Секс-скандал? Я не знаю.

Политический? Возможно.

Военный скандал? Не похоже.

Шпионский скандал? Что-то вроде этого.

Но все это были домыслы, вероятно, далекие от истины. Тем не менее, я сидел как на иголках, и каждый раз, когда мне удавалось это сделать… посмотреть ей в глаза… каждый раз я испытывал одно и то же чувство… скандал!

Я сказал, что сейчас мы должны все вместе как можно скорее попытаться найти выход, чтобы нас здесь не застало утро, что приведет к тому, что нас обвинят в действиях, которых мы не совершали. А по последним статистическим данным и сводкам, сообщаемым иностранными информационными агентствами, в местах заключения находится больше всего тех, кто попал туда за действия, совершенные непреднамеренно.

Господин с бородкой сказал, что проверил лестницу и приметил там наверху (и показал рукой на лестницу, ведущую вверх) небольшое помещение, похожее на туалет или чулан для уборщицы. В нем под потолком имеется окно, но оно, по его словам, слишком узкое, чтобы через него могли выбраться наружу люди, корпулентные от природы, такие как мы трое. Я решил дистанцироваться от выводов насчет общих особенностей строения наших тел и указал на свое по сравнению с ними гораздо более худощавое телосложение. Этим я хотел дать понять, что надежда покончить с нашими злоключениями с помощью узкого окна связана со мной. Они снова настаивали на схожести конституции нас троих, хотя различия были очевидны. Сначала это показалось мне странным, а потом я в одно мгновение осознал, что на самом деле речь идет о классическом недоверии, основанном на их предположениях, что, если мне удастся проскользнуть в окно, я исчезну навсегда, и, таким образом, исчезнут и их надежды на спасение. Они не верили в то, что я, вырвавшись на свободу, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь и им в их освобождении. Как они могут быть уверены, читал я у них в глазах, что после того, как я спасусь, я не пойду прямо в полицию и не заявлю на них? Если бы они знали меня немного лучше, если бы они знали мою склонность к критике общества, направленной на улучшение социальных, экономических и религиозных условий в стране, то они, конечно, даже и не подумали ни о чем подобном.

Ключевым фактором в этой ситуации намеренного сравнения форм наших тел была постоянная и трудно разрешимая дилемма по вопросу доверия и недоверия, возникшая в нашей среде. Речь шла о конкретном недоверии, имеющем свои социальные корни, на что ранее я много раз указывал в устных сообщениях перед тщательно отобранной аудиторией.

О доверии

Когда-то давно я обнародовал несколько устных тезисов на тему о доверии. Потом я переработал их в устные эссе. Вот два из них.

Доверие — это то, что нас разъединяет.

Недоверие — это то, что нас объединяет.

Звучит парадоксально, но все, что на первый взгляд кажется парадоксальным, уже не видится таковым после тщательного изучения всех скрытых значений парадокса и его логического объяснения.

Например, сколько раз мы верили в кого-то или во что-то и разочаровывались? Бесчисленное количество раз! Все живые люди в мире могут привести бесконечное число примеров такого очарования и разочарования. И что дальше? Доходило до конфликтов между существами, поначалу безгранично доверявшими друг другу.

И наоборот, если вы кому-то не доверяете, вы будете очень внимательно следить за ним, как, впрочем, и он за вами, а ваше сближение начнется с шуток над нами или над кем-то еще, пока дело не дойдет до шуток над общими знакомыми, будь они друзья или враги. Тогда можно сказать, что вы доросли до первой степени сближения, а также и до нулевой степени доверия.

Именно бдительность порождает единение через недоверие.

Существуют два типа доверия. Одно устанавливается сразу и длится долго, другое устанавливается долго и длится непродолжительное время.

К моему величайшему сожалению и к несчастью моих сограждан, мы принадлежим к людям, которым свойствен второй тип доверия. Почему? В то время как люди с первым типом сразу же доверяют друг другу хотя бы в том, что касается ведения совместного бизнеса, доверяют просто из соображений религиозной принадлежности (как, например, протестанты) и морального воспитания, и это доверие на протяжении всей жизни никогда не подвергается сомнению, то в контексте второго типа доверия все намного сложнее.

Например, житель Балкан не может изначально доверять человеку, особенно если речь идет о деловых отношениях, причем точно так же из соображений принадлежности к одной религии (православию) и моральных норм, веками выковывавшихся на основе общей лжи, обмана, приспособленчества и принуждения, попыток обхитрить того, кто сильнее. По этим причинам люди, принадлежащие ко второму типу доверия, никогда, ни в коем случае не станут никому доверять сразу, с первого взгляда. Им понадобится нечто более основательное, чем просто человек, которого они видят впервые и который представляется лицом, которому можно или нужно доверять, что-то более осязаемое, что в конечном итоге должно основываться на самых глубинных родоплеменных узах.

Это означает, что независимо от того, о каком деловом сотрудничестве идет речь, первое, что нужно сделать двум представителям людей второго типа — это попытаться найти определенные символы и метки, знаки и сигналы, на основании которых они смогут на начальном этапе установить хотя бы частичное взаимное доверие. Такие знаки и символы обычно ищут в описании узнаваемого населенного пункта, в описании узнаваемых семей, друзей, родственников или общих знакомых, которые каким-то отдаленным образом создают некую связь между недоверчивыми переговорщиками. Как только они сделают это, можно будет сказать, что они перешли ко второй фазе установления взаимного доверия, которое еще не очень прочно, но все же приводит к некоторому пониманию и прогрессирует в направлении постепенного определения термина доверенное лицо.