Костя

Хлопнув дверью, он понял, что злится не на нее. Понял потому, что в прошлом это приносило облегчение – выпустить злость наружу, ответить негативом на негатив. Но в этот раз на смену злости не пришло даже минимального облегчения – он ощутил новый прилив ярости на самого себя и немного – чувства вины. Аня, по крайней мере, еще пыталась…

А когда он сам в последний раз протягивал ей руку, наклонялся, чтобы поцеловать, притягивал к себе посреди ночи, во сне, чтобы начать ласкать и трахнуть, толком не просыпаясь?

Все это было между ними давным-давно, в другой жизни. А затем они устали. Оба. Это только кажется удобным – знать, что она больше всего любит. Получать от нее именно то, что больше нравилось ему. Очень скоро из-за этого их секс превратился в механический ритуал. Он не знал, кто из них перестал экспериментировать первым, но это и неважно, ведь второй с облегчением поддержал.

Первыми исчезли всякие глупости, вроде спонтанного секса в машине. Это ведь так неудобно, и неохота потом лазить по всему салону с влажными салфетками, отчищать пятна. Затем они стали избегать неудобств: никакого секса во время месячных, никаких недосыпов, никаких спонтанных порывов в прихожей или на кухне.

У них появилось расписание и новые правила для удобства:

Душ удобнее принимать по одному – зачем толкаться и мерзнуть?

Спать удобнее каждому под своим одеялом.

Если Косте вставать в пять утра – никакого секса вечером, лучше пораньше лечь спать.

Если он простужался, Аня спала в другой комнате – она всегда слишком легко заражалась. Так что на неделю снова перерыв – никаких объятий и поцелуев.

Как-то раз он понял, что у них уже полтора месяца не было секса: то у нее месячные, то простуда, то у него – неудобные дежурства. А потом и просто – ноябрь, хроническая усталость и отсутствие желания. Они тщательно скрывали друг от друга главное: что дело не в сезоне, и не в простудах.

Просто они оба не любили манную кашу, в которую их секс превратился вечность назад, уже месяца через три после знакомства. Но в начале было так хорошо, что они просто оказались к этому не готовы. Очень долго они не могли даже просто признать проблему, и до сих пор ни разу об этом не поговорили.

Ее тело там, в спальне, ничем не напоминало очертания той желанной восхитительной женщины, в которую он влюбился. Он не видел ни сливочной нежной кожи, ни аппетитных бедер, ни мягких очертаний груди. Это походило на голое бесполое бесформенное тело, распластанное на хирургическом столе. Он видел такие десятками, ни одно из них ни капли не возбуждало сексуально. Это было просто тело, которое нужно было разрезать, исправить что-то внутри и зашить.

Что нуждалось в исправлении внутри нее, чтобы все стало как прежде? Или это нужно было исправить внутри него?

Манная каша приелась до такой степени, что он перестал чувствовать вкус. Он знал, что она тоже его не чувствует, но слышать об этом сегодня было удивительно неприятно, даже больно. «Не так». Раньше, когда они только познакомились, она шептала только: «Еще, еще». Его хрупкая нежная девочка в летнем платье, которая шла ему навстречу однажды весенним днем. И рыжие кудри, в которых блестело солнце, обжигали взгляд.

Едва бросив на нее взгляд, он понял, что подойдет знакомиться. Неважно, что он шел на деловую встречу. Неважно, что уже много лет не пытался подходить к девушкам на улице. Пусть только поравняется с ним…

За те несколько секунд, что они двигались друг другу навстречу, Костя успел запомнить многое: почти детский нежный овал лица, упругая грудь, подчеркнутая глубоким нескромным декольте шифонового платья. Взгляд дразнили маленькие дерзкие соски, проглядывающие сквозь тонкую ткань. Маленькая сучка даже не подумала надеть лифчик или хотя бы выбрать платье поскромнее…

Взгляд сам собой заскользил по телу ниже и все, на что падал глаз дальше, будоражило воображение: тонкая талия, аппетитные бедра, то и дело задирающаяся, летящая на ветру юбка – то ли в цветочек, то ли в горошек. Розовые коленки, стройные щиколотки. Она выглядела такой молоденькой – едва ли не старшеклассницей.

Всех, кто был рядом, он просто не видел. Как выяснилось, напрасно: велосипедист, засмотревшийся на ту же девушку, не успел затормозить. Костя краем глаза заметил выбежавшего на дорогу ребенка, но предпринять уже тоже ничего не успевал. Девушка с розовыми коленками и нежным лицом вскрикнула и среагировала первой: подбежала к сбитому велосипедом мальчику лет шести, взяла на руки, неожиданно решительным и сильным движением подняла, перенесла на тротуар с дороги.

Костя на пару секунд заколебался: велосипедист, полетевший на асфальт кувырком, казалось, пострадал серьезнее. Но через мгновение парень уже встал, ковыляя назад, а ребенок нехорошо закричал, и Костя с облегчением рванул к девушке с мальчиком.

Все дальнейшее он помнил посекундно: ее испуганные трогательные глаза, слезы мальчика. То, как он перевязывал ему ногу, как взял ребенка на руки и нес целый квартал до своей машины, как велосипедист сначала пытался помочь, а потом куда-то пропал, словно понял, что он лишний.