После нескольких лет, проведенных в большом городе, ему было трудно привыкнуть к месту, куда некогда ссылали декабристов. Он часто ходил в городскую библиотеку, где выдавала книги пышноволосая девушка. Когда в какое-то из посещений он попросил труды Ги де Мопассана, она смутилась – знаменитый француз писал о женщинах легкого поведения. В следующий раз он не застал молодую библиотекаршу, а спустя некоторое время увидел ее во дворе школы. В нее – вовсе не фигурально – бросали камни ученики с группы продленного дня. Он тактично пресек это озорство. Вскоре они стали часто проводить время вместе: стреляли в лесу из табельного оружия списанными на учениях патронами, отдыхали на берегу широкой извилистой реки и гуляли по безлюдному осеннему городу.

В день, когда они с мамой подали заявление в ЗАГС, отец на радостях сильно выпил. До военной части его довела почтальонка, с которой он тоже встречался. Так она узнала, что он выбрал не ее. 30 января 1988 года состоялась свадьба. Пару лет спустя, за месяц до двадцатипятилетия отца, родился я. Маме было двадцать.

Она была поздним и единственным ребенком в семье учительницы литературы и инженера-электроэнергетика. Со средней школы каждое лето подрабатывала: садила деревья в парках, мыла бутылки на пивзаводе и работала в колхозе. Мечтательная натура, она жила в мире книжных романов, с которыми каждый вечер засыпала. После школы отучилась в техническом училище, но полученная профессия ей не пригодилась. Она искала свое место. В библиотеке она одновременно и работала, и читала. Когда на нее обратил внимание молодой военный, в ее мыслях возник романтический образ благородного офицера.

Для своих родителей я был испытанием. Материнское молоко у меня не усваивалось, я не спал по ночам и часто марал пеленки. Моя молодая мама заочно училась в юридическом университете, не желая всю жизнь провести дома, у плиты. Многие заботы обо мне взяли на себя ее родители. Дом моих бабушки и дедушки стал для меня главным – по-настоящему моим – домом.

История их знакомства несколько напоминает встречу моих родителей, только она произошла не в библиотеке, а на киносеансе. Каждое воскресенье жители их поселка собирались около крохотного кинескопа в одном из домов. Здесь вернувшийся после трех лет срочной службы рядовой встретил молодую учительницу. Они сыграли свадьбу и уехали в город, где требовались специалисты их профиля. Им предоставили дом, в котором они прожили всю последующую жизнь. Бабушка стала любимым педагогом нескольких поколений школьников, а дед со своей бригадой электрифицировал большую часть населенных пунктов области.

После десятилетий благотворного труда бабушка вышла на заслуженных отдых. Десятки выпускников из года в год приходили к ней домой, выражая благодарность за доброе и трепетное отношение к ним.

Я родился, когда бабушка уже была на пенсии, и стал главным ее воспитанником. В детский сад я ходил редко, а потом и вообще перестал из-за частых простуд. Дед еще работал, поэтому все время я проводил с ней.

Весной по утрам мой взгляд радовала цветущая черемуха, склонившаяся над серым шифером крыши. Ее раскидистые ветви закрывали все пространство над домом. Водосточный желоб всегда был забит ягодами к середине лета. Бабушка делала из ягод черемухи необычайно вкусное варенье. А какие изумительные она пекла булочки! Я с нетерпением ждал, когда поднимется засов печи и их снимут с противня. Еще я любил вареную сгущенку, которую часто получал по вечерам.

В один из таких волшебных вечеров я никак не мог выпустить ложку изо рта, завороженный психоделическим клипом на песню «Хару Мамбуру». Сладкий густой вкус смешался с вязкими мыслями: я пытался понять, что происходит в «чудесатой» анимации и о чем поется на непонятном языке.

Бабушка занималась моим развитием. Мы читали с ней сказки, составляли из кубиков с буквами слова, учились складывать на счетах, находили в Большой советской энциклопедии иллюстрации насекомых, птиц и животных. Она срисовывала их на картон, вырезала и оборачивала клейкой прозрачной лентой. Я же рассматривал рисунки и запоминал названия обитателей этого мира. Больше всего на меня произвели впечатление пауки, сколопендры и богомолы. Мир насекомых, с их странными формами, непропорциональными конечностями, крыльями, усами, огромными глазами, был загадочен и притягателен. У деда в серванте хранился высушенный жук-носорог, которого он изредка давал мне посмотреть. Я восторгался этим гигантом, которому нашлось место среди миниатюрных представителей насекомого мира.

Как-то раз мама переписывала показания счетчика в столовой и увидела там черного пузатого паука. Ее пронзительный крик заполнил весь дом. Она, в панике забившись в угол, просила убить паука. А я, пятилетний, в недоумении наблюдал за экзальтированной сценой, пока не почувствовал мамин ужас. С тех пор меня не оставляет иррациональный страх: я ведь любил насекомых, а теперь стал бояться пауков.

Бабушка же всегда была спокойной и терпеливой. Когда в доме случалась редкая ссора, она мудро говорила: «Все пройдет. Время лечит».

Бабушка почти все время проводила со мной, ее участие я ощущал, даже когда она смотрела «Санта-Барбару». Имена Круза и Мейсона остались в моей памяти, как и знаменитая заставка сериала с галереей белых арок.

Бабушка включала мне на проигрывателе пластинки с композициями Майкла Джексона, под которые я любил танцевать. С ней мы смотрели диафильмы в помещении просторной ванной комнаты, где не было окон. Она открывала алюминиевый тубус с пленкой, вставляла ее в фильмоскоп, закрывала дверь. В полной темноте на стене возникало волшебство. Начиналось все со слайда с названием «Диафильм», где в центре красовалась размашистая стилизованная буква Ф. И оживали различные истории в оранжевом свете проектора.

В просмотре телевизора бабушка меня не ограничивала; я смотрел и «Улицу Сезам», и «Спокойно ночи, малыши», и различные мультфильмы.

С бабушкой я был окружен заботой и вниманием. Именно при ней я впервые испытал то, что сейчас называют автономной сенсорной меридиональной реакцией. Мне было пять лет. Она склонилась над кубиками, из которых я составил слова. Она держала их в руках и переставляла. Я с наслаждением наблюдал за этим. В затылке волнующе пульсировало. Импульсы приятными мурашками расходились по шее, плечам и рукам. Такие чувства у меня появлялись всякий раз, когда кто-то пристально разглядывал важные для меня вещи, будь то мой фотоальбом или школьный дневник с хорошими отметками.