Моя мама окончила Ленинградский Университет. Училась она вместе с Анной Васильевной, будущей женой Абрама Федоровича Иоффе. Её сестра, тетя Варя – Варвара Павловна Константинова, окончившая Физико-механический факультет Ленинградского политехнического института, вышла замуж за Якова Борисовича Зельдовича. Она начала свою деятельность в Институте агрофизики и затем работала в Московском Институте кристаллографии. Яков Борисович, блестящий физик-теоретик, трижды Герой Социалистического труда, лауреат Государственных премий, всемирно признанный ученый начинал свою научную карьеру тоже в Институте химической физики.

Младший брат моего отца – Леонид Павлович Константинов, конструктор и создатель военной техники, был удостоен Государственной премии за создание образцов военной техники, жил в Свердловске, а теперь уже вновь Екатеринбурге.

Николай Александрович успешно проработал всю свою жизнь на Кировской электростанции, снабжавшей Ленинград электроэнергией.

Мои старшие братья Сережа и Шурик также работали в Физтехе. Сведения о родственниках, имеющих отношение к физике, я привел не для того, чтобы похвалиться, а для того, чтобы подчеркнуть, что люди, окружавшие меня с раннего детства, принадлежали к категории трудолюбивых, любознательных и талантливых инженеров и ученых, самозабвенно преданных науке, своему самому важному в жизни делу.

Во время войны предприятия и научные учреждения Ленинграда были срочно вывезены в другие города Советского союза. Сотрудники Физико-технического института через разбомбленные Боровичи волею Божьей были благополучно вывезены в Казань. В институте проводились важные для обороны Родины работы по созданию систем защиты кораблей, систем защиты военных объектов и многое другое. Несмотря на ужас ведущей ся войны, в Физико-техническом институте проходили защиты кандидатских и докторских диссертаций. Мой отец на заседании Ученого Совета физико-технического института под председательством Абрама Федоровича Иоффе защитил в 1942 году кандидатскую диссертацию по теме, посвященной звуковой индикации движущихся танков противника. Найти информацию об этой работе так и не удалось. Возможно, что диссертация была посвящена звуковой локации танков. Акустика, теория колебаний были началом научной деятельности отца. В 1943 году отец блестяще защитил докторскую диссертацию на тему: «Гидродинамическое звукообразование и распространение звука в ограниченной среде». По существующим свидетельствам, она была очень хорошей. Все полученные им результаты и теоретическое обоснование работы были получены им до войны. Законченного высшего образования он не имел.

В блокадном Ленинграде продолжали работать оставшиеся сотрудники института, мерившие толщину льда Ладожского озера для создания дорог по льду чтобы обеспечить ленинградцев продовольствием.

В 1945-ом ленинградцы вернулись, кто в Москву, кто в Ленинград для продолжения работы по обеспечению Родины «самым необходимым ужасающим оружием», уже испытанным американцами над Хиросимой и Нагасаки. Создание атомной и водородной бомб в России было выполнено в кратчайшие сроки.

Я родился в 1943 году в городе Казани. В эвакуации, по рассказам мамы и тети Маруси, было тесно, голодно и холодно. Жили в доме барачного типа, около которого был большой овраг, который почему-то очень часто потом упоминался мамой. Отец работал в Москве и изредка приезжал в Казань. Уже в 1945 году мы вернулись в Ленинград. Первое место нашего проживания в Ленинграде была квартира нашего дяди – папиного брата Федора Павловича Константинова – архитектора. Дядя Федя был женат на тете Люсе. Квартира была куплена моим дедом Павлом Федосеевичем Константиновым. Дядя Федя со своей женой, тетей Люсей, жили в двух смежных комнатах – большой с печкой, облицованной изразцовой плиткой, с роялем, и маленькой. В этой же квартире еще одну комнату занимали тетя Маруся (Мария Павловна Константи нова), бабушка и две дочери Александра Павловича Константинова – Лена (Эллочка) и Наташа. До революции эта квартира принадлежала моему деду Павлу Федосеевичу Константинову. После революции в результате уплотнения квартира стала коммунальной, заселенные жильцы занимали три или четыре комнаты. В квартире была очень большая кухня.

