец взялся открыть кодовый замок для известного богача-бизнесмена, но не сумел. Опозорился. Он решил было ознакомиться с последними новинками слесарного дела в мире, читая заграничные журналы, но из этого тоже ничего не вышло, потому что он не знал английского. Он рассматривал только картинки из журналов, но ничего не понимал.
Ни один слесарь в мире не прославился, — сказал он себе однажды… ну, может, всего один… И решил оставить ремесло.
А потом вдруг где-то на переходе от одного тысячелетия к другому ему пришла в голову идея, и он открыто пожалел, что она не пришла к нему раньше, хотя отец давным-давно говорил ему о том же. Он развеселился, улыбка стала шире, и все заметили, что он уже не тот хмурый слесарь, каким его все знали, а веселый и милый человек.
Он объяснил: Я открыл в своей жизни много замков, начиная с таких, в которых девять механизмов и от которых девять ключей, до замков в учреждениях высших эшелонов власти; я видел много замков в своей жизни, таких, которые открывал легко, и таких, перед которыми замирал в восхищении. У меня большой опыт. Опыт человека, который знает, чего хочет от жизни. Все замки я открыл, лишь один не смог. И это замок на Господней двери, замок нашего любимого Бога Иисуса Христа. Ключ от него отпирает бесчисленные двери человеческого сердца. Поэтому я решил с сегодняшнего дня стать священником и продолжить светлую традицию наших предков. Велика была радость его уже почивших родителей.
Это было много лет назад. Слесарь оставил семью, оставил все замки мира и мирскую жизнь и облачился в монашеское одеяние, хотя был уже стар. У него была одна-единственная цель — достичь невероятного, того, чего жаждут все люди в мире, совершить величайшее чудо всех времен и цивилизаций — открыть замок Бога.
Ну да, ну да! Сказал я себе, услышав эту историю, но все же подбодрил собеседника:
— Прекрасная история, ничего не скажешь. Но значит ли это, что ты, Божо, несмотря на то, что представился охранником, продолжил традицию своего отца и теперь ты священник?