– Друг!

– А, понятно, – хотя по лицу женщины было видно, что ничего ей не понятно, и она бы не прочь ещё порасспросить незнакомца. Да тот поблагодарил её за информацию и шагнул быстро внутрь дома. Благо ключи от него дядя Семён всегда держал в одном потаённом месте, которое с тех пор не изменилось.

Оставив вещи, Берестов налегке направился к больнице. Она находилась в том же самом деревянном здании, что и раньше, когда Алексей жил здесь. Сейчас же он просто хотел узнать, что произошло с дядей Семёном. Как-то померкло на душе от такой вести о нём. Не так Алексею виделась встреча со своим учителем и другом.

В больнице, куда он зашёл, ему сразу повстречалась молоденькая медсестра.

– Здравствуйте, – обратился к ней подполковник, – скажите, у вас лежит Охлопков Семён Васильевич?

Она с удивлением и интересом оглядела статного мужчину в костюме.

– Лежит, – ответила медсестра не сразу, – а вы ему кто будете?

– Очень близкий друг. Скажите, как его здоровье?

– К сожалению, Семён Васильевич сейчас без сознания, – пояснила медсестра, видя искреннее беспокойство посетителя. – Он потерял много крови. Для нас вообще чудо, как он выжил. Вам лучше поговорить с главным врачом. Он сейчас здесь. Зовут Андрей Валентинович. Кстати, вот и он.

Медсестра указала рукой на появившегося в коридоре уже пожилого мужчину в белом халате.

– Андрей Валентинович, подойдите, пожалуйста, – окликнула медсестра доктора.

Тот не спеша подошёл, оглядывая Берестова через очки, и, видимо, ожидая разъяснений. Главный врач был среднего роста, без лишнего веса, с мягкими чертами лица и довольно плавными движениями рук. Он вообще выглядел каким-то целостным, «без острых углов». Примечательными были его глаза, хоть в них и читалась усталость. Проницательный сторонний наблюдатель или собеседник сразу бы отметили доброту, сердечность, что отражались в «зеркалах души» этого человека, глубину натуры, ум и спокойствие. Андрей Валентинович располагал к себе. «Настоящий врач, – подумал Берестов, – такому не страшно доверить свою жизнь. Сделает всё, что от него зависит, а то и больше».

– Этот человек хотел бы с вами поговорить об Охлопкове, – медсестра звонким голосом не пояснила, а скорее доложила причину просьбы подойти.

– А, понятно. Вы кем ему приходитесь, позвольте узнать? – и голос у главного врача был приятный.

– Меня зовут Алексей Николаевич, я близкий друг Семёна Васильевича.

– Новый посетитель, очень хорошо. К вашему другу целые делегации ходят, всё здоровьем интересуются. Личность он, несомненно, здесь легендарная. Давайте, продолжим нашу беседу в моём кабинете. Людочка, – доктор обратился к медсестре, – зайдите в палату к Юнусову и измерьте ему температуру.

– Хорошо, Андрей Валентинович, – и Людочка пошла исполнять поручение.

Несмотря на её напускную деловитость и желание казаться взрослой, она по-прежнему оставалась недавней школьницей со свойственным её возрасту живым любопытством, скрываться которое никак не хотело. Людочке не терпелось узнать, что это за такой близкий друг появился у охотника. Она ещё раз оглянулась и посмотрела с интересом на Берестова. Алексей улыбнулся, видя столь повышенное внимание к своей особе со стороны молоденькой медсестры. Реакция нового посетителя на девушку не осталась незамеченной для доктора.

– Любопытство, Алексей Николаевич, обычное человеческое любопытство, – пояснил главный врач поведение молоденькой своей работницы, – признаюсь, оно и меня одолевает.

Андрей Валентинович, будучи уже опытным человеком и хорошим психологом, отметил про себя хорошую улыбку нового посетителя, но проявлял осмотрительность и не собирался всё рассказывать первому встречному. Берестов догадался, что, скорее всего, его попросили в милиции на эту тему особо не распространяться.

Они подошли к двери с табличкой «Главный врач». Андрей Валентинович предложил Алексею войти и присесть. Когда визитёр занял один из предложенных стульев, доктор сказал: «Извините меня, я на несколько минут вас покину, отдам кое-какие распоряжения и вернусь. И после вы можете мною располагать». Хозяин кабинета вышел, Берестов остался один. По привычке Алексей рассмотрел помещение, в котором оказался. Оно было довольно большим и светлым, прямоугольной формы. Напротив входной двери не очень крупное окно, однако, достаточное, чтобы через него хватало света для естественного освещения кабинета. К окну буквой «Г» были приставлены два стола: один обычный, накрытый белой скатертью со стоящими на нём разными склянками, флакончиками, небольшими бутылками с дезинфицирующими растворами, другой – письменный, за которым главным врачом принимались посетители и больные. За письменным столом возле стены размещались медицинские шкафы со стеклянными дверцами, с виднеющимися внутри лекарствами на полках и папками, вертикально стоящими друг к другу. Напротив шкафов, с другой стороны, стояла приставленная вдоль стены кушетка, покрытая клеёнкой. Возле неё стоял стул со спинкой. Сам же Берестов сидел на табурете возле письменного стола, оглядываясь по сторонам. Везде было чисто и всё удобно расположено. Пока Алексей рассматривал убранство кабинета, дверь в него открылась, и на пороге появился Андрей Валентинович. Он прошёл мимо Берестова и сел за свой стол.

– Значит, вы говорите близкий друг, – продолжил беседу врач точно никуда не выходил.

– Да, близкий. Скажите, Андрей Валентинович, он поправится? Его жизни ничего не угрожает?

– Трудно пока сказать определённо. Он потерял много крови.

– Это я знаю. Что с ним вообще произошло?

– Семёна Васильевича в нашу больницу доставили охотники с очень серьёзными огнестрельными ранениями. У вашего друга, я вам скажу, отменное здоровье для его возраста. Не каждый молодой сможет выжить после того, что ему пришлось пережить. Насколько я могу судить его смертельно раненного бросили умирать. Если бы не случай, он бы не выжил.

– То есть его здоровью сейчас ничего не угрожает?

– Мы сделали всё возможное. Теперь всё зависит от организма самого пациента.

– А кто в него стрелял?

– Это мне неизвестно. А вы давно знаете Охлопкова?

– Давно. Я вообще жил здесь.

Доктор был явно удивлён ответом своего собеседника.

– Что-то я вас не помню.

– Я вас тоже, – пошутил Берестов, но потом всё объяснил более обстоятельно, – я жил здесь до пятнадцати лет, а потом уехал. Родители вернулись обратно в Москву.