Шрифт:
– Дед, а правда, откуда у тебя столько банок этих? – поинтересовался Валерка. – Ты ж не стащил их.
– Да так… Нашёл как-то в лесу и домой вот принёс.
– А чего тогда дяде Юре так не сказал?
– Да он бы всё равно не поверил. Ладно, бог с ним, с дядей Юрой… Может, тоже в избу пойдём, а? – глянул дед на внука.
– Да светло ещё. – Валерка сел на табурет, на котором до этого сидел отчим. – Давай ещё посидим.
– Ну давай посидим. Пусть они там пока укладываются.
На деревню опускалась вечерняя прохлада. В наступивших сумерках угасли звуки дневной суеты, и только в нагревшейся за день траве по-прежнему звонко стрекотали кузнечики, а из-за того, что вокруг сделалось тихо, казалось, что стрекочут они как-то особенно громко. В стайке протяжно замычала Дочка. Амур, лежавший возле будки, вдруг вскочил и, подняв уши торчком, уставился в конец огорода.
– Кто там? – спросил его Матвей и ответил сам себе: – Кошка, наверное, ходит. Ладно, – старик поднялся с чурки и потрепал внука по голове, – пошли, а то потеряют нас с тобой.
Глава 4
Андрей с серьёзным лицом сидел в прихожей у окна, перед ним на столе стояла эмалированная кружка с чаем, в вазочке из синего стекла лежали пряники. После их посиделок с Юрием прошло уже дней десять. Тогда, на следующий день в понедельник, он на работу явился только к полудню. После того как Юрий ушёл, они с дружком Неустроевым Иваном продолжили гулеванить. Прошатались по деревне допоздна, домой Андрей заявился уже во втором часу ночи, ну и, естественно, наутро проспал. Однако с тех пор он капли в рот не брал.
Сейчас Андрей в обеденный перерыв заехал на мотоцикле к родителям занять денег и заодно пообедать. Матвей сидел тут же, за столом, вертел в руках коробок спичек.
– По старым бы временам тебя вмиг с работы турнули, а то и загремел бы за прогулы куда подальше, – сказал отец, искоса глянув на сына. – А нынче цацкаются с вами, как с дитями малыми.
– Бать, да ну ладно… хорош, чё ты… – сын болезненно поморщился и отхлебнул чая.
Клавдия молча что-то делала на кухне, брякала там посудой.
– Сказал же, не буду пить, значит, не буду. Всё, в завязке я! – Андрей решительно рубанул ладонью воздух. – С директором вчера говорили, обещал с понедельника на трактор вернуть. С двадцать пятого числа косить уже хотят начинать.
– Не рано?
– Так, нынче трава хорошо прёт. Теплынь да дожди – слава богу! Как на Собанцево-то ехать, где поля идут за сосняком, там, говорят, травища уже чуть не с метр вымахала.
– Ну, дай бог. – Матвей положил коробок на стол. – На тебя-то нынче можно рассчитывать? Косить-то.
– Бать, ну чего ты спрашиваешь, конечно. Только вы когда хотите?
Старик пожал плечами:
– По погоде будем глядеть, но не раньше Петрова дня, думаю.
– Ну и всё! Помогу. Да я трактором накошу, чего руками-то махать.
– Ладно, загадывать пока не будем, далёко ещё, сперва дожить надо. – Матвей встал, подошёл к ходикам, подтянул гирю. Спросил сына: – Сколько там на твоих? Наши, кажись, отстают.
– Так, а те-то, которые мы тебе на день рождения подарили? Они-то идут? Глянь там, да и всё.
– Да я всё забываю, что у нас там тоже сейчас часы висят. Скажи уж сам.
Андрей глянула на свои наручные часы:
– Ну да, опаздывают ваши малёха. На моих без пят-надцати два, а на ваших тридцать пять ещё.
Матвей подвёл минутную стрелку вперёд:
– Там, поди, уж пыли в них… По-хорошему, так снять бы да почистить надо.
– Бать, ну так чего? – Сын просительно глянул на отца. – Займёте?
– Сколько, говоришь, надо вам?
– Да тридцатки всего и не хватает. Танька давно уже эту «Малютку» хочет. Да она и стоила-то раньше сороковник всего, а с весны уже сотню, в два с лишним раза подорожала. Если сейчас эту стиралку в магазине не возьмём, то потом вообще неизвестно чего будет. А на базар ехать, так там цены сам знаешь какие.
– Откуда я знаю. – Матвей, продолжая стоять, привалился плечом к дверному косяку.
– Ну… – сын поморщился, – три цены, как минимум, а то и больше.
– Она-то сама на работе сейчас? Татьяна.
– Да на работе, где ещё. Так она сама бы и пришла, да не успевает просто, вот меня и попросила, чтоб заехал. Говорю же, если сейчас не взять, то поздно будет.
Старик кхекнул в кулак и ушёл в комнату. Открыл шкаф, достал спрятанный за стопками белья кошелёк, вынул три десятирублёвые купюры, вернулся в прихожую и положил их на стол перед сыном:
– Держи.
– Спасибо, бать, – кивнул Андрей. – Мы это… с получки обязательно вернём.
– Да молчи уж… Вернёт он. С каких шишей возвращать-то будешь? Сколь за июнь-то получишь в коров-нике своём? Копейки.
– Ну как… – смутился сын. – Всё равно.
– Не надо ничего возвращать, но только сразу тебе скажу: узнаю, что на водку пустил – лучше больше не приходи. На порог не пущу!
– Бать, ну ты чё, ёлки-палки! Обижаешь. Я же сказал, завязал, значит, завязал!
– А вот ты, Андрюха, хочешь – обижайся, хочешь – нет, да только сам веру-то к себе подорвал. Сколько раз уже зарекался, а толку? До седых волос дожил, внучка уже есть, а… – Матвей в сердцах махнул рукой, снова сел к столу. – Илюха-то пишет? Как там они? – спросил об Андреевом сыне, жившем с женой и дочкой в райцентре.