– Не то пожар, не то пожёг себя кто-то, – пожал плечами новенький. – Отец говорил что пару семей в доме том сгоревшем нашли.

– Это как, сам себя пожёг? – не понял Димка.

– А вот так, заперлись изнутри и подожгли все. Там поп-раскольник вроде был какой-то, – глухо проронил Костя, явно жалеющий закончить тему. – Ну да хватит об этом, ночь сегодня не та чтобы про такие вещи говорить. Про это днем ещё можно, да и то, немного. А в здешних местах и днём не нужно.

– Почему это нельзя? – Заупрямилась Ленка.

– Здесь нельзя, – тяжело вздохнув, назидательно и совсем по взрослому повторил Костя. – Нечистая сила на такое слетается. А мы тут беззащитные. Да и любят они детей, – будто про себя добавил Костя. – Я бы на вашем месте до темноты здесь не оставался, – усмехнулся он и эта легкая улыбка, скривившая его тонкие губы, совсем не понравилась Димке.

Тьма продолжала сгущаться и в игре отблесков пламени костра лицо Кости неуловимо преобразилось, вплетая в себя причудливые тени, будто продолжающие жить на нём своей жизнью.

Последующие минуты ребята провели в неловком молчании, уставившись на затухающий костерок. Диме нравилось смотреть на огонь. Верующая мать часто брала его с собой на службу в церковь и там, устав от долгого стояния на ногах, он часто сводил взгляд к огоньку свечки. Ограниченный клочок материи, живущий по своим собственным законам и в тоже время гармонично вписывающийся в умиротворяющий фон церковной службы очаровывал его и приобщал к таинству. Здесь же, в на открытой природе, огонь казался совсем другим. Языки пламени прожорливо пожирали все до чего могли дотянуться, извивались в попытках вобрать в себя все что могло им послужить пищей. Смертельные и в то же время согревающие собравшихся вокруг людей.

Где-то вдалеке послышался шум проходящего поезда. Повернувшись к железнодорожные насыпи, Гришка промолвил – «вечерний пошел, пора идти уже». Все облегченно поддержали предложение и стали собираться в путь. Потушив костер и уже выйдя к проселочной дороге, Костя вдруг спохватился – «Я у реки снасти оставил, вот остолоп» – шлепнул он себя по лбу.

– Пойдем соберем, – вызвался Димка.

– Да там надолго, я же еще ловушку на окунька выставлял – скомкано проронил Костя в ответ. – Вы идите по прямой и как к насыпи выйдете, то уже вдоль путей. Оттуда до деревни рукой подать. Бывай малой, – потрепал он неожиданно Димку по плечу и заговорщически добавил, – может свидимся.

Дети вышли на пустую ночную дорогу, освещенную лишь первыми звездами и восходящей луной. Шли притихшие, догадываясь что дома уже ожидает родительский нагоняй. Пройдя около четверти часа, Димка ощутил неестественную тишину. Стрекот насекомых, шелест ветра и другие присущие сельскому полю звуки словно приглушили и их отрезало от внешнего мира невидимым колпаком.

Кажется, остальные ощутили то же самое. Гришка остановился и стал напряжённо озираться по сторонам.

– Ты чего, – ткнул его младший брат, явно напуганный не меньше его.

– Славо, дене дене агавай – начал бормотать Гриша

–Повторяй – шикнул он на младшего. – Нечистая грядет.

Пискнув, тот начал вторить брату, коверкая услышанное.

Тоненько засмеявшись, Ленка зашагала вперед. Испугавшись выглядеть трусливее сестры, Димка обогнал ее и еще бойчее зашагал вперед. Обо брата плелись где-то в отдалении и спустя какое то время Димка стал повторять их мантру, но лишь про себя, дабы не быть высмеянной Леной.

Им оставалось совсем немного до железнодорожной насыпи, когда из лесной посадки по левой стороне от дороги чуть позади них послышался скрип колес и спустя пару мгновений из леса выехала телега, запряженная прихрамывающей лошадью. Телега выглядела совершенно обыкновенной, одной из тех что Димка не раз уже видел в селе. Маленькая сгорбленная фигурка, одиноко сидящая на ней и помыкавшая лошадью, казалось, была женщиной, судя по цветастому платку у нее на плечах. Лица в темноте видно не было. Телега быстро догнала ребят, будто остолбеневших на обочине дороги.

Димка начал мысленно молить ее быстрее проехать мимо. Шепот стоявших неподалеку Гришки с братом стал ощутимо громче, они взирали на телегу округлившимися глазами. Одна лишь Ленка с вызовом смотрела на нарушителя ночного спокойствия, презрительно сморщив носик.

«Тпру родимая», – отчетливо прошелестел старческий голос и хромая лошадь встала как вкопанная. В нахлынувшей на них тишине бормотание братьев стало совсем уже отчетливым, но женщину это кажется не смущало.

– А вы что тут бродите ночью, соколятки? – перегнулась она к ним из телеги. В свете луны Димка снова обратил внимание на красивый расписной платок и заметил под ним уголок белесой сморщенной кожи. Но лицо женщины по прежнему было скрыто в тени.

– Домой мы идем, в Давыдовку – тихо ответила Ленка.

– Поздний час уже, негоже вам по полям бродить. Ты садись ко мне, – напевно предложил голос из под платка, обращаясь по всей видимости лишь к Ленке.

К изумлению Димы, та, лишь едва замешкавшись, действительно сделала шаг по направлению к телеге. Внезапный страх обуял его с такой силой, что любые слова застыли в глотке. Уже увереннее подойдя к телеге, Ленка молча протянула руку вверх. Старая женщина ухватила ее и едва уловимым рывком мгновенно подтянула к себе. Выглядело это еще более неестественно чем безропотная реакция сестры. Здесь Димка уже смог совладать с собой и запищал, бросившись к телеге: «Лен, Лен, ты чего. Пойдем так».