Мне было около двух лет, и об этом поселении я запомнил только то, что я, уже научившийся в Казани ходить, ходить перестал, потому, что ходить было негде. Наше семейство в составе папы, мамы, бабушки и трех сыновей, оказалось вместе с вещами на маленькой площади настолько, что по комнате можно было только протискиваться. Я спал на рояле, поскольку все помещение было заставлено вещами. Мне запомнилось, как из-под крышки рояля доставали картошку, и что было очень много людей. В 45-ом году объявили, что война закончилась разгромом фашистской Германии. Помню только, что счастливые люди толпами гуляли по городу и шумно отмечали прекращение войны.

По-видимому, уже в 1945 году дирекция института выделила отцу площадь в ведомственном доме на Ольгинской улице (теперь эта улица называется улицей Жака Дюкло). Папа, мама, моя бабушка и трое мальчишек переехали в комнату в двухкомнатной квартире. Места было мало. Мой старший брат Сергей Михайлович Мочалов очень помогал маме, ухаживая за мной. Когда в квартиру перевезли вещи, для моей кровати места не нашлось и мне пришлось спать, а днем играть на деревянном сундуке, который мне казался очень большим. В этом сундуке, поскольку не было платяного шкафа, хранилась вся одежда, за исключением той, которая носилась каждый день. Я играл в камушки, палочки и принесенные с улицы братьями колесиками, воображая, что это автомобили или экскаваторы. Доводилось играть и винтовочными гильзами. Дома сидеть было скучно, да и мешал я взрослым, поэтому меня отправляли одного гулять во двор, благо двор был огорожен деревянным заборчиком. Во дворе было куда как интереснее – дровяные сараи, через забор – улица, по которой ходили грузовые трамваи, возившие песок из карьера, что был совсем рядом с домом. И самое интересное – через щели между досками было видно, как экскаватор с огромным ковшом нагружает песок на трамвайные платформы.

Мне было строго-настрого запрещено уходить со двора, но как-то раз, не в силах преодолеть любопытство, я протиснулся в щель между досками забора и медленно, как завороженный заковылял по направлению к работающему экскаватору, который притягивал меня как магнит. Отойдя метров на двадцать от забора, я вдруг испугался – мама рассердится и накажет, и побежал обратно к забору. Но не тут-то было. От страха щель в заборе не находилась. Ужас от совершенного и невозможности исправиться заставили меня разрыдаться. Я тер грязными ручками глаза и громко ревел. Тут кто-то из взрослых меня обнаружил и благополучно водворил домой. Наказание – запрет на гулянье во дворе – последовало незамедлительно.

Соседи по квартире – семья из трех человек: Голубев Николай Николаевич великолепный стеклодув, его жена Клавдия Андреевна – комендант физтеховских ведомственных жилых домов и их сын Сережка Голубев, ровесник моего среднего брата. Квартира была угловой на первом этаже трехэтажного дома. К квартире примыкала одноэтажная пристройка – коммунальная прачечная.

Дом, в котором мы жили, шел перпендикулярно Ольгинской улице. В нем было три подъезда. Длинной стороной дом был обращен к песчаному карьеру, который в скором времени стал озером. По Ольгинской улице были проложены трамвайные пути, спускавшиеся в карьер. Трамваи с платформами вывозили песок из карьера для строительства города. В карьере работало два экскаватора, нагружавшие платформы песком. Трамвайные пути были проложены прямо в карьер. В то время автомобильный транспорт был недостаточно развит, и основные перевозки в городе осуществлялись железнодорожным транспортом или трамваями. Со стороны подъездов был двор, с одной стороны которого было трехэтажное строение (сохранившееся и до сих пор) с двумя подъездами. Из одного подъезда был вход на лестницу, на которой располагались квартиры. Из другого подъезда можно было попасть как в отдельные квартиры, так и в квартиры коридорного типа, являвшиеся общежитием 1 . Этот трехэтажный дом или, как сейчас говорят, корпус, шел параллельно Ольгинской улице. Через двор напротив этого строения располагались дровяные сараи. В домах было центральное отопление, но на кухнях стояли дровяные плиты. Газ тогда еще в городе не использовался. Вокруг этих двух корпусов и дровяных сараев был невысокий забор из штакетника. В подвале дома, параллельного Ольгинской улице, располагалась котельная, обеспечивавшая тепло в этих домах чуть ли не до 1980 года.