«Встань и расскажи, кто ты и что делал здесь».

Встал Мискам. Роста он был высокого, сложения стройного и гибкого, и видно за это взяли в стражу падишаха этого юношу, хоть и был он иноземного происхождения.

«О, повелитель смертных! Я страж по имени Мискам, – отвечал он падишаху. – Мне было приказано охранять вход в комнату, где уединились вы, о, славный повелитель, с Фаимом. Уберег я вашу беседу лишь от чужих ушей, но не от своих, и слышал я о трех ключах все от слова до слова. И сейчас жду заслуженной смерти», – закончил он, склонив голову.

Вне себя от ярости затрясся падишах, и крик готов был сорваться с его губ, как вдруг быстрым шепотом заговорил Фаим:

«О, лучезарный повелитель! Только трое знают сейчас тайну трех ключей. Тебе не придется произносить ее повторно, рискуя снова быть подслушанным, когда ты решишь послать добывателя трех ключей. Захочешь ли ты, чтобы этот недостойный принес их тебе, и тем самым спас свою жалкую жизнь?…»

Эти разумные слова охладили гнев падишаха, и утихомирили его корыстное сердце. Молча посмотрел он на Мискама и счел, что тот вполне подходит для столь тяжких испытаний. И тогда сказал Мустафа-Ибрагим:

«Ты, презренный негодяй, сейчас же отправишься на поиски трех ключей, и если не подохнешь во время своих утомительных и страшных странствий, и принесешь мне три ключа, то оставлю я своей милостью тебе твою никчемную жизнь».

«О, справедливейший повелитель! Позволь мне проститься с матерью моей, ибо не знаю, вернусь ли живым из далекого и многотрудного похода!» – сказал Мискам.

Нетерпелив был падишах, и хотел бы он, чтобы Ммискам сейчас же бегом отправился за волшебными ключами, но обязывает положение падишаха быть величественным, и разрешил он только час Ммискаму уделить прощаниям и сборам.

Пришел опечаленный Ммискам домой, рассказал матери Аллабелле своей все, как было. Выслушала она сына и ответила:

«Случилось то, что должно было случиться. Пришел твой час, мой Мискам. Знаю я, насколько тяжкие испытания приготовлены тебе, знаю и то, что все их ты выдержишь и вернешься победителем. Но награда твоя будет не той, которую ты сейчас ожидаешь», – с этими словами надела она на шею Мискам на кожаном шнурке небольшой медальон со своим портретом, закрытым крышечкой.

«Пусть греет тебя в пути светом моей материнской любви этот талисман. Когда же встретишь ты короля по имени Торвик, отдай ему мой портрет, и он раскроет тебе секрет неразменной монеты».

Взял Мискам кошель с деньгами, оседлал арабского скакуна. Обнялись мать с сыном, вскочил Мискам на своего коня и пустился в путь по северной дороге.

Ехал он по пустыням и равнинам, пока одним ранним утром не прискакал его конь к подножию зеленого холма, на котором возвышался прекрасный замок. Вокруг его стен цвели деревья, щебетали птицы, и ласково пригревало солнышко. Вдруг ворота замка распахнулись и из них выбежали навстречу путнику юные гибкие девушки в летящих одеждах и с распущенными волосами. Мискам обомлел от неожиданности, не двигаясь, смотрел он на бегущих к нему дев. И когда приблизились они, он спешился, протянув им навстречу руки, сраженный их очарованием и прелестью. Ласково и нежно взяли его девы под руки, и повели во дворец.

«Что это за чудесное царство, и кто вы, прекрасные госпожи?» – спросил очарованный Мискам. Звонко и мелодично засмеялись они и пропели:

« Это королевство грез и наслаждений, а мы его чаровницы».

И они ввели Мискам в богатые залы, красиво украшенные, с мягкими коврами, резными светильниками и изящно разбросанными по шелковым диванам подушками. Свет от сотен свечей отражался в многочисленных зеркалах, мягкими бликами ложился на золотые кувшины со сладким вином. Играла дивная приглушенная музыка, и в воздухе тек аромат курильниц.

«Пригуби напиток наслаждения», – пропели девы нежно, поднося Мискаму золотой бокал с искрящимся напитком.

Мискам отпил глоток, и небывалая нега разлилась по его рукам и ногам. И не в силах оторваться от колдовского напитка, Мискам осушил бокал досуха. Взор его затуманился, и забыл Мискам, кто он и куда едет. Разлилось наслаждение по его венам, воля иссякла, и отдался он в мягкие руки прекрасных дев. А они отвели его в бассейн с теплой ароматной водой, и там Мискам плавал и резвился с девами, весело плескаясь и смеясь. Затем девы натерли его тело ароматными маслами, и повели к накрытому столу с такими изысканными яствами, вкуснее которых он ничего в жизни не едал. И после великолепной трапезы возлежал Мискам на мягком шелковом диване, а девы танцевали перед ним, и пели, и каждая хотела нравиться ему больше других, и Мискам совершенно утонул среди блаженства и расслабления. Он смотрел на дев как бы в полусне, и ему чудилось, что стал он легче воздуха и парит невесомо среди танцующих дев, источающих, словно розы, запах томной неги и расслабления. И виделось ему, что попал он на небеса с танцующими ангелами, и кружится с ними в хороводе грез и наслаждений. И как только закатились глаза Мискама, уплывшего в дали грёз и видений, запели нежно чаровницы:

«Усни, отдохни, ты устал. Расслабься, засни, ты увидишь чудесные вечные сны. Ни к чему просыпаться, в дорогу спешить. Лучше в грезах и снах свой путь завершить».

И тихо вышли они из залы, и начал Мискам бессильно проваливаться в губительный, смертоносный сон, как на счастье потревожило его ржание коня. Храпел, ржал конь Мискама под окном и нетерпеливо бил копытом. Мискам встрепенулся, отряхнулся, и словно чары упали с него. Подбежал он к окну и видит: скачет его стройный арабский скакун, поднимается на задних копытах, бьет передними в каменную стену замка, храпит, фыркает тревожно. Грива спуталась, глаз блестит, ноздри раздуваются.