Ёжик открыл ознакомительные фрагменты, просто так, чтобы чем-нибудь себя занять, отвлекаясь от мыслей о Дубнеровом сюрпризе, а они продолжали лезть в голову.

«Сюрприз необязательно окажется приятным… Может не понравиться мне, или он вовсе придумка Дубнера…»

Творились, без сомнения, непредвиденные, необычные вещи, только в высшей степени нечёткие. Подобным образом видит цветную рябь человек с плохим зрением и без очков: вроде бы что-то есть, некая цветная муть, а на деле – словно бы пустота.

«Гроза, встреча с Дубнером, странный разговор, подземные ходы – слишком много открытий за раз», – пришёл к выводу Ёжик.

Тут раздался стук в дверь – внезапный, но подоспевший как раз вовремя, чтобы не дать колючему зверьку опять уползти в путаные, шумные, небезопасные джунгли пустых догадок. Он выключил пожилой компьютер, спрыгнул с вертящегося стула, больного чем-то вроде артрита, открыл дверь; на пороге, улыбаясь, стояли родители Ёжика.

– Привет, родной.

– Привет, пап, мам.

Отец оделся в гости по-обыкновенному – та же наполовину военная форма, наполовину костюм рыбака (даже продавец, в лотке которого ёж-старший купил эту специфическую вещь, не знал, что продаёт её); те же сапоги с завёрнутыми краями; те же непонятно зачем перчатки; та же сетка от комаров, сейчас закинутая на широкополую шляпу цвета хаки.

Мать была в сверкающем чистотой платье, где надо скрывавшем, а где надо подчёркивавшем нетривиальную фигуру ежихи; платье, равно как и шляпку, украшали цветы на белом фоне, красные, синие и зелёные, приятных глазу оттенков; на плече висела светло-коричневая дамская сумочка; невысокие туфли сильно разведённого розового цвета и тонкие белые перчатки завершали картину.

Мать неспроста выглядела более по-городскому, чем отец: из них двоих именно она родилась в шумном городе, встретила там совершеннолетие и пробыла до двадцати лет, прежде чем приезжий красавец в лице Ёжикинова папы увёз её в нешумное, романтичное местечко. Добра они в этом живописном уголке жили-наживали недолго, потому что какой-то дебошир выстрелом из огнемёта спалил большую часть домов дачного посёлка. Процентов 90 всех строений, сделанные из дерева, сгорели до основания; остальные 10% – каменные и кирпичные – отделались «лёгким испугом»: опалёнными стенами и расколовшимися окнами, а ещё разрушенными садами: их ведь не укрыть толстой стеной.

Родственники обнялись, расцеловались, перекинулись двумя-тремя ничего не значащими фразами; потом Ёжик с родителями прошли на кухню. Помещение, где обычные продукты превращаются в волшебные вкусности, встретило троицу радушно: милыми, мягких оттенков шторами, давно используемой, но функциональной, надёжной электроплитой, вазочками с комнатными растениями, подсолнухом в большом горшке слева от подставки, где стоял тоже неновый, однако отрабатывающий на сто процентов все вложенные в него средства тонкоэкранный телевизор.

– Я открою окно? – спросил Ёжик. – С утра готовил яичный салат – запах до сих пор не выветрился.

– Да, конечно, сын, – рассеянно ответил отец, усаживаясь на твёрдый удобный стул с высокой спинкой, сделанный в стиле ретрокантри, а со временем, кажется, пропитавшийся этой атмосферой по самые концы ножек. Включив телевизор на первом попавшемся канале (Центральный 2), отец стал смотреть новости.

– У тебя тут так здорово, – произнесла мать, обнимая сына, – но, мне думается, некоторая смена обстановки пошла бы на пользу дому. И тебе.

– Ма-ам…

Ёжику не дали договорить:

– Помню-помню, обещала не вмешиваться в твою жизнь, но ведь ты живёшь, как… – Она не могла подобрать слово.

– Здешний, – не отрываясь от экрана, подсказал отец.

– Верно! Спасибо дорогой.

Отец не отреагировал: передавали прогноз погоды, не вызывавший у взрослого ежа доверия, однако за годы постоянных просмотров заставивший с собой считаться.

– Мам, я и есть здешний, живу-то в лесу.

– Мне бы хотелось, чтобы ты добавил в свою жизнь немного разнообразия…

Ёжик собрался с силами и перебил:

– Меня устраивает нынешнее положение вещей. Мам. Правда.

Она выслушала, покивала.

– Да-да, не сомневаюсь, только имей в виду всё же. Хорошо?

Пришлось капитулировать, хотя бы на время, иначе, такими темпом и способом, никогда не дойдёт до чая.

– Хорошо.

– Мать дело говорит.

Отец выдал стандартную фразу, не оборачиваясь. На канале Ц2 начинался футбольный матч, полуфинал какого-то очередного кубка; играли Нил Юнайтед и Морентина. Состязание само по себе интереса не представляло, однако команды в плей-офф вышли сильные, что обещало захватывающее зрелище: отец предпочитал болеть не за кого-нибудь, а за футбол, даже когда играли его любимые команды. Точнее, особенно когда они играли: по заведённому распорядку подлости, твои команды проигрывают чаще, чем его или её, при этом неважно, за кого ты болеешь.